Николай Трошин - Евгений Пискун

"Чрезвычайным успехом пользовались гигантские макеты блюминга и МТС на площади Свердлова, исполненные художниками Мусатовым, Трошиным и Родионовым. Был применен новый метод комплексного художественного агитационного показа средствами света, музыкального оформления, радио и изобразительного искусства".

Николая Степановичу не раз приходилось участвовать в оформлении выставок и декоративных сооружениях, приуроченных к каким-либо грандиозные торжествам, и везде он находил оригинальное решения. Можно с уверенностью сказать, что как художник-оформитель он всегда находился на переднем крае.

Из воспоминаний Николая Степановича:

"1933 год. Готовились к майским торжествам. Вспоминается здание Моссовета, где обычно помещалась Центральная первомайская художественная комиссия ЦК ВКП(б). Она располагалась в большом белом зале, на дверях краткая надпись "Штаб". Здесь, в штабе, создавалась какая-то особая, приподнятая, рабочая, напряженная обстановка. Каждую минута по телефону сообщались новые сводки о положении на фронте строительства. Штаб работал днем и ночью. В белом зале - масса народу: прорабы и директора стройконтор, снабженцы, электрики, художники-оформители. Все они фактически выполняли наши замыслы. Зал - как развороченный муравейник. Дверь все время открывалась и закрывалась. Здесь решались все вопросы. Главное - темп и четкость оформления при всех обстоятельствах. И никаких отсрочек".

Вот такая деловая атмосфера царила тогда в среде художников-оформителей. не менее интересны воспоминания Николая Степановича о его участии в оформлении Манежной площади в майским торжествам. Начиналось это так. Ночью неожиданно раздался телефонный звонок. В трубке раздался тревожный голос Д. Моора, с которым к тому времени у Николая Степановича сложились дружеские отношения: "Николай! Нам с тобой и Сергеем Сенькиным поручили оформить Манежную площадь. Тема - изобилие. Завтра меня вызывают к Микояну. Извини, что так поздно позвонил, и спокойной ночи". Конечно же, после такого звонка никакой спокойной ночи не было. Начались раздумья о предстоящей работе, в голову стали приходить разные интересные идеи. Очень хотелось создать такой художественный образ, чтобы чувствовался световой праздник, "вихрь", но не "по-малявински", а по-своему. После бесконечных поисков художники нашли, наконец, решение: превратить на несколько дней Манежную площадь в ярмарочную, с каруселью посередине, украшенную в духе народного творчества. Решение было принято, и началась кропотливая, но интересная работа: сначала в макете, а потом и в действии. Задание было выполнено в срок.

Из воспоминаний Николая Степановича:

"Алая карусель звучала мажорно, празднично. Все росписи, орнаменты как бы дополнительно озвучивали своими цветами общую гамму. Была использована вся сила красного цвета - от алого до глубокого темно-красного. Перезвон красных цветов создавал праздничную атмосферу, тот особый шум и гомон, который бывает на народных ярмарках. Даже натуральные ткани и предметы народного творчества хорошо вписывались в эту особую гамму. Все крутилось, позванивало в бубенцы и колокольчики, как на настоящей карусели. Музыка звучала задорно и весело. Приходили художники и шутливо говорили: "У вас прямо-таки малявинский вихрь! Все радует и поднимает настроение..." И действительно, все было насыщено юмором и весельем. На нижнем неподвижном постаменте карусели висел ряд юмористических рисунков Д. Моора, некоторые из которых были лубочного характера. Творчество замечательного художника вышло на улицу, к народу. Рисунки были достаточно декоративными, большое количество людей могли одновременно рассматривать их издалека. Вокруг карусели устроили так называемый сад, на деревьях которого, как в сказке, росло все: колбаса и сыр, огромные банки с консервами и рыбой, банки варенья и медовые пряники. Около "сада" повсюду стояли палатки и ларьки, в которых можно было купить его "плоды". Было диковинно и смешно, а главное весело. Деревья "сада" были с необычными листьями, как в русских сказках. Около карусели устроили сценические площадки и помосты, на которых выступали артисты, самодеятельные коллективы и скоморохи, а вечером крутили кино на громадном экране под открытым небом. Вокруг карусели затевались игры и танцы до утра".

Так с помощью новых приемов оформительского искусства создавался гротескный мир, достигались праздничная атмосфера, радость и веселье, что было в то трудное время просто необходимо. В этом действе, которое сегодня кажется наивным, скрывалась надежда, что этот сказочный мир действительно в недалеком будущем превратится в быль и будет создана своя пищевая индустрия.

