Смерть старателя - Александр Николаевич Цуканов

врача, знавшего Цукана еще с тех давних пор, когда он приезжал с толковым слесарем из артели «Звезда» ремонтировать водопровод из собственных материалов и всё это бесплатно, за добрый разговор и пожелание не болеть. Зато, когда у бульдозериста Барсукова прободная язва открылась, сам главврач встал к операционному столу.

При обычных восемьдесят два Цукан весил теперь шестьдесят килограммов. Определили дистрофическое состояние, покатили в коляске на рентген с подозрением на бронхит.

— Ты, Аркадий Федорович, прямо морж! — пошутил знакомый хирург. — Несколько суток в ледяной воде и даже бронхита не нажил. Врачам с тобой скучно возиться. Но дистрофия серьезная. Глюкозу надо прокапать.

Перед обедом пришел участковый. Учинил обоим допрос. Потом долго крутил, вертел многократно промокший паспорт.

— Документ придется менять, Аркадий Федорович. Может, помочь?

— Хорошее дело, не откажусь. Тебя, кажись, Гришей зовут. Скажи мне, почему «Звезду» разбомбили?

— Так в газете про них такое написали, что впору под суд отдавать. Одна комиссия из Москвы, другая из Якутска. Наш райотдел туда привлекали… Рыли они глубоко. Нашли что-то с документами, актами. В артели мой свояк работал — дядя Дима. Да ты знаешь его, он слегка заикался. Рассказывал, что жили, как у Христа за пазухой. Он квартиру дочке купил кооперативную в Благовещенске, себе «Урал» новенький с люлькой. И нате вам — приехали…

В дверь постучали. Затем возникла девушка с соломенными волосами, молодая, и от одного этого — красивая и явно смущенная.

— Я корреспондент. Можно мне с попавшими в аварию поговорить?

Лейтенант, снисходительно улыбаясь, как улыбаются шаловливому ребенку, поднялся со стула, уступая место возле кровати.

— Я еще зайду… Выздоравливайте.

Девушка по имени Вера, задавала нелепые вопросы, но так искренне удивлялась, так непритворно ахала, слушая рассказ Аркадия Цукана об аварии, что ей можно было простить эту глуповатость, как любой хорошенькой девушке.

Виктор, лежавший молча, уткнувшись бескровным лицом в подушку, вдруг приподнялся, сказал: «Я теперь рыбу в рот не возьму никогда!»

— Почему?

— Целый год ни куска хлеба, а только рыба, рыба!.. Да еще без соли.

Виктор неожиданно разоткровенничался, выдернул из-под одеяла культю: «Маресьева буду изображать на танцплощадке. Эх, боюсь, не получится».

— Получится, Виктор. Получится. Вы настоящие герои.

— Что вы, Верочка. Какие герои? Просто нам кушать сильно хотелось, вот и гребли к жилью до последнего, не сдержался, вбил шутку Цукан. — Вы побеседуйте, а я пройду к главврачу.

Через неделю Цукан получил больничную справку, старую выстиранную одежду и самодельный рюкзак с укутанной в тряпки жестяной банкой из-под чая.

Ему хотелось понять, что произошло с артелью, с директором ГОКа Струмилиным, поэтому первым делом отправился к Станиславу Лавровскому — начальнику геологоразведки. Друзья шутейно звали его Демократом, потому что он состоял в двух партиях: в геологоразведочной и коммунистической.

— Ну и видок у тебя, Аркадий! Наслышан. Весь поселок гудит о твоем пришествии с того света. Видать, не очень тебя там привечали… Эх, жалко, бороду сбрил, я б тебя сфоткал, как отшельника.

— Будет тебе, Стас, над стариком насмехаться. Лучше расскажи, что со Струмилиным произошло?

Лавровский вздохнул, погрустнел, словно его лишили порции компота. «Долгий разговор…» Он подозвал рабочего, который остался на базе и не ушел на полевые работы.

— Сечкин-печкин колбаса, жарена капуста. Шеметом баню топить. И чтоб через десять минут все гудело и трещало.

— Будь сделано, тарищ Лавр! — Рабочий по фамилии Сечкин дурашливо выпучил глаза, вскинул по-военному руку к заляпанной жиром кепке.

Народу на базе геологоразведки почти не осталось, только бухгалтера и пробирщица да ленивый Сечкин, переведенный по справке на легкий труд. Лавровский наметил маршрут на прииск Радужный, но конторская чехарда закрутила, а теперь неожиданно появился Цукан, от которого не мог отмахнуться, — уважал, как отличного поисковика, пусть и необразованного в геологии, но обладающего необычайной чуйкой на золото. Ту же Хатангу записали в бесперспективные, а Цукан нашел в верховьях запасы коренного золота на зависть многим. Геологи из республиканского управления премиальные получили за открытие месторождения, официально оконтурив его и определив перспективные запасы, но нигде не упомянули в отчетах про А.Ф. Цукана, из-за чего Лавровский поссорился с главным геологом в управлении.

Лавровский приехал в Якутию после распределения в институте, как заматерелый троечник, отрабатывать положенный срок. Жил первую зиму в щитовом бараке в угловой комнате, где стена зимой промерзала, покрывалась инеем. В письмах он называл это «ледниковым периодом», жаловался на невыносимую скуку, на местных дебилов и уверял всех, что через два года усвистит в свой любимый Челябинск… Но неожиданно женился на бойкой красивой девушке Татьяне, дочери каторжан, которая могла сама выбирать, но почему-то подружилась с Лавровским, «шибзиком и вахлаком», как считали местные холостяки, сильные и крепкие парни.

Неожиданно жизнь заиграла для него новыми красками, женщина сумела мягко нажать, и Станислав перестал напиваться до одури, пытаясь угнаться за местными жилистыми работягами. И все же он скучал по Челябинску, часто рассказывал Татьяне про этот замечательный город, куда они переедут, как только… Но в конце полевого сезона на третьем году жизни в Якутии он неожиданно для опытных поисковиков выявил месторождение меди в Нерюнгринском районе, и это переломило его жизнь на — «до и после».

Лавровский втянулся в тяжелую полевую работу, взялся зимой торопливо восстанавливать пробелы из-за пропущенных в институте лекций по геохимии, петрографии, которые прогулял почти полностью, они казались отвратительно скучными, а теперь пришлось вгрызаться заново по вечерам, баюкая одной рукой первенца, а другой листая страницы монографий. Подготовил статью «Причины и время образования природных скоплений кварца, являющегося одним из основных носителей и источников получения золота». Татьяна рукопись старательно распечатала на машинке, поправляя стилистику, и по его просьбе отправила в самый престижный в стране журнал «Советская геология».

Статью в серьезном научном журнале знакомые геологи не заметили, а вот выжимку из нее о геологии недр в газете «Якутская правда» руководители управления прочитали. Вскоре ненавязчиво порекомендовали вступить в партию. Станислав посоветовался с Татьяной и согласился. Через полгода его ввели в бюро райкома партии как молодого перспективного специалиста.

У геологов на центральной базе имелась небольшая баня, построенная хозспособом под крики «эй, ухнем». Цукан, как главный снабженец на комбинате, приобрел для бани за собственный счет полкуба струганой доски, сколотил сам полок, скамейки и столик в предбаннике. Вскоре геологи повесили у двери табличку: «Почетные члены общества “Веники”», куда вписали А.Ф. Цукана. Аркадий от души посмеялся, глядя на эту табличку, предложил молодежи придумать песню, и ведь собаки зловредные — сочинили, а потом заставляли всех разучивать слова: «Веники, веники, не оббиты свеженьки…»

Мылись не торопясь,