Калейдоскоп - Даниэла Стил

В половине восьмого она велела детям ложиться спать, и они разбежались по своим спальням — болтать, жаловаться, обмениваться историями об отсидках родителей и собственных подвигах в колонии. Хилари все это было внове, и она испуганно молчала, сидя на своей раскладушке. Георгина с Мейдой вели себя так, словно ее не было в комнате. Шныряли мимо нее в ночнушках и громко хлопали дверью ванной.

Я выдержу, твердила про себя Хилари. Это все-таки лучше, чем жить под угрозой Джека. Все не так уж и страшно. Она вспомнила о припрятанном сокровище и помолилась про себя, чтобы его никто не обнаружил и не отобрал. Осталось пять лет… пять лет, заполненных семейными детскими домами… или колониями… или жизнью с Джеком… Глаза застилали жгучие слезы.

Хилари пошла в ванную и закрыла за собой дверь. Там она всхлипывала, уткнувшись лицом в данное Луизой рваное полотенце. Неужели это и есть ее жизнь?..

В это время в дверь забарабанили мальчишки, и ей пришлось уступить им ванную. Они ворвались, точно тараканы.

— Ты чем это занимаешься? Может, пособить? — осклабился темнокожий мальчик; остальные заржали, придя в полный восторг от его чувства юмора.

Хилари вихрем пронеслась мимо них и вбежала в спальню девочек как раз в тот момент, когда Мейда выключила свет. Через минуту в дверях выросла Луиза со связкой ключей. Она как будто собиралась запирать их. Хилари запаниковала. Это невозможно!

Из спальни мальчиков донеслось хриплое ржание. Луиза захлопнула дверь и повернула ключ в замке. Старшие девочки отнеслись к этому как к чему-то само собой разумеющемуся. Хилари не выдержала.

— Зачем она нас заперла?

— Чтобы не баловались с парнями. Заботится о нашей нравственности!

Мейда загоготала, словно услышав остроумную шутку. Георгина последовала ее примеру. Они смеялись так долго, что Хилари показалось — это никогда не кончится.

— А если понадобится в туалет?

— Делай в постель, — прыснула Георгина.

— Только завтра утром придется убирать за собой, — добавила Мейда.

— А если пожар?

Мейда веселилась до колик.

— Значит, изжаришься, милочка. Твоя белокурая кожа подрумянится и станет коричневой, как моя.

Конечно, можно разбить стекло и выскочить, но об этом Хилари не подумала. Ее охватила паника. Лежа в постели, она изо всех сил старалась не думать о том, что может случиться. Ее еще никогда не запирали. Хуже этого трудно что-либо себе представить.

Она продолжала, как мышка, тихонько лежать и глядеть в потолок. Мейда и Георгина перешептывались в темноте. Потом зашуршали простыни и послышалось хихиканье. Хилари повернула голову и оцепенела. Она никак не ожидала увидеть то, что предстало ее взору.

Мейда в чем мать родила залезла к Георгине в постель; та тоже сбросила на пол ночнушку. В лунном свете Хилари было видно, как они ласкали, обнимали и целовали друг дружку. Мейда стонала от наслаждения и закатывала глаза. Хилари хотела убежать, но дверь была заперта. Парализованная страхом, она не могла пошевелиться.

Старшая девушка заметила ее реакцию.

— В чем дело, милочка? Никогда не видела, как занимаются любовью?

Хилари покачала головой. Мейда пристроила голову между ног подруги и хрипло рассмеялась.

— Хочешь попробовать?

Хилари снова сделала отрицательный жест. Господи, что же делать? Дверь на запоре, и она вынуждена если не видеть, то слышать эти мерзости.

— Может, тебе понравится.

— Нет… нет!..

Это было именно то, из-за чего она попала сюда: только там был Джек, а здесь — две девицы. Хилари боялась даже представить себе, что они могут с ней сделать. Однако Мейда с Георгиной быстро забыли о ее присутствии и продолжали развлекаться. При этом они стонали, пыхтели, а один раз Мейда так громко вскрикнула, что Хилари испугалась: вдруг прибежит Луиза и накажет всех троих.

В доме царила мертвая тишина. Нарушала ее лишь возня Мейды с Георгиной.

Девушки обессилели и уснули, обнявшись, а Хилари всю ночь плакала…

На другой день ей опять предстояло копать землю, затем выскрести грязь из сарая. Мальчишки и на этот раз увильнули. Потом Хилари поручили приготовить обед. Она хотела сделать что-нибудь приличное, но это было невозможно с таким набором продуктов. Им досталось несколько ломтиков консервированного колбасного фарша и вчерашний картофель-фри. Разве этого достаточно для занятий тяжелым физическим трудом под палящим солнцем?

А ночью она снова была вынуждена слушать концерт, устроенный Мейдой и Георгиной. Хилари повернулась к ним спиной, укрылась с головой и сделала вид, будто ничего не слышит.

На третью ночь Георгина скользнула к ней в постель и начала гладить спину под ночной рубашкой. После смерти матери ее ни разу никто не приласкал, но Хилари поняла: это — другое, страшное.

— Пожалуйста… не надо… — она оттолкнула Георгину и сама чуть не свалилась с кровати.

Георгина мертвой хваткой вцепилась в нее и, притянув к себе, прижалась сзади. Хилари чувствовала спиной ее груди. Свободной рукой Георгина шарила по ее телу — искала соски.

— Брось, малютка… Разве тебе не приятно? Ах, до чего замечательно! Нам с Мейдой наскучило однообразие, мы решили попробовать с тобой. Будешь нашей подругой. — При этих словах рука Георгины, ласкавшая Хилари грудь, двинулась ниже — к тесно сжатым бедрам.

— Ох, пожалуйста… умоляю… не надо! — всхлипывала Хилари.

Это было даже ужаснее, чем с Джеком. Она не могла убежать: ведь дверь заперта. У Георгины железная хватка. В то время как ее ноги стальными змеями обвились вокруг Хилари, с другой стороны подкралась Мейда и тоже начала ее терзать. Георгина насильно раздвинула Хилари ноги.

— Ну вот… видишь, как здорово! — Мейда трогала Хилари в тех местах, которые для нее самой были запретными. Девочка закричала. Тогда Георгина зажала ей рот рукой, а Мейда продолжала грубо ласкать ее. Хилари разрыдалась.

Наконец они оставили ее в покое, истекающую кровью.

— А, черт, у тебя что, менструация? — удивилась Георгина. Зато Мейда прекрасно поняла, в чем дело: она потрудилась на славу.

— Да нет. Она, понимаешь ли, была девственницей.

Георгина заржала. Ничего, привыкнет. Все поначалу сопротивляются. А если и потом не станет шелковой, они ей кое-что покажут. Никуда не денется!

Наутро, едва Луиза отперла дверь, Хилари бросилась в ванную — застирывать простыни. Ей пришлось просить прощения за беспорядок. Мальчишки разразились издевательским хохотом. У Хилари было такое чувство, словно вся боль и все унижения мира обрушились на ее бедную голову. Как будто кто-то поставил целью ее уничтожить. Господи, где сейчас ее сестры?