Небо повсюду - Дженди Нельсон

Она обхватывает меня обеими руками, и я стою в ее надежных и крепких объятиях. Слезы закипают в моих глазах, и я даю им течь и течь, пока все бабулино платье не промокает насквозь и дом не заполняет ночная тьма.

Глава 25

Я не иду к алтарю на письменном столе, чтобы поговорить с Бейли на горной вершине. Я даже свет не включаю. Я иду прямо к кровати, ложусь, не снимая одежды, и молюсь, чтобы ко мне пришел сон. Но мне не спится.

Вместо сна приходит стыд: многие часы стыда, который накатывает короткими горячими волнами, точно тошнота; я заглушаю стоны подушкой. Меня хватают и не отпускают все те недоговорки, вся та ложь, что я наговорила Джо. Я едва могу дышать. Как я могла причинить ему такую боль, сделать с ним то же, что и Женевьева? Моя любовь к нему колет меня, точно иголки. У меня болит в груди. У меня болит все тело. Он стал совсем непохож на себя. Он стал другим человеком. Не тем, кто меня любит.

Я вижу лицо Джо, потом лицо Бейли, и они вдвоем нависают надо мной. На губах их застыли те же три слова: Как ты могла?

Я не знаю, что ответить.

Простите, снова и снова пишу я пальцем на простыне, а потом больше не могу терпеть и включаю свет.

Но от света меня начинает тошнить по-настоящему, и я вижу все те сцены с сестрой, которые теперь навсегда останутся непрожитыми: я держу на руках ее ребенка. Учу его (или ее) играть на кларнете. Мы просто становимся старше. Вдвоем. Все будущее, которому не суждено свершиться, рвется из меня толчками наружу и изливается в мусорное ведро, над которым я сгорбилась. Наконец внутри остается одна пустота, и я совсем одна в этой жуткой оранжевой комнате.

И тогда я понимаю.

Когда я не в объятиях Тоби, которые одновременно и тихая пристань, и полный хаос, когда я не отвлекаюсь на восхитительные ласки Джо, я остаюсь одна.

Крошечная ракушка, потерянная и одинокая среди ревущего океана собственной души.

Я.

Без.

Бейли.

Навсегда.

Я зарываюсь головой в подушку и ору, словно душа у меня разрывается пополам. Потому что так оно и есть.

(Написано на одноразовом стаканчике, валяющемся на берегу реки Рейни)

(Написано на обертке от леденца, на парковке у Кловерской школы)

(Написано на листе бумаги, торчащем из мусорной корзины в Кловерской библиотеке)

Часть 2

(Написано на листке бумаге, спрятанном между двух камней в ущелье Флайинг-Мэн)

Глава 26

Позже я просыпаюсь со следами подушки на лице. Смотрю в окно: звезды околдовали темные небеса. Стоит мерцающая ночь. Я открываю раму, и верхом на аромате роз из сада в комнату врывается шум реки. В изумлении я понимаю, что мне стало немножко лучше, словно во время сна я попала в место, где чуть легче дышать. Я отмахиваюсь от мыслей о Джо и Тоби, глубоко затягиваюсь воздухом с запахом цветов, реки, мира. Встаю, несу мусорное ведро в ванную, мою его и моюсь сама и иду прямиком к столу Бейли.

Включаю компьютер, достаю блокнот из верхнего ящика (теперь я храню его там) и продолжаю с того места, где закончила вчера. Мне нужно сделать хоть что-нибудь для своей сестры, и единственное, что приходит мне в голову, – это найти ради нее нашу маму.

Я печатаю в поисковике оставшиеся сочетания. Наверное, я понимаю, как грядущее материнство могло побудить Бейли искать собственную маму. Это почему-то кажется мне очень логичным. Но я подозреваю и кое-что еще. В дальнем пыльном углу сознания у меня есть сундук, и в самом дальнем и пыльном углу этого сундука лежит одна мысль. Я знаю, что она там: сама положила, чтобы не думать о ней. Но сегодня я открываю этот скрипучий сундук и сталкиваюсь лицом к лицу с тем, во что я всегда верила: Бейли тоже такая. Беспокойство всю жизнь преследовало мою сестру, принуждало ее участвовать в забегах по пересеченной местности и менять личины на сцене. Я всегда считала, что именно поэтому она и хочет найти маму, и по этой же причине я не хотела, чтобы это у нее получилось. Уверена, она не рассказывала мне о своих поисках потому, что я попыталась бы ее остановить. А то мама рассказала бы ей, как сбежать от нас.

Одного исследователя для семьи вполне достаточно.

