Избранное - Фердинанд Фингер

А теперь десяти не хватает тебе досыта.

Позвоню Рабиновичу, он во всем разберется,

Нам еще этот «Цорес», ну-ка, слушай сюда!»

Вы, еврейские мамы! Нету лучше на свете.

Где б вы ни были, мамы, вы с нами всегда.

И когда приезжаю в любимый свой город Одессу,

Ты котлеткою с вилочки кормишь меня.

Вы, еврейские мамы, все такие-такие,

Недосыт-недоед – это все для меня.

Чтобы выросли дети врачом, инженером,

Хоть сама-то от силы трех книг не прочла.

«Дюка» статуей смотрит – Одесса на море,

Из «Гамбринуса» льются звуки скрипки волной,

Почитай Куприна и зальешься от счастья и горя,

Блудный сын из Одессы – ты вернулся домой.

Ты меня вспоминай, дорогая Одесса.

Я твой сын. Отыщу тебя даже впотьмах.

Оставайся такою, какою осталась ты в детстве,

В тех ушедших с волною золотых временах.

24.05.2009

Деньги

Ну, что мне о деньгах сейчас писать,

Ведь доллар к доллару он никогда не лишний,

Что я могу о бренной пользе денег рассказать,

Они так важны, дороги, без них ты нищий.

Как с ними хорошо в публичном доме дорогой

И в ресторане, где вино с закуской

И в подкупе чиновника – когда карман тугой.

И от бандитов откупаться в темном переулке.

А если не заткнешь деньгою правде рот,

Ты сундуку с деньгами будешь рад отчайно,

Хотя бывает и совсем-совсем наоборот

От жадности на сундуке умрешь случайно.

Красавицу ты можешь разодеть и в пух и в прах

И насолить друзьям, чтоб умерли от зависти и злости.

Пускай «Феррари» помаячит перед домом им на страх,

А то ведь ждут увидеть, да без денег, на погосте.

Хотя терзает мысль, как настоящую любовь купить,

Какую цену за нее платить – не знаешь.

А на здоровье сколько надо их добыть,

Похоже, ничего в деньгах не понимаешь?

Я, как Поэт, мой друг, даю тебе совет,

Ведь Совесть, Преданность и Дружба стоит больше,

И больше стоит тот бесплатный солнца свет,

Который дарит нам Господь – чего же больше.

09.12.2010

Ходок

В Париже двести лет назад жил гражданин Видок,

Он полицейским был – грозой бандитов, чистая ищейка,

По темным и опасным переулкам был Ходок,

Попался вор – его на гильотину, чтоб поправил шею.

Сам бывший уголовник был Видок.

И из таких же бывших воров сколотил он группу,

На службе у полиции он против криминала был Ходок,

В Париже ты ограбил иль убил – у Видока ты будешь трупом.

Прославился и в префектуре занял высший пост,

Ведь даже Пушкин пару раз о нем в стихах исполнил.

А парижане на могилу Видоку несут букеты белых роз,

И даже я в стихах о Видоке вдруг вспомнил.

А Фритьоф Нансен – разве не был он полярным Ходоком,

На брюхе проползал по всем торосам,

Из всех, кто к полюсу стремился – впереди всех он,

Соперников своих оставил с носом.

За соболем и белкою в тайге ходили ходоки,

И шкурами добытыми жену, детей кормили,

Да что тут говорить, аж к Ленину пришли,

Ты видел на картине оборванцев, пересекших всю Россию.

Ходок – какое редкое, и емкое, и чисто русское словцо!

За ним огромный скрытый труд, я это точно знаю,

Среди бесчисленного их количества немало храбрецов,

А для прекрасной половины мира —

сплошное огорчение, я это понимаю.

Тебе не к полюсу пробраться или соболя добыть,

Иль белку в глаз – здесь дело похитрее,

Намного потруднее, чем бандита захватить,

Здесь потрудиться надо так, чтоб бросилась тебе на шею.

Какое там! Не то, чтобы лодыжку показать,

Бывали времена – носочка туфли не покажешь,

А как пробраться к цели – ну, стесняюсь, как сказать,

В каких трудах и в поте – просто не расскажешь.

Да что! От туфельки носок – ведь замужем она,

Она ведь, как броней, не только ворохом одежды вся закрыта,

А честь ее, а дети малые, друзья, молва,

Преграды, ох преграды ходоку —

вся жизнь его опасностями перекрыта.

А собственная сторожиха – старая добротная жена,

Она с тебя, сердешная, ну, почему-то глаз не сводит,

Как надо изовраться – ведь не отпускает никуда,

Скорее новенькое что-нибудь изобрести,

а час свидания подходит.

Какой Коперник, Ньютон иль Эйнштейн,

Со слабеньким своим умишком вовсе не додуют

Как изловчиться, чтобы опереться на кронштейн,

Который алиби твоим перед женой железным будет.

