Могучая крепость (ЛП) - Вебер Дэвид Марк

— Хорошо, Мейкел, — тихо сказал он. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. И я это уважаю. Но если ты передашь мне эти доказательства, то моим долгом будет ими воспользоваться. Или, по крайней мере, изучить их очень внимательно. Ты знаешь, как много информации мы получили о Церкви и Инквизиции из документов, которые Доминик захватил в Фирейде. Из того, что ты говоришь, эти документы могли бы рассказать нам намного больше — извини уж за прямоту — чем они.

— Я понимаю это. Это было одной из причин, по которой я так долго колебался, стоит ли отдавать их тебе. Я даже подумывал оставить их здесь, чтобы доставить тебе только в том случае, если со мной что-то случится, вместе с сопроводительным письмом, объясняющим, что это такое. Однако, в конце концов я решил, что мне нужно объяснить это тебе лично, и я решил, что по многим из тех же причин я решил оставить это тебе, а не Хейнрику. Хейнрик — мой брат в Боге и один из моих самых дорогих друзей, и он обладает мужеством великого дракона, но его глубочайшая и истинная радость заключается в его священстве, в служении нуждам своей паствы. Это во многом то, что сделало его таким идеальным выбором в качестве епископа Теллесберга — ну, честно говоря, это и тот факт, что я знал, что могу полностью доверять его лояльности. Но если бы я оставил всё это ему, это поставило бы его в крайне неудобное положение. Я думаю, что он признал бы те же проблемы, которые признаю я, но я не могу быть в этом уверен, и я отказываюсь ставить его в положение выполнения обязательных инструкций от меня, которые могли бы нарушить его совесть как священника.

— Говоря с более практической точки зрения, он действительно ненавидит политику — даже церковную, хотя и знает, что должен быть осведомлён о ней. Однако светская политика, дипломатия и стратегия — это вещи, которые он предпочёл бы оставить в других руках. Это означает, что он гораздо менее хорошо информирован и осведомлён о… имперских реалиях, скажем так, чем ты или я. Он определённо не был бы лучшим человеком для оценки информации в этих документах на предмет её возможной значимости и ценности для Империи.

— У тебя, с другой стороны, очень остро развитое чутьё на такие вещи. Если во всей Старой Черис есть хоть один человек, который мог бы более точно оценить ценность этого материала, я понятия не имею, кто это может быть. Вот почему я решил оставить это тебе… и рассказать о причинах, по которым я не могу точно объяснить тебе, откуда они взялись или кто их нам доставил. Я доверяю твоему благоразумию и знаю, что ты будешь обращаться с ними с исключительной осторожностью. И, — Стейнейр спокойно посмотрел в глаза Волны Грома, — я знаю, что ты не скажешь ни одной живой душе, где ты их взял, пока я не дам тебе на это разрешения.

Барон хотел возразить, но, осознав задачу, он понял, что это бесполезно. И тот факт, что Стейнейр доверял ему настолько, чтобы вручить ему нечто подобное, означал, что немыслимо, чтобы он нарушил это доверие.

— Хорошо, — снова сказал он. — Даю тебе моё слово в этом отношении. Но при одном условии, Мейкел!

— И что это за условие?

— Если с тобой — не дай Бог — что-то случится, тогда я сделаю с этими доказательствами то, что, по моему мнению, лучше всего. — Волна Грома выдержала взгляд Стейнейра так же спокойно, как только что архиепископ выдержал его. — Я сделаю всё возможное, чтобы защитить твой источник, кем бы он ни был, и я буду настолько осторожен, насколько смогу. Но я не приму что-то подобное без понимания того, что мои собственные обязанности и ответственность потребуют, чтобы я решил, что с этим делать, если тебя больше не будет рядом, чтобы поговорить. Это понятно?

— Конечно, — просто сказал Стейнейр.

— Хорошо.

На несколько мгновений воцарилась тишина, а затем Волна Грома тихо фыркнул.

— Что? — спросил архиепископ.

— Ну, мне просто пришло в голову спросить, собирался ли ты рассказать об этом Кайлебу и Шарлиен?

