Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей» - Галина Майорова

Учитель естествознания иркутской мужской гимназии Ричард Карлович Маак, один из первых членов общества, сразу же обративший на себя внимание деловой хваткой и стремлением к дальним путешествиям. Именно ему и было поручено исполнение первой крупной акции только что народившегося Сибирского отдела Географического общества (1852 г.): экспедиция в совсем еще не изученный Вилюйский край, где предполагались богатейшие залежи каменной соли, железа, месторождения золота и драгоценных камней.

Удачные результаты первой экспедиции (гербарий из 2300 ранее неизвестных растений был передан Ботаническому саду Академии наук) тут же подвигли на организацию следующей. Исследования ждал Амурский край, который после открытий Г. Невельского был буквально у всех на устах. Кстати, именно тогда и подключился к снаряжению экспедиции золотопромышленник С. Соловьев, пожертвовав полпуда золота (его помощь была значительна и во время Вилюйской экспедиции).

Книга Р. К. Маака «Путешествие на Амур, совершённое по распоряжению Сибирского Географического общества в 1855 г.» очень скоро стала известной. Весьма интересны были отзывы о ней анархиста и путешественника Петра Кропоткина и литературного критика и публициста Николая Добролюбова. Если первый восхищался красотой Амура, «этой Миссисипи Дальнего Востока», то второй сетовал, что путешественник не касается таких важных для России вопросов торговли и промышленности.

Действительно, исследователя привлекают геология, география новой российской территории, ее население, этнография…

Была и третья экспедиция – река Уссури, Сунгари, озеро Ханка. Бескорыстное служение науке было оценено соответствующим образом. Награда орденом Владимира 4-й степени, пенсия из Государственного казначейства (300 р. в год), назначение главным инспектором училищ. А в 1901 г. – год празднования 50-летнего юбилея ВСОИРГО – фамилия Маака встала на фриз краеведческого музея вместе с именами Максимовича, Пржевальского, Турчанинова, Черского и Ледебура.

Очередные расспросы по поводу неизвестной Александру Васильевичу фамилии Ледебур привели его еще к одному интересному открытию.

Во-первых, научная деятельность ВСОИРГО распространялась на огромнейший регион, и каждое открытие, совершенное на его просторах «чужим» или, наоборот, «своим», никогда не считалось, оно принадлежало всему миру.

И, во-вторых, члены Географического общества никогда не работали замкнуто, изолированно, они активно общались со знаменитыми современниками, часто оказывая им помощь и содействие, и очень внимательно изучали труды и биографии выдающихся людей, участвовавших почти в течение трех столетий в великих открытиях и исследованиях. И первыми в России именно деятели Восточно-Сибирского отдела Географического общества увековечили на фризе своего музея имена многих из этих ученых и путешественников, создав этот своеобразный пантеон исследователей Сибири, Азии и Востока.

И все-таки, тщательно выбирая сначала 12 фамилий, достойных оказаться в этом «пантеоне» (1883 г.), а потом еще 6 (1901 г.), специальная комиссия отдела отдавала предпочтение тем, кто, стремясь составить единую карту мира, открывали этому миру загадочную и неизвестную Сибирь, а потом постепенно стирали с ее карты «белые пятна». Многие из них не были уроженцами России, некоторые не сумели добраться до Иркутска, но все они оставили глубокий след в изучении и российской, и азиатской территории. Среди них и оказались двое немецких ученых и путешественников.

Фридрих Ледебур, профессор Дерптского университета, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, ботаник, досконально изучивший Алтайский край и создавший уникальный справочник «Флора России».

И Александр Гумбольдт, по собственному выражению, «всю жизнь работавший во имя естественной истории». Однако в ученых кругах он был более известен как «второй Колумб». И если первый Колумб открыл Америку, то второй ее исследовал. В 1829 г. Российское правительство приглашает А. Гумбольта в нашу страну. Николай I высказал мнение, что знаменитый ученый «может споспешествовать развитию науки и принесет много пользы горному делу и ремеслам». В России немецкий ученый пробыл всего полгода. Но это – 15 000 км; это Волга, Урал, Алтай; это прием у императора в Зимнем дворце; это трехтомная книга «Центральная Азия» и, наконец, эти слова: «Я не знаю ни слова по-русски, но я стану русским, как стал испанцем; все, что я предпринимаю, я выполняю с удовольствием».

Сегодня Александр Васильевич уже точно знал, что под этими словами мог бы подписаться каждый из восемнадцати… И ни одной минуты он не сомневался в том, что Восточно-Сибирскому отделу Императорского Русского географического общества уготована долгая жизнь.