Хотелось бы сказать несколько слов о творческой дружбе Николая Степановича с Д. Моором, которого он очень любил. Запомнилось первое посещение Д. Моора на его квартире в узком переулке у Яузских ворот. Николай Степанович вспоминал: "Жил он тогда в старом, обшарпанном трехэтажном домике со всеми запахами прошлого. На двери табличка "Д. Моор Орлов Дмитрий Стахиевич". Значит Моор - псевдоним. Я об этом слышал, но никогда не знал его настоящей фамилии. Звоню. Слышу, как открывается дверь, и меня оглушает звонкий, веселый лай собачки. Открывает сам Моор. Кричит: "Фивка, перестань! Ну за что ты облаяла хорошего человека? Вот собачья психология! Она считает - нужно, не нужно - облаять человека никогда не вредно. К сожалению, и люди так делают... Иной раз в трамвае тебя так облают, что сразу не опомнишься... Ну ничего, мы сейчас усиленно боремся с пережитками прошлого в наших журналах и газетах..." Потом продолжил, обращаясь ко мне: "Входи, входи!"

Только я разделся и хотел войти в комнату, как Моор меня предупреждает: "Никола, береги макушку, а то тебя Ваня поцелует своим клювом!" Я оглянулся и увидел, что в углу над дверью сидит огромный ворон с большим, тяжелым клювом. Первое впечатление, возникшее у меня: я пришел к какому-то сказочному кудеснику или предсказателю.

Но вот все успокоилось, и я стал рассказывать ему о проекте оформления выставки "Победы первой пятилетки" - явлении небывалом. Выставка должна была прозвучать как победная симфония труда и энтузиазма народа. Д. Моор слушал очень внимательно. Его крупное лицо с копной густых волос повернулось ко мне. На меня пристально смотрели его добрые светло-серые глаза - те самые глаза, которые видят и вскрывают все страшное, отвратительное и злобное, как бы оно ни было завуалированно".

Долго еще продолжался разговор с Моором. Он рассказывал ему о своих задумках относительно этой выставки. "Мне бы хотелось,- сказал он,- чтобы вы отразили в своих рисунках, с сатирой, одним словом, "по-мооровски", прошлое... В основу выставки будет положен принцип "так было - так стало"... В полном контрасте с прошлым будут громадные фото и большие диаграммы о сегодняшних достижениях".

Дмитрий Стахиевич все внимательно выслушал, улыбнулся, глаза его заискрились. "Добро!" - сказала он.

Вскоре идея оформления воплотилась в жизнь. Выставка действительно удалась. Особенно выразительны были черно-белые сатирические рисунки Моора и яркая живопись молодых художников. Выставку можно было назвать, как поэму В. Маяковского,- "Во весь голос".

Творческая дружба с Д. Моором продолжалась еще многие годы. Именно Моору принадлежал всем известный плакат "Ты записался добровольцем?". Также он создавал иллюстрации для журнала "Безбожник у станка", очень популярного в то время.

Из воспоминаний Николая Степановича:

"Как-то иду я по большой Дмитровке и на противоположном углу от Столешникова переулка вижу - в витрине лежат несколько номеров этого журнала. Всматриваюсь в лица прохожих и вижу в них всю гамму чувств и состояний, равнодушных нет. Все смотрят по-разному: тут и улыбка, тут и смех, злорадство, иронический оскал зубов, снисходительная усмешка и прочее. Людей привлекали шаржи и карикатуры на богов. Моор создал их маски: бог Саваоф - в виде добродушного старичка в очках; Будда - расплывшийся в складках своего тела; Аллах - сладострастный неженка гарема.

Однажды Моор попросил Николая Степановича помочь ему в организации выставки, посвященной 25-летию его творческой деятельности. Николай Степанович с удовольствием согласился и постарался проявить все свои способности. Он предложил Моору увеличить известный всем плакат "Помоги" до трехметрового размера. Этот плакат уже сам по себе смотрелся как громадный фрагмент фрески, а увеличенный он мог держать как центр экспозиции весь большой зал выставки. Предложение было принято, и затем были увеличены еще несколько плакатов. Зритель уходил с выставки, потрясенный образами, мыслями и чувствами художника.

Из воспоминаний Николая Степановича:

"Здесь было собрано все воедино как бы пророком, который жег сердца людей своими рисунками, плакатами, своей сатирой, шаржами". К сожалению, на открытии выставки ему присутствовать не пришлось - необходимо было срочно выехать в творческую командировку на паровозостроительный завод в Ворошиловград, чтобы сделать рисунки и большие гуаши для выставки "Индустрия социализма". Здесь, в Ворошиловграде, он получил от Моора письмо, в котором тот писал: "Выставка прошла прекрасно... Внешне она смотрелась хорошо, и об этом говорили даже посетившие ее англичане и французы... Ты себе представить не можешь, как я тебе благодарен! Дружески жму твою руку, твой Моор".