Избранное - Фердинанд Фингер

И там, вот в этом-то дворе, как в прошлые года,

Друзей из детства незабвенных дней я повстречаю,

И снова, как при жизни, как всегда,

Я игры детские любимые, мной не забытые, переиграю.

26.12.2009

Московские окна

Москвичам

Смеркается. Смотрю – зажглось московское окно,

Внезапно теплым светом абажура облитое.

За ним когда-то детство нежное мое прошло

И вдруг сейчас махнуло крылышком мне снова.

Москва моя, Москва шестидесятых,

Москва ушедших вдаль щемящих лет,

Наивная и милая Москва людей невиноватых,

Она из прошлого передает моей душе привет.

Та, по утрам умытая машинами Москва,

Тверская с липами к шести вся чистотой сверкает,

Перекликаются, спеша, на тротуарах голоса,

И стайки школьников синичками туда-сюда летают.

О, Детство милое, неповторимое, ушедшее давно,

Тебя в окне московском наяву как будто вижу,

Я слышу голос мамы, что кричит в окно:

«Ты где пропал, пострел! Слезай сейчас же с крыши!»

Быть может, через грусть дождя его увижу вновь:

Появится лицо мальчишки в зеркале былого,

И заволнуется в воспоминаньях кровь,

И возвратит из прошлого картины времени иного.

Какое тайное движение в душе моей

Вдруг вырвалось, и вверх к окошку подлетает

В волнительном желанье встретиться скорей

С тем детством, что ушло, куда – никто не знает

И после затяжной зимы приходит, наконец, весна.

И мимо окон проходя, глаза наверх я поднимаю.

Тогда я вижу, как моя невеста у окна

Воздушным поцелуем каждый день меня встречает.

А за весной приходит лето, осень и опять зима,

Там за окном стоит старушка в радости, печали —

Моя любимая и верная подруга и жена,

С которой прожили мы жизнь, других не огорчая.

Теперь уже никто не бросит взгляд в окно

С тем абажуром – тем, который с теплым светом.

Другие люди там живут давным-давно,

Да обогреет их Господь любовью и приветом.

«Московских окон негасимый свет»,

В моей душе пребудешь ты от юности до смерти,

Со склона моего я буду посылать тебе привет,

Пока не кончатся мои земные круговерти.

Я в разных городах и странах побывал не раз,

Но ни в одном окне ни разу не приметил

Тех с детства моего московских добрых глаз,

Которыми Господь так много москвичей приветил.

Как жалко, но ведь надо уходить когда-то в путь,

В тот дальний путь, который в дымке тает,

Тот, из которого, возможно, мне не заглянуть

В те окна дорогие. А ведь может, загляну, кто знает.

07.09.2009

Дворик детства

О детства милая пора, которая не возвратится,

Она ушла и не вернется никогда.

Ну, хоть во сне мне снова очутиться

Средь ребятишек нашего двора.

Хотя б во сне зайти мне в дворик детства,

Воспоминаньями, мой дорогой, к тебе прильну.

Взамен семидесяти пяти, тяжелого наследства,

Вприпрыжку я туда мальчишкой побегу.

И вот случился сон из детских книжек,

Но почему-то он немилосерден и суров,

В том дворике уж нет девчонок и мальчишек

А вместо них я вижу в детство впавших стариков.

19.09. 2010 Фото 1936 г. Мой брат и я. Мне два года.

Филипповская булочная

Ровесникам

Как же хочется вернуться мне обратно

В тот далекий год сорок второй,

На Тверской в «Филипповской» вдруг оказаться,

Что семье моей была кормилицей родной.

Этот магазин построен был купцами,

Он «серебряного века» роскоши пример,

По стенам расписан мастерами,

Гениальности которых это не предел.

Потолки в лепнине, статуи и вазы,

Стилей смесь – барокко и ампир,

В том «серебряном» когда-то начинаясь,

Был построен булочная-магазин.

Трюфеля, конфеты Лондона, Парижа,

Монпансье и торты от «Дюрра»,

Кофе колумбийский и «Буше» воздушный,

А «эклер», «Наполеон» – как радовалась детвора.

Потолок, искусство – хоть в музеи,

И орнамент в золоте виньеток – только и всего,

А внизу теперь прилавок грязный – хлеба крошки,

Бублики засохшие на связке, больше ничего.

Пять утра – вся очередь на улице тиха,

Ждут, когда с Кремлевской шесть пробьют,

По пятьсот на взрослого и триста на ребенка

Через час по продуктовой карточке дадут.

Хлеб величиной с кирпич, два килограмма весом,

Нет пшеницы, он наполнен кукурузой и водой.

Под прилавком мальчик восьмилетний

Ждет упавшей крошки хлебушка одной.

