Рейдер «Атлантис». Самый результативный корабль германского ВМФ. 1939-1941 - Бернгард Рогге

Когда английского шкипера привели ко мне в каюту, я не смог сдержать гнева и задал ему хорошую головомойку за вероломство: он послал сигнал SOS после того, как лег в дрейф. Он принял мой выговор спокойно и с достоинством, и в конце концов правда вышла наружу. Когда мы атаковали, на вахте стоял первый помощник, француз, он и отдал приказ лечь в дрейф и выпустить пар. Макензи и Сабуре играли в бридж в кают-компании. Они почувствовали неладное, и оба ринулись на мостик; Макензи, пробегая мимо радиорубки и еще не зная, что произошло, крикнул: «Пошлите SOS!» Трудно было упрекать его за это, и я тотчас извинился за резкие слова, которые обрушил на него.

Оставшиеся в живых позже рассказали нам, что груз был настолько плохо уложен, что даже в спокойную погоду судно испытало качку худшую, чем кто-либо из команды когда-либо испытывал. 12 сентября судно вышло из Фримантла и должно было дозаправиться в Кейптауне. Никто из офицеров команды ничего не слышал о рейдере, орудовавшем в этих водах, хотя все знали об исчезновении «Тираны» и «Талейрана».

Мы ушли на всех парах, держа скорость 15 узлов, и не строго на восток, а слегка отклонившись к северу; я выбрал этот курс, потому что теперь на карте английского адмирала в Коломбо имелось пять точек, откуда шли сигналы QQQ и RRR. Если он соединит эти точки, то обязательно предположит, что рейдер держится либо юго-восточного, либо юго-западного курса, учитывая то место, где недавно «Пингвин» захватил корабль под названием «Лахор». Как бы ни было заманчиво это предприятие, я должен был во что бы то ни стало держаться подальше от Австралийской трассы и исчезнуть в каком-нибудь отдаленном районе, чтобы враг понятия не имел о моих передвижениях. По той же причине я не рискнул сообщить о своем местоположении. Было бы очень кстати, если бы «Пингвин» сообщил о захвате другого судна в этом месте, – это полностью скрыло бы мои следы. Я сожалел, что мы не получили четких инструкций от Морского штаба относительно точки рандеву, так как был момент, когда нас разделяло всего 30 километров, и совещание не помешало бы нам обоим.

В долгие периоды ожидания я заставил некоторых своих офицеров докладывать о проделанной работе с захваченными документами. Мор, к примеру, рассказал о своем анализе корреспонденции с «Бенарти», и мы произвели небольшие изменения в маскировке. Захваченные документы дали нам глубокое понимание экономического положения в Бирме, изменений в судоходстве, положения в Индокитае и способов доставки оружия в Китай через Бирму.

Но 27 сентября рок нанес нам первый ощутимый удар.

Во-первых, Морской штаб информирован нас о том, что во время перехода с «Тираны» видели восемь кораблей, включая крейсер; далее она прошла между Мадейрой и Азорскими островами. На «Тиране» не получали никаких приказов от Морского штаба, тем не менее завершили рейс согласно плану. Мы предположили, что «Тирана благополучно прибыла в порт, и у нас на борту воцарилось ликование. Мы считали «Тирану» подарком от нас нашим воюющим соотечественникам и доказательством важности нашего временного долгого пребывания в море, лишенного радостей жизни на берегу.

Затем, несколько часов спустя, пришло второе сообщение. Предположив на основании радиопереговоров, что Сен-Назер заминирован, капитан призового судна стал на якорь неподалеку от мыса Кап-Ферре и послал на берег младшего лейтенанта Мунда, чтобы тот телефонировал из Аркашона. Вслед за этим на судне, обладавшем скоростью 17 узлов, получили приказ идти прямым ходом в Бордо, не выполняя при этом противолодочный маневр «зигзаг». На следующий день на траверзе Жиронды судно торпедировала британская субмарина.

Сказать, что новости о потере «Тираны» вызвали наше возмущение, значило сильно недооценить наши чувства – вся команда корабля была в ярости, и я вместе с ними. Наш гнев рос и креп по мере того, как выяснялись дальнейшие подробности. Команду призового судна спасли, но 60 пленных пропали без вести. Командир призового судна, младший лейтенант Вальдман, получил Железный крест 2-го класса, поскольку его никак нельзя было винить в случившемся. Но на губах у всех застыл немой вопрос: чья вина и как такое могло случиться? Неужели высшее начальство никогда не задумывалось о том, что значит для команды рейдера видеть, как все их усилия сводят на нет чьи-то ошибки? Очевидно, в основе всего лежала плохая радиосвязь – чем еще можно объяснить тот факт, что «Тирана» полных семь недель работала на другой частоте приема? Разве посты береговой охраны в Европе не знали про опасность субмарин или тамошняя охрана настолько слаба, что не могла обеспечить воздушный эскорт на последние 40 километров? И почему было приказано не применять противолодочный «зигзаг»? А главным образом почему, ради всего святого, Морской штаб не счел нужным сообщить нам, спасли ли секретные документы и пассажиров?

С горечью я записал в судовом журнале, что Морской штаб никогда не давал нам никакой информации о других европейских портах, куда могли быть отосланы призовые суда. Я также был в полном неведении относительно ситуации в Сомали, Японии или на Мадагаскаре. Морской штаб должен был знать, что очень немногие корабли имели на борту достаточно горючего, чтобы дойти до Европы, так где же они могли дозаправиться в пути? Можно ли было высадить пленных в Сомали и интернируют ли корабли на Мадагаскаре и в Японии? Возможно ли было держать связь с Сомали через Мадагаскар? Подобным вопросам не было конца – и ни на один из них не имелось ответа. «Тирана» затонула. Ни моя команда, ни я так и не свыклись полностью с мыслью о ее потере.

С этого момента мы целыми днями дрейфовали, изредка возвращаясь на проверенные трассы. Нам ничего не попадалось на глаза, но мы и не рассчитывали ничего увидеть. Мы намеренно держались подальше от оживленных морских путей; у нас еще будет достаточно времени, чтобы увеличить наш счет потопленным судам.

А на сегодняшний день наш послужной список был не так уж плох. За шесть месяцев боевых действий «Атлантис» покрыл расстояние 50 тысяч километров и потопил 9 судов общим водоизмещением 65 598 тонн, не считая тех, что подорвались на минах, установленных нами у мыса Игольный. Количество пленных на борту менялось в широких пределах. Максимальное количество составляло 365 человек в августе, перед самым отходом «Тираны». В настоящее время у нас на борту имелось 293 пленника, из них 197 белых, 2 португальца-полукровки, 50 индийцев, 10 арабов, 27 китайцев и 7 негров; 16 белых и 5 цветных были убиты в бою.

За время нашего плавания были произведены следующие изменения в маскировке «Атлантиса»:

22 марта – удалены вторая труба и приспособление для траления мин.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});