Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца - Герман Романов

— Доброй ночи, генерал! — Вошедший изобразил легкий полупоклон. — К моему глубокому сожалению, мы не были знакомы ранее, но вы хорошо знаете мое имя. Я целиком и полностью в вашей власти и полагаюсь на вашу честь, мой генерал. Меня зовут Жорж Кадудаль, бригадный генерал королевской службы!

— Монарх, которого не признает страна, не имеющий собственной армии, производит в генералы?! — усмехнулся Моро и, памятуя о репутации своего ночного визитера, бросил короткий взор на шпагу, что висела на стене. Вождь шуанов перехватил этот взгляд и ухмыльнулся:

— Вам незачем меня опасаться, мой генерал, я пришел без оружия, как вы того и пожелали!

— Я?!

Удивление Моро от произнесенных слов было безграничным. Именно эта прорвавшаяся в словах искренность смутила Кадудаля. В его глазах плеснулась непонятная волна.

— Генерал Пишегрю в Лондоне сказал, что вы меня хотите видеть, Жан Виктор. И я прибыл к вам немедленно, хотя несколько задержался по неотложным делам. И прошу извинить меня за столь поздний визит, но новость чрезвычайно важна, и вы должны знать ее незамедлительно!

— И каково ваше известие?

Моро подошел к спинке стула и медленно накинул на плечи мундир — все же пусть к мятежному, но генералу нужно проявлять уважение и не беседовать с ним в одной рубахе.

— Час назад я взорвал двадцатью бочонками пороха на улице Сен-Никез Первого консула Гоша! Теперь вся власть будет только в ваших руках, генерал! И в ваших силах, как вы и говорили Пишегрю, произвести реставрацию монархии и вернуться к старым добрым временам. Король оценит ваши деяния по достоинству, можете не сомневаться!

— Какая реставрация, Кадудаль?!

Глаза Моро полыхнули нешуточной яростью, он подошел вплотную к ночному гостю и, тщательно проговаривая каждое слово, произнес жестким и непреклонным голосом.

— Я присягал Французской Республике, а не вашему королю, Жорж Кадудаль! И останусь верен этой клятве до последних минут моей жизни! Так что бред, который вы несете, мне непонятен! Когда и кому я обещал оказать помощь роялистам?!

— Меня заверил в этом генерал Пишегрю…

Румянец сошел с лица вождя шуанов, он словно спал с лица, щеки побледнели.

— Вы поверили этому подлому предателю? — усмехнулся Моро. — Удивляюсь вам, генерал. Ведь сначала он предал короля, а затем и Республику. И живет в Лондоне на подаяния британцев. Вы уверены, Жорж Кадудаль, что он не предал в третий раз? На этот раз вас! Да, вы мой враг, господин бригадный генерал королевской службы! И мы навсегда останемся врагами!

Вот теперь Моро взял в руки шпагу, но не выхватил клинок из ножен, а лишь положил ладонь на эфес.

— Я уважаю ваши убеждения, мой генерал!

Вождь мятежных шуанов вполне искренне наклонил голову и усмехнулся, морщины у рта собрались в горестные складки.

— Меня неправильно информировали относительно ваших истинных намерений! Это более походит на западню…

— Оставьте свои подозрения! Я не приглашал вас к себе, но вы доверились моей чести! А потому не собираюсь протыкать вас шпагой, хотя вы и убили генерала Гоша! Так что соблаговолите покинуть мой дом, наша встреча была непростительной для вас ошибкой!

— Мне очень жаль…

Голос королевского посланца осел, лицо посерело, даже его железное самообладание не выдержало такого удара.

— Я не боюсь смерти, Жан Виктор Моро, и давно ее ищу… Можете меня убить здесь!

— После того, как я дал СЛОВО?! Вы за кого меня принимаете?! Я солдат, а не палач, Жорж Кадудаль!

Моро с лязгом положил свою шпагу обратно на стол, медленно отошел в сторону и скрестил руки на груди.

— В этом доме вас не тронут пальцем, ибо вы пришли без оружия. Немедленно покиньте его, мой адъютант проводит вас, месье, на улицу! Я сообщу куда следует о вашем визите, но только утром. Тем самым даю вам время убраться из Парижа! Единственное мое желание — скрестить с вами шпаги на поле боя!

Моро демонстративно убрал руки за спину и коротко поклонился, ибо даже с врагами необходимо вести себя безукоризненно и крайне вежливо, вернее, тем более с врагами…

Гостилицы

— Государь!

— Ваше Величество!!

— Царь-батюшка!!!

Крики доносились, будто из-под пуховой подушки, глухие, расплывчатые. Но этого оказалось достаточно, для того чтобы разбудить спящий разум.