Но теперь я могу искупить вину за эти мысли, если отыщу маму. Я вбиваю разные варианты, пробую разные поисковики. Но уже через час мне хочется вышвырнуть компьютер в окно. Ни к чему все это. Я добралась до последней страницы и уже стала сама придумывать комбинации со словами и символами из стихотворений Блейка. Бейли в своем блокноте явно использовала содержимое маминой коробки: «Оливер Твист», «Сиддхартха», «На дороге». До Блейка она добраться не успела. Я раскрыла книгу и печатаю сочетания вроде «Пейдж» и «тигр», «ядовитое дерево» и «дьявол». Потом пробую набрать фамилию Уокер и разные слова, связанные с кулинарией (повар, шеф, ресторан). Бабушка ведь говорила, что мама наверняка зарабатывает на жизнь готовкой. Все тщетно. Потратив на поиски еще час, я обращаюсь к Бейли-исследователю, говорю ей, что не сдалась, что мне просто нужна передышка, и спускаюсь вниз: вдруг кто-то еще не спит?

Биг сидит на крыльце. Расселся на диване, как король. Я втискиваюсь рядом.

– Невероятно. – Он тычет пальцем в мое колено. – И не помню, когда ты в последний раз так подсаживалась, чтобы поболтать вечерком. Я как раз думал, а не слодырничать ли мне завтра и не предложить моей нынешней дамочке пообедать в ресторане. Надоело принимать пищу на дереве. – Он подкручивает усы с подозрительной мечтательностью.

Ой-ой-ой.

– Помни, – предупреждаю я дядю, – тебе запрещается просить чьей-либо руки, пока ты не пробудешь с этим человеком вместе целый год. Таковы правила после твоего последнего развода. – Я протягиваю руку и для пущего эффекта дергаю его за усы. – Пятого развода.

– Хорошо, хорошо, – машет рукой он. – Но если бы ты знала, как я скучаю по предложениям руки и сердца! Нет ничего романтичнее в мире. Советую и тебе попробовать хоть разок, Ленни. Словно с парашютом прыгаешь.

Он звонко смеется. Я бы даже сказала, что хихикает, не будь в нем пятнадцати метров роста. Дядя всю жизнь нам с Бейли твердил о свадьбах. И, по правде говоря, пока Сара в шестом классе не стала возмущаться институтом брака, я и понятия не имела, что он подразумевает какое-то неравенство.

Я оглядываю пустой двор, откуда несколько часов назад от меня сбежал Джо. Возможно, навсегда. Думаю, надо ли говорить дяде, что Джо, скорее всего, не будет теперь к нам заходить, но у меня не хватает решимости. Он почти так же привязался к нему, как и я. Да и, в любом случае, у меня есть другая тема для разговора.

– Биг…

– Да?

– А ты веришь в этот беспокойный ген?

Он удивленно смотрит на меня:

– Ну, звучит это как полный бред, ты согласна?

Я вспоминаю, как недоверчиво отреагировал на мой рассказ Джо, о своих собственных сомнениях, о том, как никто не верит в эту теорию. Даже в этом городке, где свобода духа входит в круг основных семейных ценностей. Стоит мне рассказать кому-нибудь о том, что мама оставила нас, когда мне был год, и отправилась на поиски дорожных приключений, на меня смотрят так, будто хотят запереть меня в комнате с обитыми войлоком стенами. Но при всем этом предание семьи Уокер никогда не казалось мне таким уж абсурдным. Каждому, кто когда-либо читал романы, выходил на улицу или ступал на порог моего дома, известно, что люди – страшные чудаки. Особенно наша семейка, думаю я, бросая взгляд на Бига, который занимается бог знает чем, ежегодно женится, пытается воскресить мертвых жучков, курит больше травки, чем все одиннадцатиклассники, вместе взятые, и выглядит так, будто должен управлять волшебным королевством. И почему же его сестре не быть блаженной душой, которая жаждет приключений? Почему мама не может быть похожей на героев, которые уходили из дому? Их же так много. Люк Скайуокер, Гулливер, капитан Кирк, Дон Кихот, Одиссей. Ладно, мне они кажутся немного ненастоящими, но они так мифологичны, так полны магии. Чем-то напоминают моих любимых святых и персонажей книг, к которым я, возможно, привязываюсь слишком сильно.

– Не знаю, – честно отвечаю я. – А что, это правда бред?

Биг долго молчит и в задумчивости крутит усы.

– Да нет, это просто вопрос классификации. Понимаешь? – Я не понимаю, но не перебиваю его. – В каждой семье есть свои штуки, которые передаются через поколения. У нас это бродяжничество – кто уж знает почему? Могло быть и хуже: алкоголизм, депрессия или озлобленность. А наши бедолаги-родственники просто отправляются бродить по свету…

– Мне кажется, у Бейли тоже это было, Биг. – Слова просто вывалились у меня изо рта, и я не успела их поймать. И становится понятно, насколько крепко я верю в этот ген. – Я всегда так думала.