Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая - Дмитрий Мережковский

«Изнеженное поколенье…»

Изнеженное поколеньеВраздробь, врасплох, в недобрый часПостигло кораблекрушенье,И в чашу бурь швырнуло нас.И вот событий темных силаНас подхватила, понесла,Без звезд, без смысла, без ветрила,Без капитана, без весла.Наш плот и тонет и не тонет,Им потешаясь, демон водТо в бездну черную уронит,То вверх, взметнувши, вознесет,То накренит над пропастямиПочти отвесною стеной,И кажется, что гибнет с нами,С орбиты сброшен, шар земной.И нас, покинутых судьбоюНа погибающем плоту,Уносит гулкою волноюПоодиночке в пустоту.

Миражи

1. «Когда сплывет ночная тьма…»

Когда сплывет ночная тьмаИ дымный день в окошко глянет,Меня неудержимо тянет —   — Сойти с ума…В ущелье зданий на веревкеПо ветру треплется белье…Гляжу на тесное жилье,Неприспособленный, неловкий…Уйти, укрыться… Но куда?..Подальше от чужбин и родин!..И вдруг, как яркая звезда,Сверкнет благая весть: Свободен!И унизительных заботСгорают ржавые оковы,И мир из пепла восстаетОблагороженный и новый.В нем все поет, в нем все цветет,В нем места нет угрюмой злобе,И скучный хлам междоусобийМетла гигантская метет.Какое солнце тут горит!Все — мудрецы, и все — поэты,И, облачаясь в новый вид,Кивают дружески предметы.И синей бездной я лечуДалёко от чужбин и родинИ птицам весело кричу:   — Свободен!..

2. «Где б ни был я, куда б ни шел…»

Где б ни был я, куда б ни шел,За мной — селеньем, лесом, полем —Ползет, послушен и тяжел,Мой страшный раб, мой бледный голем[59],Неуязвимый для людей,Слепой, безгласный и ужасный,Он волей вспыхнувшей моейВоспламенится в час опасный.Но не по прихоти велитЕму душа за мной влачиться,И не по прихоти казнитЕго гранитная десница.Когда душа обожженаНегодованьем, — в хилом телеТрепещет и зовет она:«Ты мне покорен был доселе!»И он, огромный и немой,Встает — и никнет сила злая,И крики радости волнойЗа нами плещут, не смолкая…И дальше в доблестный походПо очарованным долинамЗмеистый путь меня ведетС моим послушным исполином.

Баллада о Черном Вороне

Безумью нашему укор,Над Русью мертвенно-покорнойКругами вьется Черный Вор,Кругами вьется Ворон Черный.

Скользя по улицам ночным,Кого-то ищут злые фары,И всё, что дышит, перед нимКак будто оковали чары.

В тоске притихли города,И ни одно окно не светит,И горе тем, кого тогдаЖелезным клювом он отметит.

Над кем кружится Ворон злой?Чье нынче сердце выпить хочет?Кого в несытый замок свойСегодня Черный Вор волочит?

Проснулись. Ждут. У чьих дверейВстревожат ночь глухие стуки?И кто в клещах стальных когтейИсчезнет в ночь на смерть иль муки?..

Скользнув в проулок, словно тать,Замедлит быстрый ход машина,И не одна седая матьСегодня потеряет сына.

И хмурых жертв его не счесть,И всех вороний коготь давит,В ком Человечность или ЧестьТирана, падши, не восславит.

Безумью нашему укор,Над Русью, мертвенно-покорной,Кругами вьется Черный Вор,Кругами вьется Ворон Черный.

Страна молчит, молчит народ,Оцепенев в железах ночи,И Черный Ворон им клюет,Клюет еще живые очи.

Иноходец

Я был еще мальчик. ОстывалаСтепь от дневного зноя. Серый, вплавьШел иноходец по холодеющему шляху.Ковыли кивали, и ковылем взметалиБег и ветер и серебряную гриву.В траве кричали, встречая вечер, цикады,А за черным курганом, красное, садилось солнце.

