И аз воздам - Надежда Попова

— Что ж, не могу сказать, что в этом стремлении я с тобою не единодушен… — пробормотал Курт и, помедлив, кивнул: — Хорошо. Тогда запомни: ты — мой лекарь, как я и сказал Ульмеру. Что именно со мной не так, ты говорить не имеешь права, просто после завершения одного из расследований мне требуется лекарский надзор. Ты лекарь, а также «еще кое-что по мелочи». Вот так, дословно, и станешь отвечать, если что. Ко мне ты приставлена моим начальством; и запомни — я возражал. В Конгрегации ты около года, нанята со стороны; кто ты и откуда — говорить не имеешь права…

— Почему именно так?

— Что именно?

— Почему год?

— Потому что это объяснит твое… не вполне обычное поведение. Год. Достаточно для того, чтобы проверить тебя и даже отправлять на расследование вместе с одним из знаменитейших следователей, и недостаточно для того, чтобы ты полностью втянулась в дело. Пойми меня правильно, на праведную монашенку ты не похожа.

— Надеюсь, — буркнула Нессель, поджав губы, и вздохнула, выразительно кивнув в сторону двери: — Ужин у нас сегодня ожидается?

… За ужином, как и во время обеденной трапезы, лесная ведьма была молчалива и всеми силами старалась не привлекать к себе внимания; к людям она явно так до сих пор и не привыкла, и от направленных на нее взглядов, даже случайных, Нессель было заметно не по себе.

Несмотря на то, что снедь была поглощена быстро, почти торопливо, к тому времени, как оба поднялись наверх, сумерки за окнами уже сгустились, и в комнатах воцарился тусклый полумрак. На разносчика, от которого Курт потребовал принести огня и зажечь светильник на столе, Нессель смотрела с осуждением, и когда парень вышел, неодобрительно поинтересовалась:

— А прихватить с собою огня сам майстер инквизитор счел ниже своего достоинства? Десять лет назад ты мне не показался человеком, которому надо прислуживать.

Курт помедлил, глядя на пляшущий под сквозняком язычок пламени, и, вздохнув, присел к столу поодаль от светильника.

— Думаю, — проговорил он медленно, все так же не отрывая взгляда от огня, — тебе надо кое-что знать обо мне.

— Да ты, я смотрю, тайнами оброс, словно камень мхом, — усмехнулась Нессель и, не увидев улыбки в ответ, опустилась на табурет напротив него, уточнив уже серьезно: — Что такое?

— Когда я был в твоей сторожке, когда ты… объединилась со мною, чтобы исцелить — помнишь, следующей ночью ты сказала, что видела мои сны? Что тебе снились огонь и страх? И еще ты спросила, что с моими руками.

— Ты сказал, что твой враг пленил тебя, и чтобы освободиться, тебе пришлось сжечь путы на собственных руках, — кивнула Нессель и вдруг ахнула, подавшись вперед. — Альта! Это тот же человек, что похитил мою Альту? Это он и есть тот самый «старый враг»? Тот, что сделал это с тобой?

— Да, — поморщился Курт, — и обожженная кожа и уязвленное самолюбие — не единственное, что мне осталось после встречи с ним. Я… с тех пор не выношу огня. Не могу приближаться к нему, не могу взять светильник в руку, не могу пальцами затушить свечу или даже подбросить полено в очаг. Обычно мне удается это довольно успешно скрывать — в том числе и вот так изображая из себя спесивого инквизитора, «которому надо прислуживать», и никто, кроме своих, об этом не знает.

— «Не выношу», — повторила Нессель с расстановкой, пристально всматриваясь в его лицо. — То есть — боишься?

— Да, — оторвав, наконец, взгляд от пламени, тяжело усмехнулся он. — Так будет точнее. Думаю, я должен тебе это сказать, коли уж нам предстоит de facto работать вместе, и ты в каком-то смысле зависишь от меня; ты должна знать, на что ты можешь рассчитывать и чего от меня ждать, случись что. Точнее — чего ждать не стоит.

— Этот человек… оставил глубокий след в твоей жизни, — сострадающе вздохнула Нессель и, помедлив, спросила: — Как думаешь, когда ты найдешь его, это пройдет?

— Полагаешь, он навел на меня порчу? — хмыкнул Курт невесело. — И убив его, я от нее избавлюсь?

— Нет. Проклятье на тебе есть, я и тогда об этом сказала, но — не это. Просто… зная тебя — думаю, тогда твоя душа успокоится.

— Я не мечтаю о мести, — пожал плечами Курт, и она кивнула:

— Я вижу. Когда ты говоришь о нем, в твоем голосе не звучит ненависть, и над тобою не появляется багрянца.

— Ты меня снова видишь? — удивленно уточнил он, поведя рукой над головою. — Вот это? Ты утверждала, что я сумел скрыть это от твоего взора, как только ты рассказала о том, что можешь такое. У меня больше не выходит?

— Ты открылся, когда начал этот разговор, — пожала плечами Нессель и, всмотревшись в него, улыбнулась: — Ну, вот опять. Спрятался. Прямо как ёжик…

— А что скажешь про Ульмера? — не ответив, спросил Курт. — Про следователя, который встречал нас сегодня. Он — какой? Его ты могла видеть?

— Этот инквизитор… серенький, — на миг запнувшись, ответила она. — Не темно-серый, как ты, а серенький, как мышка; он блеклый и… Он никакой. Не знаю, как еще это сказать. Ничего особенного, человек как человек, тут вокруг таких ходят сотни.

— На заговорщика и убийцу, иными словами, не тянет, — уточнил Курт и поднялся, вздохнув: — Провести бы тебя под каким-нибудь предлогом к местному оберу — вот еще на кого интересно посмотреть твоими глазами… Завтра подумаю об этом. Быть может, все дело раскроется за минуту, благодаря лишь твоим умениям. Или напротив — запутается еще более; на обере, надо полагать, людских страданий и подспудной вины без счета… Я спать, — подытожил он, с усилием потерев глаза. — Не знаю, как ты, а я валюсь с ног.

— Я тоже; хоть днем и прилегла, все равно чувствую себя разбитой… Иди, — кивнула Нессель, когда Курт замялся, глядя на светильник. — Я затушу, как ляжешь.

— Просто забери его в свою комнату. Я уже к темноте привык; уж по крайней мере кровать в комнате найду.

— Во всем есть хорошая сторона, — улыбнулась Нессель ободряюще и, поднявшись, осторожно взяла светильник. — Доброй тебе ночи.

— Да уж… — пробормотал Курт тоскливо, невольно покосившись в окно, на засыпающий притихший город.

Бамберг погрузился в сон быстро и как-то разом; в отличие от многих городов, в коих доводилось побывать до сего дня, здесь, видимо, не в чести были поздние гуляния — ни единого голоса не доносилось из распахнутого окна, не шаркали подошвы припозднившихся прохожих, не было слышно даже постояльцев в трапезном зале. С наступлением темноты город будто бы остановился, как часы, из которых вынули ведущую шестерню.

— Тут, небось, еще и на улицах не грабят… — шепнул Курт себе под нос, поудобней улегшись на подушке и закрыв глаза. — Всё-то тут не как у людей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});