Ведь в жизни ты испробовал почти что все,

Мюнхгаузен перед тобой склониться должен,

Немыслимые ложь и враки – все теперь не для нее,

Которые ты можешь применить,

чтоб выход был возможен.

Что совещание иль мать больна – старо.

Вон телефончик – может вдруг проверить,

Командировка иль сердечный приступ – не ново,

Что полечу в Дубай иль лягу я в больницу, не поверит.

Ходок, скорей включай же голову свою,

Ты будь компьютером в возможностях необозримых,

О Господи! Пошли мне ложь последнюю мою,

Ведь ждет она меня в кафе, я там, в мечтах неповторимых.

Ну «сукин сын», придумал я, друзья – ура, ура!

На телевиденье сегодня об ученых передача,

Там должен выступить сегодня непременно я,

А ты сиди за ящиком, смотри, а то сорвешь удачу.

Следи, не отрываясь, и канал не пропусти,

С восьми до десяти – гордиться будешь мужем,

Как жалко, не могу тебя без пропуска на студию везти,

К приходу моему готовь-ка вкусный ужин.

Приду, скажу, что «кинщик» заболел,

На студии испортилась аппаратура,

Ну ладно, все переживем, ведь впереди так много дел,

Ну, не расстраивайся и не плачь – не будь ты дура.

Вот так из года в год – по женщинам, и врет, и врет,

А у жены от этого вранья отвисли уши,

Ну, а ходок – его не остановишь, он вперед, вперед,

Раздеть, разуть и уложить в постель,

плевать, что будет хуже.

Эх, Казанова! Сколько ты трудов и пота положил,

Чтоб кончик туфельки тебе вдруг показали,

Ведь в наши времена девицы полуголые —

а может, без «дезу»,

Чего там с ножки начинать —

повыше сразу – все «окей» – не знали.

Как жалко, миновали золотые времена,

Когда в притворной скромности девицы утопали,

Но тайна там в какой-то степени была,

И чем окончится любовная игра, там обе стороны не знали.

Как жалко, что не Ницше я, друзья,

Такие уж дела в новейшем двадцать первом веке,

Все стало сереньким и простеньким – ну, донельзя,

И души измельчали, к сожаленью, в человеке.

Хочу сказать я напоследок уважаемому Ходоку,

Не связывайся никогда с женою генерала,

Он вынет пистолет, и что ответишь в голом виде ты ему,

Ведь славное оружие твое в сравненье

с пистолетом так ничтожно мало.

О, женщины, ведь ваша неизбывна красота,

Ведь в вас заключены все прелести на свете,

Ведь ваши милые вещички при себе всегда,

А Ходоки уж постараются добыть их для себя – заметьте.

О, женщины, не злитесь вы на мужа никогда,

Что он заметил прелести не ваши, а другие,

Другой мужчина одарит вниманьем вас наверняка,

А для своей жены он будет Ходоком,

и неизбывны времена такие.

21.11.2009

Воспоминание о Искии

Воспоминания о Искии

Виктору Ерофееву

О, Иския, – белейший твой песок

Лазурным морем словно оцелован,

И солнца льющийся поток,

И невозможной смесью красок глаз наполнен.

Вот улица центральная твоя,

Красавица с названьем VIA ROMA —

Азалии цветущие и иностранцев праздная толпа —

И в этом итальянском флере чувствуешь себя, как дома.

Кафе эспрессо тонким запахом манят,

И Тратории выкладкой невероятною волнуют,

И свечи за витринами таинственно горят,

Собаки под ногами мирно спят, волна песок целует.

Открыты двери «Кьезы» – служба, пение и голоса,

И море под луной шуршит прибоем.

Ты в порт сверни налево, и откроется такая красота:

Там яхты нежно прижимаются, целуются с волною.

А справа – рестораны с выкладкою аппетитной в ряд,

А слева – полировка яхт с начищенною медью.

На блюдах ресторанных рыбы с осьминогами лежат,

Серебряные чаши, переполненные льдом со снедью.

И вдруг, как в унисон, под тихий ласковый прибой

Взрывается волшебный звук Бельканто,

А это гитарист волшебною струной

Затрагивает дух Италии бессмертного таланта.

Сидишь и слушаешь, а звук такой живой,

Душа твоя волнуется, душа трепещет.

Тут праздник жизни, здесь ты не чужой,

И море ласково под лунною дорожкой блещет.

Ювелирный магазин «Иския». Эта собака ждала нас 150 лет и теперь живет у нас в доме. 2006.

Ты, как Лукулл, с друзьями за столом:

Прошуто с дыней, Фрутти мисто маре,

И устрицы свежайшие с лимоном и со льдом,

И гамбери и моцарелла, литрами вино, и ты в ударе.

Под светом ресторанных ламп, в тиши ночи,

Напротив, где-то метра за два на воде качаясь,

На нижних палубах пируют богачи,

Бесплатно неаполитанской песнью наслаждаясь.

Там вист и покер смирненько снуют