Низко припадал мой конь к тропе знакомой,Крепкой грудью ветер рассекая,Он вольным бегом себя и хозяина тешил.

Я был еще мальчик, и моя душаБыла ясна и не отравлена презреньем.

Мой конь меня любил. Он послушно мордуНаклонял под ласкающую руку.Издох он рано. Резвясь над оврагом,Он споткнулся и сломал себе позвоночник.

Моего коня увезли на дрогах скорняки драть шкуру,А седло украл и пропил работник.

Длинною с тех пор змеею годыПроползли. За океаном, далекая и чужая,Лежит наша степь, и новые по ней протоптаны тропы.

Иноходец, мы оба в жизни шли необычным аллюром!

И я, как конь мой, тяжело расшибался,Только уцелел.

Лишь душа, дышавшая ветром и прохладой,Захлебнулась горьким и страшным презреньем.

Илия Британ

«В полях изгнания горит моя звезда…»

В полях изгнания горит моя звезда;Летят мгновения в капризно-жутком танце,И мчатся черные большие поездаМеж светлых призраков почти ненужных станций.

Кому поведаю тоску моей тоски?Когда все кончится? Конца не видно прозе!..Хохочут злобные кошмарные свистки,Вагоны — кладбища; а кто на паровозе?

Держу бессмысленно навязанный билет:Какая станция? увы, названье стёрто…Молиться Господу? Его как будто нет…Куда торопимся? не все ль равно: хоть к черту!

Вся жизнь — изгнание… Мелькают фонари…Устал от грохота, от призраков, от свиста;Не видно месяца, не будет и зари, —И Смерть курносая торчит за машиниста…

«Колода старых карт, знакомая до муки…»

Колода старых карт, знакомая до муки:По ним я ворожил в плену больных минут;Держали часто их твои родные руки, —Давно ты умерла, они еще живут.

Вот черный мрачный туз, суливший мне потерю,А вот девятка пик, с оторванным углом;От Бога я ушел, но в них, как прежде, верюВ цепях своей тоски, в печали по былом.

Как свято я храню заветную колоду!Она еще жива, а ты — давно в гробу…Предскажет, может быть, последнюю свободуУзор старинных карт усталому рабу.

«Тоскует колокол. Печален талый снег…»

Тоскует колокол. Печален талый снег,Угрюмы лужицы под небом серой стали,Бесцветны скатерти еще безмолвных рек,Косятся домики в холодной мутной дали.

Тоскует колокол. Тяжел немой дымок,На крыше каркает докучная ворона,Кусты увядшие застыли у дорог,На старом кладбище в слезах грустит икона.

Не видно солнышка; чернеют тополя,Как тени грозные, как вражеские пики;Томится грешная, безвольная земля…Тоскует колокол. Сегодня Пост Великий.

«Еще, еще там стрелка передвинется…»

Еще, еще там стрелка передвинется,Еще прибавит лжи к моим обманам…Земля, Земля, ты — скверная гостиница,С дешевым, грязным, скучным рестораном!

Еще, еще среда, четверг и пятница,Еще один подарок новогодний…Земля, Земля, ты — старая развратница,Которой быть пора корыстной сводней!

Еще, еще тут что-то переменится,Еще, еще Судьба затянет нити…Земля, Земля, ты тоже в мире пленница,И нет конца бессмысленной орбите!

«Я — раб в сырой каменоломне…»

Я — раб в сырой каменоломнеИ бремя тяжкое несу;Года былой свободы помня,Страдаю пленником внизу.

Летят холодные обломки,Летят и думы, как они;И гаснет голос мой негромкий,И гаснут призрачные дни.

Мелькнет во тьме порой мне искра,Мелькнет надежда, как она;И Смерть шагает так не быстро,Как мой хозяин, Сатана.

И долго, долго суждено мнеТерпеть за черную винуИ быть рабом в каменоломнеУ самого себя в плену.

«О, буря адская! Дрожит мое весло…»