На весах на грязных с птичьими клювами

Гири проржавелые рядком стоят,

Сзади продавщицы черными хлебами

Через час голодных женщин оделят.

Очередь такая же, как мать моя,

Только косточки, обтянутые кожей,

Смирненько стоят и ждут пайка,

Уж и на людей почти что не похожи.

Там старушки с таксами, и в шляпках ждут,

Веком недобитые и тишайшие интеллигенты,

Таксы, растолстевшие, с бельмами рядышком стоят,

И в одышке ждут открытия дверей момента.

Через много лет я понял, почему

Те собачки безобразно растолстели,

Им старушки отдавали часть пайка,

Ну, а сами-то не доедали и худели.

Сталин их мужей загнал в концлагеря,

Сыновья на фронте воевали.

И собачки для старушек были, как дитя,

Их от них чекисты, к счастью, не забрали.

Форма отвечает часто содержанью,

Но бывает вовсе и наоборот.

В данном случае ну, ничего не совпадало,

Роскошь по стенам и наверху,

внизу – изголодавшийся народ.

Часика так через три, через четыре,

При терпенье, при таких вот чудесах,

Двести граммов, слепленных из крошек,

Хлебушка оказывалось у меня в руках.

Этот пир – из всех пиров на свете,

Ну, какие там «эклеры» и «буше»,

Этот круглый и заветный хлебный шарик

Рай дарил – и телу, и моей душе.

Вот семьдесят прошло, я снова на пороге

Булочной «Филипповской» стою.

И о форме, отвечающей за содержанье,

Ничего теперь не говорю.

Вроде все на месте – живопись, продукты,

Все вокруг разглядываю, не спеша,

Сердце больно сжалось – я не вижу

Под прилавком крошки собирающего малыша.

16.06.2009

Самокат

Ровесникам-москвичам

Ну, как мне сделать самокат,

Что был всегда моей мечтою?

Для взрослых – это так себе пустяк,

А он во сне и наяву стоял передо мною.

Ну, как и где подшипники достать

В тот голод, холод, да война со мною.

Как с самокатом во дворе мне встать

Перед военною оборванною детворою.

И как металл достать, скобу согнуть

И дырки высверлить потом для шпонки.

А доски стырить где – эх, где бы отвернуть,

Ведь это трудно так, как мне в стогу найти иголку.

Эх, доски-доски – легче на луну слетать!

Ведь люди все собрали до последней щепки,

Ведь холод с голодом несовместимы – надо это знать.

Ну, нету способа достать, ну, нет зацепки.

Хотя идея есть, а шкаф на что?

Там стенка задняя с толстенными досками:

Они-то мне важней, чем шкафу, ведь ему-то все равно,

И может, мама не заметит – нет, едва ли…

Они теперь мои – какая красота!

А оси для подшипников – от стула их изымем.

Ну, будет, стол немножечко кривой, то это не беда.

Придется ждать, что мама в гневе вдруг предпримет.

Вот шкаф с дырою позади и стул кривой стоит,

Зато в руках держу подарок небывалый.

А что нам не на чем сидеть – то Бог простит,

Ведь самокат почти в руках, а это уж немало.

А дальше – больше – слесарь не простак.

Пол-литра требует негодник за работу.

А мамин кошелек – он не запросто так.

Ну, одолжу тихонечко – уж не такое преступление – охота.

Эх, самокат, ты весь погряз в грехах, как я.

Ответ за них сторицей получу – я это знаю.

Ах, за сто бед один ответ я получу, друзья,

Ну, а пока до самоката руки мамы не достали.

Волшебный грохот – повторись на мостовой.

Когда подшипник на асфальте искры выбивает.

Сладчайший звук шопеновский разлился надо мной.

Уж голова седа – а звук меня не оставляет.

Не нужен мне «Порше», судьбою я богат.

О, время, смилуйся и возврати меня в былое.

Отдай мне мой лЛюбимый Самокат назад.

Клянусь, я ничего не попрошу до моего предела боле.

18.04.2010

Птичий рынок

Дней светлых детства не забуду никогда,

Тех дней, когда я с Козеяткиным сидел на задней парте.

Ну, что сказать, ведь в третьем классе были мы тогда,

Мы в пуговички резались, хотя с большой оглядкой.

Боялись, что училка с грозным взглядом, как всегда,

Упрется в Фингера и пуговички дорогие вдруг отнимет,

И нас склонения, спряжения и точки – тут беда,

Заставит выучить, из класса выгонит,

ну, что-нибудь предпримет.

Ну, вот и кончился зануднейший урок.

Мой друг сказал: «Пойдем ко мне домой, там доиграем».

Вприпрыжку побежали, отперли дверной замок,

И там я заразился страстью, сам того не зная.

Аквариум огромный на столе стоял.

Там через воду пузырьками воздух шел, вскипая,

Он в голубой воде средь зелени шуршал,