— Я ни в коей мере не спешу это делать, — криво усмехнулся Стейнейр. — Я уверен, что они будут уважать обязанности моего поста. Однако это не то же самое, что сказать, что они были бы рады этому. Так что, если ты не против, я просто оставлю этого спящего дракона лежать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— На самом деле, — криво улыбнулся Волна Грома, — я думаю, что это, возможно, лучшая идея, которую я слышал за весь вечер!

VI. Церковь Святой Катрин, Переулок Свечников, Город Менчир, Княжество Корисанд.

.VI.

Церковь Святой Катрин, Переулок Свечников, Город Менчир, Княжество Корисанд.

Людей было гораздо больше, чем отец Тиман Хаскенс привык видеть в своей церкви каждую среду.

Церковь Святой Катрин всегда посещало много прихожан, особенно вечернюю мессу. И он чётко понимал (хотя и делал всё возможное, чтобы избежать при этом чувства чрезмерного удовлетворения), особенно когда совершал богослужение во время этой службы, что действительно предпочитал её утренней мессе. Писание предписывало всем людям смирение. Отец Тиман старательно пытался помнить об этом, но это не всегда ему удавалось. Он был смертен и несовершенен, как и любой другой человек, и количество присутствующих прихожан, пришедших после того, как на доске объявлений около церкви Святой Катрин объявляли, что он будет проповедовать в среду, иногда трогало его грехом гордыни. Он делал всё возможное, чтобы отбросить это неприличное чувство в сторону, но было бы нечестно притворяться, что он всегда справлялся с этим. Особенно после того, как один из его прихожан рассказал ему, что слышал, как одну из его проповедей цитировал член какой-то другой церкви.

И всё же этим утром, когда он стоял перед алтарём, прямо за оградой святилища, слушая хор за спиной и глядя на переполненные скамьи и толпу, собравшуюся у внешней стены Святой Катрин, он чувствовал себя более встревоженным, чем когда-либо за последнее десятилетие. Не потому, что у него были какие-то сомнения относительно того, что он собирался сказать — хотя он и не ожидал, что эта проповедь станет, мягко говоря, безумно популярна во всех кварталах города — а потому, что он наконец-то собирался это сказать. За эти годы ему достаточно часто затыкали рот, гораздо чаще, чем он хотел бы запомнить, предупреждая, чтобы держать рот на замке по определённым вопросам, и вызывая на ковёр всякий раз, когда он слишком близко подходил к этим ограничениям.

«И теперь, когда ты наконец-то сможешь говорить от всего сердца, Тиман, по крайней мере половина твоих слушателей решат, что ты проклятый Шань-вэй предатель, заискивающий перед оккупантами!»

Он почувствовал, что его лицо пытается скривиться, но разгладил это выражение с лёгкостью, возникшей от долгой практики. В свои пятьдесят шесть, он занимал кафедру Святой Катрин более десяти лет. Он совсем не был каким-то недавно рукоположенным младшим священником, и знал, что лучше не демонстрировать ничего, что может быть неверно истолковано даже самым изобретательными, как неуверенность или колебание. Только не за кафедрой. Стоя там, он говорил голосом самого Бога, по крайней мере, в теории. По большому счёту, Хаскенс всегда чувствовал уверенность, что Бог даст ему слова, в которых он нуждался, но он также должен был признать, что бывали времена, когда ему было трудно услышать голос Бога за посланием Церкви.

По крайней мере, на этот раз, у него не было этой конкретной проблемы. Конечно, как предупреждало само Писание в нескольких отрывках, донесение Божьего послания до паствы не всегда было лучшим способом стать популярным среди детей Божьих. У людей была склонность решать, что Бог должен быть достаточно умён, чтобы согласиться с ними… и игнорировать всё, что Он может сказать по какому-либо вопросу, если это не согласуется с их точкой зрения. На самом деле, иногда посланнику везло, если всё, что они делали — это игнорировали его.

Хорошо хоть архиепископ Клейрмант и епископ Кейси пообещали ему свою поддержку, если — когда — дела пойдут плохо. Это было совсем не похоже на отношение епископа-исполнителя Томиса к этому конкретному вопросу, хотя Хаскенс ещё не совсем понял, кто будет поддерживать их. Новый архиепископ и новый епископ Менчира и так уже подняли достаточно собственных волн, и он подозревал, что гадостей будет более чем достаточно, прежде чем они все снова благополучно доберутся до порта.