Истории будущего - Дэвид Кристиан

деле, по словам когнитивиста Анила Сета, «контролируемые галлюцинации»134. Это лучшие предсказания нашего разума по поводу происходящего вокруг, с учетом полученных им сигналов. Эти догадки предельно близки к действительности, потому что, прямо или косвенно, они опираются на запас информации, накопленный нами о мире. Данные модели – наши окна в мир и будущее, они формируют каждую сторону нашего мышления о будущем.

Конечно, механизм предвосхищения будущего состоит не только из «живых» нейронных компьютеров. У разумных организмов, скажем, у млекопитающих, алгоритмы или эмпирические правила, хорошо себя показавшие в прошлом, подкрепляются эмоциями. Мозг и тело нашей молодой антилопы не просто советуют убегать для спасения жизни от львиного прайда. Они также выделяют гормоны, которые заряжают животное энергией, вызывают, как пожарная сигнализация, сильные эмоции страха и паники, побуждают к бегству. Эмоции влекут его в «красную» зону конуса будущего 3. Так обстоит дело и с людьми. Наши эмоциональные системы – часть большого репертуара полуавтоматических реакций на знакомые ситуации, в которых тщательное обдумывание чаще всего не требуется, а важна как раз скорость реакции. Просто вспомните о страхе, который мы испытываем, когда начинаем задыхаться. Связь между нервной системой и эмоциями объясняет, почему о различии между хорошим и плохим будущим не просто думают, почему его ощущают – причем достаточно остро. Мы питаем сильные чувства по поводу многого на свете, и – по крайней мере, у людей – эти чувства закладывают основу для большей части морального и этического мышления.

Эмоции тесно связаны с быстрыми алгоритмами, которые дают советы о будущем, опираясь на закономерности, а не на строгое осмысление происходящего. Эти удобные алгоритмы составляют часть того, что психолог Даниэль Канеман называет «быстрым мышлением»135. Такое мышление интуитивно, протекает в основном подсознательно и не требует особых усилий. Но это оно обрабатывает большинство наших решений о будущем. Оно незаменимо, когда нам не хватает времени, информации или энергии, чтобы глубоко обдумать проблему; к нему прибегают в простых случаях, и обычно быстрое мышление указывает правильное направление действий – обычно, но не всегда. Порой оно оказывается слишком быстрым, как следует из экспериментов Канемана и его партнера Амоса Тверски. Например, быстрое мышление опирается на легкодоступную информацию, то есть делает выводы преждевременно, основываясь на том, что Канеман и Тверски в шутку называют «законом малых чисел»136. Наша молодая антилопа могла бы сказать своей матери: «Я ходила к водопою четыре раза, и там были львы, но они не пытались меня убить. Почему ты не хочешь, чтобы я ходила туда?» Мы все обобщаем недавний опыт, и нередко делаем это по смехотворно малой выборке – так, допустим, спортивная команда увольняет тренера после двух неудачных сезонов. Быстрое мышление объясняет, почему столько наших мыслей о будущем ситуативно, даже при поддержке сложной нервной системы.

С другой стороны, пусть быстрое мышление создает проблемы, у нас достаточно времени и умственной энергии для вида с большим мозгом, чтобы успеть мобилизовать вторую систему, которую Канеман называет «медленным мышлением». Это мышление использует мать-антилопа, отвечая дочери: «Твоя выборка слишком мала, чтобы делать выводы. Я прожила дольше и помню последний день твоего отца. Держись подальше от водопоя!» Медленное мышление требует определенного уровня сознательности, поэтому именно тут мы вправе уже буквально рассуждать о помышлении будущего. Медленное мышление требует больших усилий и большей сосредоточенности, оно изучает все более тщательно, использует больше информации и проверяет свои выводы крайне скрупулезно. Иными словами, у больших разумных организмов вроде нас с вами именно медленное, сознательное мышление принимает многие важные, «административные» решения о будущем. Разделение труда между быстрым и медленным мышлением в большинстве случаев осуществляется почти незаметно. Как выразился Канеман, «это сводит к минимуму усилия и оптимизирует производительность»137.

В завершение отмечу, что многое остается загадочным в биологии мышления о будущем. Как заявил, слегка преувеличивая, ученый-компьютерщик Стюарт Рассел, «что касается обучения нейронов, их познания, запоминания, рассуждений, планов и решений – по большей части об этом остается лишь догадываться»138. Мы понятия не имеем, как триллионы нейронов сообща способны порождать яркое ощущение реальности в наших головах в качестве подготовки к будущему. У нас нет реального понимания источника осознанности или сознания (Элисон Гопник говорит о «том, от чего избавляют анестетики»139). Мы не знаем, на каком этапе эволюции впервые возникает свет сознания. Неужто страдающая от жажды молодая антилопа сознательно думает о своей грядущей участи? Многие философы описывают проблему сознания как «трудную» – этот термин впервые употребил философ Дэвид Чалмерс в 1995 году. Сознание для многих философов и психологов не менее проблематично, нежели темная материя и темная энергия для космологов. Но, чем бы ни было сознание, оно позволяет нам осознавать мысли о будущем, присутствующие у нас на протяжении большей части нашей бодрствующей жизни.

Часть третья

Подготовка к будущему

Как это делают люди

Глава 5

Что нового в человеческом мышлении о будущем?

«Ах, милый, ты не одинок: И нас обманывает рок, И рушится сквозь потолокНа нас нужда. Мы счастья ждем, а на порогВалит беда…Но ты, дружок, счастливей нас…Ты видишь то, что есть сейчас. А мы не сводим скорбных глазС былых невзгодИ в тайном страхе каждый разГлядим вперед».

Роберт Бернс. «Полевой мыши, гнездо которой разорено моим плугом» [52]

У людей – как и, можно предположить, у многих других наделенных мозгом живых существ, в том числе у бернсовского «зверька проворного, юркого, гладкого» – размышления о будущем на исполнительном уровне протекают преимущественно осознанно. При этом два взаимосвязанных фактора придают человеческому мышлению о будущем небывалую силу и значимость в сравнении с мышлением прочих «мозговитых» видов. Накопленные на протяжении нескольких миллионов лет развития неврологические и биологические изменения позволяют отдельным представителям рода человеческого думать, воображать, планировать и моделировать возможные варианты будущего с исключительной виртуозностью. А эти навыки, в свою очередь, многократно усиливаются через употребление человеческого языка, который обеспечивает нам обмен идеями и коллективное восприятие информации. Обмен общими сведениями среди многих означает, что человеческое мышление и управление будущим наряду с человеческими технологиями и человеческой культурой в целом способны развиваться и меняться быстрее, чем когда-либо прежде, становиться все более продвинутыми с каждым новым поколением в течение нескольких сот тысяч лет. В совокупности же указанные факторы произвели революцию в отношении нашего вида к будущему – и к планете, нашему дому в космосе. Мы стали, если использовать прекрасную метафору Дидье Сорнетта, «владыками драконов», то есть известными вроде бы существами, которые внезапно начали вести себя совершенно иначе140.

Биологические различия

Мы принадлежим к группе исключительно «мозговитых» двуногих приматов, так называемых hominidae, что эволюционировали последние несколько миллионов лет. За минувшие два миллиона лет мозг гоминидов расширялся со скоростью