Большие Надежды (СИ) - Варвара Оськина

пришёлся по ссадинам, показались несколько капель крови, а в следующий миг Мэй закрыла лицо грязными ладонями.

— Вот видите, даже глупая древесина разочарована вашей дерзостью.

Мэй ничего не ответила. Судя по тому, как медленно поднимались и опускались её плечи, она пыталась взять себя в руки. Наконец, когда Хант уже был готов потерять терпение, Мэй пошевелилась. Она выпрямилась, но в глаза теперь не смотрела.

— Прошу прощения. Этого не повторится, — скучным тоном проговорила она, и Артур в удивлении приподнял брови. Однако…

— Не сомневаюсь, — тем не менее ответил он и, оглядевшись по сторонам, неожиданно сам для себя спросил: — Что произошло в Лаборатории?

Вопрос вызвал неожиданную реакцию: Мэй отвернулась и вдруг направилась куда-то вглубь теплицы. От удивления Хант опомнился, лишь когда она уже почти скрылась за густой зеленью раскинувших свои ветви деревьев. Что за… Чувствуя, как опять поднимается раздражение, Артур всё же двинулся следом. Вопрос, почему он продолжает бегать за этой юродивой настойчиво повис в воздухе. Потому что, если быть честным, эта наживка была не настолько ценна.

И всё же Артур направился следом, чтобы обнаружить Мэй около заваленного аппаратурой и пластиковыми документами стола. Она нервно переставляла какую-то стеклянную посуду и упрямо не обращала на Ханта внимание, стоило ему замереть у неё за спиной. Чуть склонив голову набок, он долго разглядывал затылок с коротким ёжиком едва проклюнувшихся волос, а потом вдруг со смешком подумал, что эта Мэй даже без слов умудрялась выразить своё недовольство удивительно дерзко. Ну, и что ей на этот раз не понравилось?

Впрочем, ответ Артур прекрасно знал сам. И чувство презрения к Миллеру, которое зародилось минут двадцать назад, стало ещё нестерпимее. Будет чудом, если в следующий раз он не отправит главу Лаборатории полировать пол в самой убогой камере Канцеляриата. Честное слово, Миллер заслужил это и, может быть, ещё что-нибудь сверху за свою феноменальную глупость. Да, жизнь Города весьма аскетична. Здесь чёткая иерархия подразумевала ясную систему приказов и подчинения, которую нельзя было оспорить, и каждому отведена роль согласно эволюции его родительских генов. На основе созданных Мессерер карт можно было сразу сказать, каким будет человек в будущем. Кто-то годился только в уборщики улиц, кто-то в обслуживающий персонал, и только с живорождёнными никогда нельзя доподлинно предсказать, что из них выйдет. Да, их геном так же разбирали на составляющие и можно было делать прогнозы, но… Но их врождённая свобода воли подчас оказывалась непросчитываемой. И Мэй была из таких, чем доводила образчик отменной селекции Кеннета Миллера до зубового скрежета. Она была лучше его, умнее, сообразительнее, даже, пожалуй, исполнительнее, если верить тому, что Артур узнал про неё. И это, разумеется, раздражало всех, кто оказывался достаточно глуп. Ну а Миллер был непроходимым тупицей, из-за чего страдал излишней агрессией и несдержанностью в общении со службой Отдыха, а теперь, похоже, ещё и с подчинёнными.

Осознав это, Хант поинтересовался:

— И даже после этого вы хотите продолжать здесь работать?

— Я уже говорила, что мне нравится в Теплицах, — процедила Мэй, так и не соизволив повернуться.

— Что-то не слышу в вашем голосе ноток бурного восторга. Или, может, вы сами бились головой о… Что это было? Стена? Стол?

— Вас не касается…

— Меня касается всё, что происходит в стенах Башни и Города! — рявкнул Хант, которого достали непонятные реверансы и хождения по кругу.

— Ну тогда вы очень дерьмово выполняете свою работу! — неожиданно едко сорвалась в ответ Мэй, а в следующий миг изо всех сил вцепилась в руку, которой Хант сжал её горло.

Она пыталась царапаться, но Артур с силой вдавил большой палец в подъязычную мышцу, и Мэй затихла не в силах сопротивляться. По расчётам Ханта у него была пара минут, прежде чем его жертва сначала потеряет сознание, а потом задохнётся, но, похоже, воздух в лёгких у Мэй таял с чудовищной скоростью. Сквозь кожу перчатки Артур чувствовал, как она попыталась сглотнуть, а потом её глаза закатились. В этот же момент он отпустил несчастную шею и нахмурился. Это было… неправильно.

Мэй приходила в себя медленно. Она сидела на утоптанной земле, машинально схватившись за горло, и никак не могла отдышаться.

— Я предупреждал, — проговорил Хант. — Слишком дерзко.

Ответа, разумеется, не последовало. Артур знал, что при всём желании, Мэй не могла сейчас даже пошевелить языком. Едва не порванные мышцы недвусмысленно намекали молчать, и она — о чудо! — молчала.

— Чем вам здесь так нравится, что вы готовы терпеть домогательства Миллера? Он ведь приставал к вам. Верно? — Артур перевёл взгляд на сидевшую рядом с ним женщину и увидел лёгкий кивок. Что же, похоже, гордыня едва не задохнулась вместе с хозяйкой и стала сговорчивее. — Полагаю, не в первый раз.

И снова едва заметный кивок.

— Тогда, думаю, я не ошибусь, если предположу, что он получил по заслугам? — невинно спросил Хант и вдруг увидел, как на посиневших губах появился намёк на улыбку. — Неудачный у вас выдался день, Флоранс Мэй.

Она потупила взгляд и пожала плечами, как бы говоря, что ей не привыкать. И почему-то это столь необычное смирение от девчонки, которая только что дерзила ему в лицо, разочаровало Ханта. Однако он заложил руки за спину и нехотя произнёс:

— Я поговорю с Миллером. Его поведение недопустимо.

Взгляд, которым после этих слов одарила его Мэй, был достоин ещё одного удушения. В нём оказалось столько презрения напополам с возмущением, что Хант едва не расхохотался. Ей были даже слова не нужны, чтобы утопить Артура в своей неприязни. Он смотрел в синие глаза, которые опять напомнили ему небо с картин, что висели в одной из галерей Башни, и мог отчётливо прочитать всё, что Мэй думала насчёт него, помощи, Миллера и всей этой ситуации в целом. Поистине её дерзость не знала границ. Однако, сделав вид, что ничего не понял, Хант повернулся к одному из деревьев, чьи мясистые тяжёлые листья настырно пытались зацепиться за его плащ, и дотронулся до одной из согнувшихся под тяжестью веток.

— Вы тратите свои мозги на это. — Он махнул рукой в сторону влажной земли. — На какие-то глупости вместо того, чтобы приносить настоящую пользу. Я вас не понимаю. Вы будто прячетесь здесь.

Послышался шорох одежды, пока Мэй поднималась, а потом Хант увидел её рядом с собой. Она остановилась, глядя на возвышавшееся над ней дерево, и вдруг дотронулась до покрывавшей его грубой коры с лёгким налётом зелёного мха.

— Им плевать, кто я такая, — хрипло проговорила она и откашлялась.

— А вас это беспокоит?

Хант