Пуговицы - Ида Мартин

на меня:

– Все вместе?

Томаш кивнул.

– Здорово! – обрадовалась девочка. – А ты забрал документы?

– Нет пока.

– А почему?

– Все, иди. – Он подтолкнул ее к выходу. – Потом расскажу.

Многозначительно покивав, Даша с хитрым лицом прикрыла за собой дверь. Томаш выжидающе смотрел на меня, скрестив руки на груди.

– Ты сказал, что знаешь, кто это сделал, – полушепотом напомнила я.

– Я хотел сказать, что знаю, кто взял растяжку. Но мне нужны гарантии, что та запись, которая у тебя, никуда не уйдет и ты оставишь меня в покое.

Я задумалась. Какие гарантии я могла ему дать, кроме обещания, которое один раз уже не сдержала?

– Поверь, удалить ее в твоих же интересах. – Томаш неверно растолковал мое замешательство. – Тема с шантажом намного хуже и опаснее, нежели то, что на записи.

– С каким еще шантажом? – как можно беспечнее перепросила я, сообразив, что он знает про Лизину аферу.

– Надя думала на тебя, но я не верил. А ведь это шикарный мотив! Ты требовала от Нади деньги, она их не принесла, и тогда, разозлившись, ты ее убила.

– Полный бред!

Я не понимала, стоит ли объяснять, что шантажистка не я. Быть может, узнай Томаш, что запись есть еще и у Лизы, то вообще откажется что-либо рассказывать.

– У меня мотива нет, – продолжал он. – А у тебя и мотив, и время, и возможность. Я очень хорошо помню тот день.

За дверью кто-то заскребся, и показалась мордочка Даши. Бровями, ресницами, темно-каштановым цветом волос она напоминала брата. Но глаза у нее были ясные, чуть раскосые и лукавые, а черты лица острые и резкие, тогда как лицо Томаша, даже когда он смотрел убийственным взглядом, все равно оставалось мягким.

– Слава, я хочу есть. Ты обещал десять минут, а прошло четырнадцать.

– Хорошо, мой руки.

– А Микки с нами?

– Нет, извини, у меня дела. – Я поднялась.

– Ну пожалуйста, – заканючила девочка, – останься. Мы быстро кушаем.

– Оставайся, – сказал Томаш, когда Даша ускакала в ванную. – Ты же смелая.

– Нет, я пойду, но сначала давай закончим. – Я открыла телефон, отыскала нужное видео и одним движением удалила его. – Так кто забрал растяжку?

– Фил, – быстро и по-деловому ответил Томаш.

– Ты не врешь?

– Он потому и в драку полез, что я сказал, что знаю про растяжку. А вовсе не из-за тебя.

– Понятно. Может, ты еще знаешь, кто меня запер в актовом зале?

Томаш покачал головой.

Я вышла в коридор, и, пока одевалась, они с Дашей молча наблюдали за мной.

– Ты вернешься в школу? – уже выйдя за порог, спросила я.

– А можно вернуться? – удивленно выкрикнула Даша. – Слава, пожалуйста, я очень хочу!

– Я подумаю, – сказал он и закрыл за мной дверь.

Глава 10

Значит, Фил. Он, конечно, лучше всех подходил на эту роль, хотя мотивов у него, в отличие от остальных, совершенно не было.

Я вышла от Томаша взбудораженная, словно побывала под контрастным душем. Но не из-за того, что узнала. Это Томаш действовал на меня очень странно. Забравшись в теплый салон автобуса, я немедленно позвонила Филу. Попросила встретиться через пятнадцать минут возле его подъезда, он удивился, но отказываться не стал.

– Чего тебе в такую погоду дома не сидится? Меня мать на десять минут отпустила. Давай выкладывай, чего там, – кутаясь в куртку, выдал Фил сразу, как только меня увидел. На ногах у него были пластиковые шлепки, а зажженную сигарету он прятал в кулаке.

– Скажи честно, это ты забрал растяжку?

– Что? Микки, ты тю-тю? – Фил натянул капюшон мне на лоб. – Бэзил предупреждал, что ты поехала на этой теме.

Я вернула капюшон на место:

– Томаш тебя видел.

– Вот блин, – Фил недовольно сплюнул в сторону. – Нашла кому верить. Томаш из ревности тебе любую фигню наплетет.

– Почему это из ревности?

– А ты разве не знаешь, что он с Надей мутил?

– И чего?

– Чего-чего? Надя-то на меня запала, вот Томаш и злится до сих пор.

– Откуда такие фантазии?

Очень хотелось поприкалываться, но сейчас было не время.

– Ой, Микки, это же и дураку понятно. Она ведь съемку мне предложила, а не ему.

– Какую еще съемку?

Фил прикусил губу, обдумывая, не сболтнул ли лишнего, потом сообразил, что назад дороги нет, и признался:

– Короче, есть одно место – фотостудия. Надя посоветовала. Меня моделью туда взяли.

– Что за студия?

Выпустив струйку дыма, он прищурился и недвусмысленно поиграл бровями.

– Что, правда? – Я все-таки расхохоталась. – Реально? Порнуха? Фил?!

– Ты че, Микки, совсем? За кого ты меня держишь? – Его обиженное лицо рассмешило меня еще больше. – Я ж не какой-то там голодранец или приезжий, которому жрать нечего. Просто обнаженка. Чисто эстетика. Это искусство, если хочешь знать.

– И на каких же педофильских сайтах можно полюбоваться на эту эстетику?

– Блин, обязательно так все извратить? – Он недовольно ткнул меня в плечо.

– Да ладно тебе, скажи. Мы с Лизой посмотрим. Поржем над голым Филом.

– Эй! Только Лизе не вздумай болтать. Ясно? Она не знает и разозлится.

Меня окончательно разобрал смех.

– Слушай, Фил, ты вообще хоть иногда думаешь?

– Ты меня специально позвала, чтобы наезжать? У тебя критические дни?

– Я, когда к тебе шла, понятия не имела, как заставить тебя сознаться в том, что это ты взял растяжку. Но ты сам, добровольно отдал себя мне в руки.

– Да? – Фил задумчиво помолчал, потер подбородок. – Ты права, не подумал.

– Тогда просто колись, и я попробую не вспоминать про эту твою эстетику, – с трудом проговорила я сквозь смех.

– Пообещай, что не скажешь Лизе про фотки.

– Не скажу.

– Только, Микки, то, что я взял растяжку, вообще никакого отношения к Надиной смерти не имеет. Ты ведь понимаешь? Я потому и говорить не хотел, что вы все на меня сразу бы начали катить.

– Просто расскажи, что ты с ней сделал и зачем.

– Да я над Липатовым прикольнуться хотел. Всего лишь запихнул ее в рукав его куртки и все. Клянусь! – отбросив окурок, Фил развернул меня к себе за плечи. – Ты мне веришь?

– Ну, так… Пока не знаю. Липа к тому времени уже ушел из школы.

– Ничего не ушел. Куртка его висела в раздевалке.

– Где же он тогда был?

– А вот с этим уже не ко мне! – Фил расправил плечи и сунул руки в карманы спортивок. – Ты должна помириться с Лизой. Она переживает.

– Ты знаешь, из-за чего мы поругались?

– Приблизительно. Она сделала что-то, чего не должна была, и теперь сильно расстроена. Она тебя любит, Микки, будь к людям добрее.

Фил смотрел на меня с высоты своего внушительного