И потому, что в открытиях и исследованиях была заинтересована власть, особенно в пору закрепления за Россией огромных восточных территорий и их освоения. Известно, что ВСОИРГО открылся под прямым патронажем генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева совсем незадолго до его знаменитой Амурской экспедиции. 17 октября 1851 г. в Белом доме прошло первое заседание общества.

И потому, что исследования эти нужны были иркутским купцам и предпринимателям. И потому, что сегодняшние «очарованные странники» положительно не могли оставаться на месте. XX век уже манил хмелем открытий. Монгольские рунические знаки, старинные рукописи и загадочные рисунки пробуждали дремлющую интуицию. Болели Азией, пустыней Каракум, Тибетом и Даурией, магическими землями, куда еще не ступала нога образованного европейца.

Между тем неделя, отпущенная на экспедиционные сборы, подходила к концу. И хотя, по выражению Александра Васильевича, он все еще не мог «надышаться удивительным воздухом уже совершившихся и еще предстоящих открытий», пора было покидать Иркутск. Впереди был тяжелый и сложный путь, путь во спасение и, как это ни странно звучало, очищение. Колчак знал, что вначале Толль хотел взять с собой на о. Беннетта именно его, уже проверенного спутника, выносливого и волевого. Но оставить «Зарю» в ледяном плавании без опытного и авторитетного офицера он не решился…

Кто знает, будь рядом с Толлем Колчак, все могло бы сложиться по-другому.

* * *

28 февраля на общем собрании членов Географического общества выступил прибывший в Иркутск зоолог русской полярной экспедиции А. А. Бялыницкий-Бируля. Рассказывал он, в основном, о своем пребывании на о. Новая Сибирь, где занимался изучением полярных морских животных и птиц. В сопровождении трех якутов Бируля отправился туда по заданию барона Толля еще во время второй зимовки экспедиции на о. Котельный (29 апреля 1902 г.). Провел там он все лето вплоть до прихода «Зари». Как известно, шхуна к острову подойти не смогла, а партия Бирули, дождавшись замерзания пролива, уже в декабре была на побережье Якутии.

К сожалению, никаких новостей о судьбе пропавшего Э. В. Толля Бируля не сообщил. Не встретились они и с Александром Васильевичем. Колчак вот уже несколько дней снова мчался на почтовых тройках по Якутскому тракту, только в обратном направлении. Отправив всю команду из Иркутска 21 февраля (к ним присоединился и Матисен), сам он с матросом Железниковым выехал на следующий день «и 8 марта в 5 ч 30 мин утра прибыл в Якутск на несколько часов прежде лейтенанта Матисена и нижних чинов».[37]

Сейчас, наверное, нужно вновь будет взять географическую карту Средней Сибири и попробовать зрительно воспроизвести этот воистину стремительный бросок в центр Арктики. И главным ориентиром здесь нам будет отчет А. В. Колчака, его полярный дневник (говорят, до сих пор неопубликованный), дневник воспоминаний Никифора Бегичева. Дополнения к описанию северной природы можно найти в статьях действительного члена Русского географического общества Валерия Поволяева и на страницах книги В. В. Синюкова «Александр Васильевич Колчак – ученый и патриот».

Итак: 8 марта – все 17 членов экспедиции собрались в Якутске.

10 апреля они уже на реке Яна, в селе Казачьем. Это – граница между лесом и тундрой, линия полярного круга. Здесь еще была настоящая зима. В глубоких снежных сугробах кое-где угадывались крыши домов да казачьих изб, чуть повыше поднималась звонница местной церквушки, а бурятские юрты буквально утонули в этих сугробах.

Путь от Якутска до Казачьего, занявший чуть более месяца, уже сам по себе оказался не очень легким. Шел он по низовьям р. Алдана, по диким ущельям угрюмого Верхоянского хребта, затем – по холмам и равнинам обширного бассейна р. Яны до ее устья, где и приютилось на краю света это небольшое село.

И главным во всем этом было в «высшей степени затруднительное движение на Верхоянск и Усть-Янск по этому пути. Ввиду ночного времени и необходимости быстрых переходов при малых перевозочных средствах на станциях представляется невозможным одновременная отправка более четырех человек или 30 пудов грузов, да и то еще при условии промежутков времени между отправляемыми партиями в 2–3 дня. Одним из самых огромных препятствий является краткость времени».[38]