Петр очнулся, чувствуя, что лежит на чем-то теплом и мягком. Спросонок он ухватился пальцами за нечто мягкое, и женский вскрик окончательно разбудил императора.

— Да что это со мною?!

Петр забористо выругался, только сейчас осознав, что уснул на спине изнасилованной им женщины. Вскочив на ноги, он зачерпнул ладонью холодной воды и тщательно обтерся, хотя суставы рук онемели и кисти двигались плохо.

Несколько холодных капель упало на молочную женскую кожу, бесстыже представшую перед его взором — Жеребцова дернулась на бревне и мучительно замычала.

— С ума, что ли сошла? Или язык проглотила?! А ведь материла вчера меня в три загиба!

Петр натянул штаны, затянул ремень, и, перешагнув через бревно, цепко ухватился за длинные волосы, рывком приподнял голову Ольги. На него смотрели огромные, наполненные болью и мукой глаза, которые через какую-то секунду заполонил животный ужас.

— A-а, у-у-у!

Женщина замычала, пытаясь отодвинуться от Петра, только связанные через бревно руки и ноги не позволяли ей этого сделать. Она бы и закричала, вот только рот, к великому удивлению Петра, оказался забит какой-то тряпкой, обмотанной вокруг большого сучка.

— Надо же, и кляп воткнул, и руки-ноги связал! Не помню…

Петр отошел в сторону. Из ночного болотного тумана доносились звонкие крики, которые, как ему казалось, шли уже со всех сторон. Луна круглым сыром высоко стояла в сером ночном небе — едва за полночь, как он мысленно отметил.

— Со всех сторон крики идут — сутки ведь ищут! В кольцо взяли, как партизана на болоте! А ты лежи, милая!

Он похлопал женщину по обнаженным ягодицам и натянул на них штанишки, судорожно соображая, чем бы стянуть разрезанную ткань. Посмотрев на располосованный шпагой ремень, он быстро отодрал от куртки веревочку, накрепко завязал ее на женской талии.

— Во-от, теперь не спадут, милая…

Петр присел на корточки и, глядя в подернутые пленкой глаза, заговорил как можно мягче:

— Будешь жить, и род твой, всех близких не трону. Но ты мне все расскажешь, искренне и честно! Или я через четверть часа спущу на тебя полсотни казаков — слышишь, как они перекликаются. А когда они узнают, что ты сама двоих станичников застрелила, то на этой сосенке примешь смерть, как лягушка!

Женщина мучительно замычала, и Петр, спохватившись, выдернул из ее рта кляп. Жеребцова откашлялась, ее мучительно вырвало, но голос уже был другой — сломленный, просящий.

— Ваше императорское величество, я все расскажу честно! А потом можете казнить меня…

— Хорошо, — пробормотал Петр.

«Эта ночь ее сломала. Лежа подо мной, она приняла меня за упыря, и страха натерпелась — жуть! Взглянула в глаза смерти, и вся спесь из головы вылетела. Ибо не за честь сражалась, а наемным убийцей за золото пошла. А за такое умирать трудно, ибо мысль постоянно мучить будет, что денежки ты никак не потратишь! Не фанатики они, законченные мерзавцы! Яблоки червивые, паданцы!»

И тут Петр неожиданно вспомнил недавний сон, засмеялся и хлопнул себя по лбу.

— Да что это я! Первый раз старик в Гостилицах явился, когда я с фрейлинами… Хм-м… В общем, прелюбодействовал, а сейчас с этой…

Он посмотрел вниз, на пикантную нижнюю часть Жеребцовой — через большую прореху проглядывала белизна кожи. Хмыкнул на свое безумие и мысленно пожалел, что уже не сможет продолжить подобное занятие — достаточно одного раза.

— Я свое «добро» не на помойке нашел! Да и с кем?! Не в Содоме с Гоморрой живу!

Петр натужно засмеялся и, слыша переливчатые крики, решил прийти своим спасателям на помощь, закричав во всю мощь легких поставленным за долгие годы командным ГОЛОСОМ:

— Ко мне, станичники! Спасайте своего царя! Где вас только целые сутки носило?!

Ново-Архангельск

— Пожаловали, вороги…

Капитан-лейтенант Лисянский пристально рассматривал темную громаду вражеского многопушечного фрегата, хорошо закрытую, словно индейским меховым одеялом, утренним туманом, столь привычным для этих затерянных на краю света мест.

Ситкинский архипелаг, состоящий из множества островов, служил опорой русского владычества в Америке. Более десятилетия здесь шла ожесточенная война с индейцами, которые отличались чрезвычайной воинственностью. И лишь после долгих трудов и пролитой крови удалось не только замирить этот край, но и прирасти дополнительным могуществом.