Большие Надежды (СИ) - Варвара Оськина

на ладони, рассмотреть его состоявшую из гексагонов тяжёлую сетку, что едва заметно переливалась в закатных лучах тусклого фиолетового солнца. Это было довольно красиво, и Хант, замерев напротив одного из оконных проёмов залюбовался его голубоватым флуоресцентным свечением.

Город был всем, что представлял собой Артур. Его плотью, кровью, мыслями, телом. Тем, что он поклялся защищать ценой своей жизни, и что ни разу за десять лет, находясь во главе службы Карателей, не подвёл. Город это ценил. Сложно сказать имелись ли у искусственного разума, хоть какие-то чувства, но всё здесь было готово рассказать Ханту свои тайны, стоило лишь попросить. Центральные площади, кварталы рабочих, даже заводские трущобы на самой окраине немедленно раскрывали секреты. Артур дышал этим Городом, а тот отвечал своей преданностью.

По крайней мере так было до той странной Бури неделю назад. С тех пор Ханта не оставляло неприятное чувство, будто от него что-то скрывают, но Город упрямо молчал. Он вообще словно бы вымер под потоками странного ветра, а на утро едва дышал, захлёбываясь ранеными лёгкими вентиляции. Так много смертей! С чего бы? Артур не понимал.

Из всех жителей он, наверное, лучше других знал пыльные Бури, что проходили ежемесячно через Город. Он наблюдал за ними со стороны, был в их эпицентре, встречал под Щитом и перед ним. Знал их на вкус, видел их цвет, чувствовал приближение шторма задолго до первого воя сирены. Задолго до того, как столбы поднятой пыли заслонят горизонт, подобно грязной стене! Но в тот день, когда была казнена Мессерер, не было ничего. Буря будто возникла прямо у самого Города. Но откуда? И почему?

Устало стянув шлем, Хант провёл рукой по взлохмаченным волосам и машинально нащупал скрытый под ними и сгладившийся от времени старый шрам, что остался от давно позабытого пореза. Рубец привычно засаднило, однако, скользнув по нему забинтованной ладонью, Артур на мгновение замер, а потом резко отбросил мешавшуюся маску на небольшой столик. Раздался грохот, скрежет, от которого он невольно поморщился, а потом с тихим шипением открылась дверь, что вела в ещё одну комнату. На пороге возникла эфемерная фигура белокурой Лины, и Хант улыбнулся. Вышло до отвращения формально, но здесь никто не проверял на искренность чувств.

— Ты сегодня поздно, — тем временем негромко проговорила она и, тихо ступая босыми ногами, подошла к Артуру. Лина потянулась к нему, явно намереваясь помочь снять тяжёлый плащ, и полупрозрачные зелёные рукава её робы мягко скользнули по белоснежным рукам.

Она вся была сделана будто из снега. Светлая настолько, что терялась на фоне молочного цвета стен. Белые волосы, белая кожа, даже глаза, хоть и были, как положено серыми, казались прозрачными и словно выгоревшими в обрамлении таких же светлых ресниц. Идеальный продукт селекции. Канцлер был в восторге от её вида, Ханту же оказалось глубоко всё равно. И сейчас, смотря на её отражение, что бледной тенью в полумраке заката виднелось в оконном стекле, он в этом лишний раз убедился. Лина была удобна, как мебель. Послушна, тиха, неприхотлива и отменно воспитанна. На этом пункте Хант мысленно хмыкнул и позволил снять с себя плащ. Да уж, разница между ней и той же Мэй была поистине колоссальна. Бледная утончённость и кричащая грубость. Светлые кудри и тёмный ёжик волос. Хант до сих пор помнил, как блестели в ярком искусственном свете тёмные пряди, что после отправились на сжигание. По мнению Города внешность Мэй была жутко вульгарной.

Скривившись от воспоминаний, Хант повернулся.

— Поздно? — спросил он и бросил взгляд на часы, в которых медленно сыпался чёрный песок. — Да, пожалуй. Надо было решить одно дело.

В памяти всплыло перепуганное лицо Миллера, когда перед его носом замаячил тусклый клинок, и Хант недобро усмехнулся. Кажется, глава лаборатории слегка обмочился, пока они с ним вели беседы об этике и допустимости подобного поведения. Артур сам точно не понимал, что вынудило его вернуться в Лабораторию после всех разговоров в Теплицах. Право слово, за своё поведение Мэй заслужила, чтобы с ней так обращались. С другой стороны, Хант не терпел лжи, тупости и когда трогали его вещи. И, если подумать, Мэй можно было отнести к разряду предметов. В конце концов, она была нужна Канцеляриату и Ханту лично.

— Вижу, всё прошло довольно успешно, — заметила Лина, когда на лице Артура появилась кривая усмешка. — У меня тоже есть несколько новостей.

Она аккуратно повесила плащ и повернулась, ожидая команды. Та не заставила себя ждать.

— Раздень меня, и, заодно, поговорим, — кивнул Хант и поднял руки, позволив расстегнуть тяжёлый доспех. Лина молча шагнула вперёд.

— Сегодня я спускалась на третий уровень, — тихо начала она, ловко справляясь с тугими защёлками. — Предлога особого не было, но никто и не спрашивал.

Хант хмыкнул.

— Уверен, ты бы нашла, что сказать, — пробормотал он, а потом с удовольствием размял плечи, которые наконец-то избавились от тяжести чёрных доспехов. Лина тонко улыбнулась.

— Возможно. Так вот, поскольку за мной не следили, я сумела пообщаться с некоторыми девочками из обслуги. В основном, с теми, чьи патроны любители «Симпати».

Хант хмыкнул вновь. Лина действительно была неглупа, чему он каждый раз удивлялся. Видимо, сказывалось общение с «подругами» Варда, чей интеллект плескался в районе абсолютного нуля. Однако подсунутая однажды Канцлером молчаливая Лина стала для Артура вторыми глазами, а порой и ушами. Вот как сейчас. И было плевать, что с тем же рвением она шпионила за ним самим. Ему нечего было скрывать.

Тем временем, стянув с него рубашку, Лина вдруг замерла и серьёзно посмотрела на Артура своими выцветшими глазами. От неё пахло цветами, и это почему-то снова напомнило Ханту о Мэй. Он мысленно выругался. Чёрт побери, за что?!

— Ты зря их недооцениваешь. — Лина подошла ближе. — Хант, что-то творится. Слухи разнятся, но одна деталь всегда общая. Каждая несколько раз повторила фразу «прошлая Буря». И, похоже, это именно та, что была неделю назад. Говорят, Канцлер с ней связан. А ещё какой-то Тифон.

— Тифон? — тёмные брови Артура сошлись на переносице.

— Да. Мне не удалось узнать, кто это…

Лина замолчала, когда Хант отстранился и подошёл к окну, глядя на раскинувшийся под ногами Город. А тот словно вымер. Пустые лабиринты каменных улиц, редкие провалы квадратных площадей, и тёмные окна домов. Только Башня светилась подобно вечному символу и отбрасывала на влажные от недавнего дождя стены и дорожные плиты свои жёлтые блики. Свет в жилые кварталы дадут лишь через час. Виски заломило, предупреждая о надвигавшейся Буре. На этот раз совершенно обычной, но Хант нахмурился