Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга первая - Дмитрий Мережковский

«В ночи, прислушиваясь к звуку…»

В ночи, прислушиваясь к звукуГрозы, идущей стороной,Я нашу изживал разлуку:Ни ты, ни я тому виной,

Что страсть, остыв, ушла навеки.И все же, глядя в душный мрак,Я ждал, чтоб мне он подал некийПонятный сердцу вещий знак.

И было. Молния сверкнула,Как росчерк властного пера,И в книге жизни зачеркнулаВсе то, что умерло вчера.

«Загадка все одна и та ж…»

Загадка все одна и та ж:Игрушка ль мы судьбы случайной;Иль жизни смысл окутан тайной,Как сфинкс, песков безмолвный страж;

Иль красота и радость мираНам только снится, как миражВ пустынях синего эфира?

«Рукой бесстрастной кости мечет…»

Рукой бесстрастной кости мечетСудьба, бессменный банкомет;Несчастье — нечет, счастье — чет,Сегодня — чет, а завтра — нечет…

Играй! Не бойся — прост расчет:Ведь жизнь твой проигрыш залечит,А смерть и выигрыш возьмет.

На переломе

В душе ни ропота, ни горьких сожалений…Мы в жизни знали все. Мечтавшийся давноРасцвет искусств — был наш; при нас претвореноПрозрение наук — в триумф осуществлений.

Мы пили творчества, любви, труда и лениИзысканную смесь, как тонкое вино;И насладились мы, последнее звеноВ цепи взлелеянных веками поколений.

Нахлынул мир иной. С ним — новый человек.Под бурным натиском наш утонченный векВ недвижной Красоте отходит в область мифов.

А мы, пред новизной не опуская век,Глядим на пришлецов, как некогда на скифовС надменной жалостью глядел античный грек.

Свеча

Благой со строгими глазамиТемнеет Спас: благая Русь.Я вновь в былом… Опять молюсьЯ пред родными образами,

Молитвы детские шепча…О чем же крупными слезамиТак плачет белая свеча?

Вьюга

Всю ночь мело. Бил ветер ставнейИ жутко плакал у окна…И, одинокая, без снаДуша томилась болью давней,

Молясь все ярче, все страстней,Чтоб эта вьюга замела в нейИ самый след минувших дней.

«Камин пригас. Пушась, как иней…»

Камин пригас. Пушась, как иней,Зола повила головни.Чуть дым клубится струйкой синей.А за окном лежит пустынейЧужой нам мир. И мы одни.

Простой, но близкий на чужбинеНапев, все тот же искони,Ведет сверчок. В простой кручинеМы, как в обрядном строгом чине,Былые воскрешаем дни.

И в созерцательном поминеДо боли милы нам они:Друг, дай мне руку!.. А в камине,Зардев, как алый блеск в рубине,Мерцают угольев огни.

«Всем жизнь моя была богата…»

Всем жизнь моя была богата:Любовью, песней и вином, —Так пусть же вечер за окном!Полны живого аромата

Былые сны, и их красуС собой, под грустный блеск заката,Я в сон последний унесу.

Амари

Кровь на снегу (Стихи о декабристах)

Николай I

Как медленно течет по жилам кровь,Как холодно-неторопливо.Не высекала искр в душе твоей любовь:Ты как кремень, и нет огнива!

Как вяло тянутся холодной прозой дни:Ни слов, ни мук, ни слез, ни страсти.Душа полна одним, знакомым искони,Холодным сладострастьем власти.

Повсюду в зеркалах красивое лицоИ стан величественно стройный.Упругой воли узкое кольцоСмиряет нервов трепет беспокойный.

Но все ж порою сон медлительный душиПрорежет их внезапный скрежет,Как будто мышь грызет, скребет в ночной тишиИль кто-то по стеклу визгливо режет.

В Государственном Совете

На кафедре высокий молодой человекГромко, не подымая тяжелых век,Читает.На бумагу падает бледный свет,И вокруг Государственный СоветБлагоговейно внимаетВсей своей верной легавой душой,Как хозяину преданный пес большой,В слуховые трубкиИ в трубочки рукВпитывая, как губки,Каждый звук.

Устами, глазамиПьют слова.Лысыми и блестящими лбами,От краски зелеными волосами,Порами явных и тайных морщинВнемлют, слышат,Дышат едва,И громкий голос,Благодатный ветр высочайших слов,Еле колышетПерезрелый колосСтарческих отяжелевших голов.

