И аз воздам - Надежда Попова

— Тут, небось, еще и на улицах не грабят… — шепнул Курт себе под нос, поудобней улегшись на подушке и закрыв глаза. — Всё-то тут не как у людей.

Уснуть удалось лишь сознательным усилием — умение, которому он был благодарен не раз и не десять за свою жизнь; мозг, утомленный и перегруженный мыслями, точно вьючный верблюд тюками, отказывался отрешаться от реальности и даже на грани сна все еще пытался раскладывать по воображаемым полочкам и переваривать полученную за день информацию. В забытье, более-менее напоминающее сон, удалось себя лишь буквально вогнать хорошим пинком.

Смутная дрема была похожа на туман и никак не желала отгородить сознание от окружающего мира всецело, и в конце концов — отступила совершенно. Курт продолжал лежать с закрытыми глазами, надеясь, что сон вернется, однако старые проверенные приемы не помогали; мысленный отсчет, каковой позволял отгородиться от внешнего мира, больше нагружал мозг, чем расслаблял, зудящий над ухом комар не звенел — гремел оглушительно, словно рев боевого рога, каждая неуместная складка или вмятина подушки ощущалась, точно каменная, и даже звук собственного сердца слышался громко, как кузнечный молот. Не давал покою и еще какой-то звук — знакомый, узнаваемый, но непривычный; классифицировать его никак не удавалось, но четко осознавалось, что здесь, в этой комнате, рядом — ему не место…

Курт открыл глаза, усевшись на постели и глядя сквозь темноту в сторону двери смежной комнаты, занятой Нессель; полминуты он сидел неподвижно, вслушиваясь, потом медленно, осторожно ступая, приблизился к приоткрытой створке и остановился на пороге, замявшись. Лесная ведьма лежала, уткнувшись лицом в подушку, и плакала — без истерики и всхлипов, тихо, обреченно и безысходно. Курт, помедлив, все так же тихо прошел в комнату, осторожно присел на край постели и молча опустил ладонь на плечо Нессель; та вздрогнула, на миг задержав дыхание, но к нему не обернулась, лишь сжавшись в клубок еще больше.

Надо было что-то сказать, но подобрать правильных слов он никак не мог; лучший дознаватель Империи, подумал Курт раздраженно, способный за пару часов разболтать восемь из десяти арестованных, не знал, что и как сказать. Инквизитор, именем которого пугают друг друга малефики, без дрожи и колебаний способный игнорировать мольбы и рыдания самых невинных с виду заключенных, сейчас ощущал себя неловко, точно вломившийся в баню студент. Внезапно прорвавшиеся эмоции Нессель в самом буквальном смысле застали его врасплох; все эти дни ведьма держалась настолько независимо, спокойно и хладнокровно, что он попросту забыл о том, что рядом с ним — мать, потерявшая единственное чадо…

— Мы ведь ее не найдем, да? — чуть слышно проронила Нессель, все так же не оборачиваясь и не поднимая голову с подушки. — Альту я никогда больше не увижу…

— Я ведь обещал, что сделаю все, что могу, — так же тихо ответил Курт; она прерывисто вздохнула, явно пытаясь не разреветься в голос, и возразила, с видимым усилием выговаривая каждое слово:

— Я верю. Но ты… ищешь этого человека десять лет. И кто знает, не будешь ли искать еще столько же. И найдешь ли вообще.

— Найду, — твердо возразил он. — Эти десять лет мы времени даром не теряли.

Нессель напряглась, явно намереваясь возразить, но лишь тяжело выдохнула и снова зарылась в подушку лицом. Курт поджал губы, все еще пытаясь подобрать слова и вместе с тем понимая, что все утешения будут звучать глупо и неуместно; поколебавшись, он осторожно прилег рядом, обняв вздрагивающее тело, и как можно уверенней выговорил:

— Все будет хорошо.

Нессель всхлипнула, вжавшись в него спиной, и вцепилась в обнявшую ее руку, словно эта рука была единственным спасением для нее, тонущей в вязком, смертельно опасном болоте.

Глава 6

Его разбудило солнце, бьющее в глаза сквозь закрытые веки: небесное светило, уже поднявшееся над крышами, заглядывало в распахнутое окно, расточая лучи с не утренней щедростью и предвещая невероятно знойный день — всю ночь Курт так и проспал поверх одеяла, однако не озяб совершенно. Он поморщился, осторожно отодвинулся, медленно вытягивая руку из-под головы спящей Нессель, и сел на постели, отвернувшись от окна.

— Будет жарко, — произнес сонный голос за его спиной, и Курт обернулся к лесной ведьме, с улыбкой выговорив:

— Разбудил… Извини.

— Нет, это все солнце, — возразила она, усевшись, и изобразила вялую ответную улыбку. — Да и пора уже. Что-то я заспалась, обычно я не валяюсь в постели до такого часа.

— К слову, я тоже, — заметил Курт и, помедлив, уточнил: — Ты что-то сделала опять?

— В каком смысле?

— В своем обычном. Я вчера долго не мог уснуть, а когда уснул — спал вполглаза, голова была, точно медный котел… А тут просто лег и провалился в сон; проснулся вот только несколько мгновений назад, причем отдохнувшим и бодрым. Твоих рук дело?

— Мне вчера было не до того, — возразила Нессель, пожав плечами, и, поднявшись, стянула со спинки кровати висящее на ней платье. — Это ты сам. Что-то тебя успокоило, похоже, что-то ты для себя решил — какой-то вопрос, который не давал тебе покоя, вот разум и перестал сопротивляться сну. Никакой волшбы.

— Знать бы еще, а что ж именно я решил, — покривился Курт и, вздохнув, побрел в свою комнату.

В трапезный зал они с Нессель спустились вдвоем, обнаружив за одним из столов Ульмера, явившегося более часу назад и терпеливо дожидавшегося майстера Гессе, дабы препроводить оного к интересующей его свидетельнице. Новость о том, что «лекарь» будет присутствовать при дальнейшем расследовании, молодой инквизитор выслушал без малейшего удивления, будто заранее предполагал нечто подобное, лишь кивнув и отозвавшись коротким «как скажете».

С собою Ульмер принес Евангелие пропавшего inspector’а — небольшую заметно обшарпанную книжицу с когда-то соскобленной кляксой воска на обложке. Перед тем, как спрятать Новый Завет среди своих вещей в комнате, Курт мельком пробежался по страницам — скорее для очистки совести, нежели и впрямь надеясь отыскать там какие-то пометки. Страницы были порядком потрепаны, однако ни одного подчеркивания, значка или отметины среди ровно выписанных переписчиком букв не обнаружилось. Позже, разумеется, можно было осмотреть книгу тщательней, однако уже сейчас Курт понимал, что это окажется лишь пустой тратой времени…

За стенами трактира солнце жарило уже во всю силу, сияя на ярко-голубом, без единого облачка, небе, и даже вблизи каналов не стало свежее — напротив, к жару медленно раскалявшегося воздуха прибавилась влажная духота, щедро сдобренная ароматом бытовых отбросов и нечистот, каковой становился тем сильней, чем ближе господа дознаватели подходили к кварталу бамбергской бедноты. Здесь к общему букету благоуханий прибился запах рыбьей чешуи, потрохов и застарелой слизи, а вскарабкавшееся еще выше солнце делало окружающую реальность все более невыносимой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});