Слились все:Лопухин в своей пышной красе,Великолепный вельможа,И мумия юноши, вставшая с ложа, —Оленин[55] с мальчишеским древним лицом,Граф Литта[56] с мальтийским крестом,Наивный и седокудрыйКарамзин, и Сперанский мудрый,Князь Куракин[57] и Кочубей,И маленький буффа — Голицын[58].Не разберешь, хоть убей,Где виги, где тори —Все лицаСлились в одно.И оноС блаженством во взореВ некое светоносное мореПогружено.

«Ангелом я покойным дышу,Пусть он мне предводительствует,Но можем ли мы рисковатьПоложением государства,Этого обожаемого отечества?Я исполняю свой долг.Присягну, как первый верноподданныйБрату и моему Государю».

В ответНа слов превыспренних ворохС блаженной тоскою во взорахШептали ему верноподданно — слабое «нет!».

Бунт

Буйность воскликновений,Звоны копыт о лед;Гуды и гул борений,Камней разгульный лет.Это свободы ГенийТолпы мутит, мятет.Всюду водовороты,Лопнул упругий кран.В весе полен — полеты,В грузе бревна — таран.Богом был царь. Но что-тоСдвинулось. Он — тиран!

Зверь, отхлебнувший крови,И захлебнется в ней.Гончую ль остановишьСвору ночных страстей?Вихорь безумья, вновеВеяньем вольным вей!

Миг — и в щепах плотина,Вал все препоны снес.Вот ниспадет лавина,Вот запоет хаос.Миг… Вдруг хлыст господина!Зверь заскулил, как пес.

Тщетно борись с волнами,Дно нащупывай, шарь…Ничего под ногами, —Тонешь ты, русский царь!Вдруг барабан и знамяТвердо идут, как встарь.

Преображенский, первыйБлизится батальон.Царские крепнут нервы,Выпрямляется трон.О, воистину первыйВ мире всём батальон!

Словно Урала скалыИли Невы гранит,Синяя сталь сверкала.Что за волшебный вид!Щурится зверь; оскалыМорды; визжит; бежит.

Громче «ура», солдаты,Слуги, друзья, рабы!Самодержавье святоИ тяжелей судьбы.Дружно «ура», ребята,Шире крестите лбы.

Вам же года неволиВаши несут штыки.Бунту безумной голиОкрик, прицел, клыки!В буйном ты, Русь, камзолеЦепи тоски влеки.

Вашим же детям цепиИ подневольный труд.Эх, широки вы, степи,Буйных разгулов гуд!Против себя же крепиВыстрой, о русский люд!

Бегство

Бежали…Дул сырой морскойВетер с такой тоской…Стреляли.Неслась картечь,Как порывы сырого ветра,И пушек извергали черные недраСмерти смерч.

Чрез полыньи и крови лужиВел по Неве свой нестройный взводБестужев.Ядра ломали лед.

Рылеев,В серой толпе затерявшись, бежал,Звал, рукой безнадежно махал:«Смелее!..»

И Кюхельбекер, бедная Кюхля,Рыхлая рохля, шлепал по снегуНогами, обутыми в слишком широкие туфли,И еще верил в победу.

Юный ОдоевскийТоже кричал и тоже бежал.Боже, не праздник, не светлый бал…Где скроешься?!

На перекрестке БулатовДумал: «Не с ними ли светлая смерть,Близкое небо, ясная твердь,Твердая смерть солдата?..»

И слыша, как бухают пушки,Князь ТрубецкойС смертной тоскойЗарылся лицом в подушки.И ежась от болиИ нервно смеясь,Бедный Князь,Вождь поневоле,Как будто попавши во фраке в грязь,Морщился, корчился, весь виясь,Брезгливо, бессильно и думал: «Доколе,   доколе, доколе?..»

И серые, сирые,Пошедшие вслед командирам,Вслед офицерам,С слепою веройСолдатыБежали, как стадо,Ибо не знали,Что делать им надо,За что умирать.Они, прогнавшие Наполеона,Бежали с воем, визгом и стоном,

Русской свободы бессильная рать.«Эй, Фадеич,Дай тебе подсоблю,У тебя колено в крови!»Нет, не избегнуть смерти иль плена…Кто там, — враги иль свои?..

Прогулка Николая I