Записки драгунского офицера. Дневники 1919-1920 годов - Аркадий Столыпин

Корнет Люфт выслан в разъезд на деревню Великий Карашин, что около Рожева, немного в тылу Брусилова. Поручение опасное, и не знаю, чем оно окончится. Люфт должен вернуться к вечеру. Говорят, поляки заняли Житомир и занят вдобавок Бердичев.

с. Скрагливка

21 ноября 1919 г.

Деревня в середине густого леса. Я вёл головную заставу. Ночью выяснилось, что противник близко – в Сущанке и Мохначке, пришлось выслать ун. оф.<унтер-офицерский> разъезд из 5 человек с унтером Жугой и выставить, хотя была и не наша очередь, заставу у леса от 3-го взвода. Оказалось, что пехота не выставила охранения, где ей было приказано. Попов очень обозлился, и пехоте, соответственно, вставили фитиль. С перепугу они выставили 50 человек при двух пулемётах, что по теперешнему времени есть ни более ни менее как две роты.

с. Романовка

22 ноября 1919 г.

От нашего эскадрона был разъезд с корнетом Вишневским. Вечером выставлял сторожевое охранение у плотины, что на местечко Жидовцы: 4-й взвод при 2-х пулемётах. И у другой плотины, что на Мохначку, 8 человек при одном пулемёте. С юга и востока – охранение от пехоты.

Вечером приехали Кишинский, Гоппер, кн. Долгоруков и какой-то новый офицер туземной дивизии – Майборода (корнет). Кишинский попал к нам в 3-й, Майборода и кн. Долгоруков – в 4-й. Кроме этого приехал младший Маклаков и два новых вольноопределяющихся – кн. Чавчавадзе и Леонард. Последний – избалованный и болезненный юноша, привыкший к своему автомобилю, сытному житью в Бессарабии, где теперь сравнительно жизнь течёт как и раньше. Вероятно, он не выдержит солдатской жизни и удерёт.

Вчера заболел Рутковский, и я принял эскадрон. Кажется, это навсегда. Чувствую некоторую гордость даже.

с. Лозовики

23 ноября 1919 г.

Славный боевой день. Первый день моего командования ознаменовался лихим делом. Это хороший признак. Поведено было наступление на местечко Жидовцы из Романовки. В лоб наступала пехота, то есть 75-й и 78-й полки и 1-й и 7-й эскадроны. Слева обходил 6-й эскадрон, справа мой и 2-й. Вторым командует ротмистр Денисов, лихой и доблестный офицер. Мы прошли севернее, полями без дорог по вязкому пахотному чернозёму. Была оттепель. Скоро левее нас послышались ружейная стрельба и пулемёты. Пулемёты стреляли не очень сильно, приблизительно, по звуку можно было определить, что стреляло их 3 штуки. Были слышны и несильные залпы.

Мы заняли перекрёстки дорог на Корнин и Липки. Вдали показалось несколько подвод (9), удиравших на Липки. Я послал туда Гоппера, а Денисов также послал туда свой взвод. Вскоре послышался выстрел, и подводы остановились. Но уже некогда было за этим наблюдать. На перевале, который скрывал от нас с. Жидовцы, показались тачанки. Быстро одна за другой они скакали прямо без дорог по сжатому полю. Мы поскакали навстречу. Первым дошёл с 4-м взводом и взвод 2-го эскадрона. Произошло замешательство, и тачанки остановились. В эту минуту кто-то крикнул: «Смотрите, г-н ротмистр, цепь появилась!» Действительно, даже я со своими плохими глазами заметил фигурки, точно муравьи или пчёлки, ползающие по полю там, откуда выскочили тачанки.

Эскадроны пошли рысью, ближайшие взводы – Люфта и Вишневского – выхватили шашки и понеслись в атаку. Хороший конь Люфта вынес его вперёд, и красиво развевался его белый башлык. Мы вкатились в деревню по узкой дороге. Пехота их крикнула: «Ура!» …Но и это «ура» не помогло. Красноармейцы легли в канаву, и их всех забрали в плен.

Интересная подробность: как только первые драгуны доскакали до пехотинцев, они крикнули не «Сдавайся!», не «Руки вверх!», а… «Давай сумки!!» (!!!). Это очень типично для Добрармии.

Втянулись в деревню. Справа колоссальный глинистый обрыв, слева огромный пруд. Дорога сначала огибает пруд, затем круто поворачивает вправо, и надо уже через плотину входить в село. Впереди Вишневский с несколькими всадниками встретил пехотинца с винтовкой. Кто-то выстрелил. Пехотинец взмахнул руками и упал с насыпи на белый лёд пруда. Сверху раздалось несколько выстрелов. Положение становилось критическим. В узком промежутке между прудом и крутым откосом мы были в страшной опасности.

Денисов решил выбраться снова наверх; я последовал его примеру и стал подыматься по крутой скользкой дороге. Не успел я вывести эскадрон, как случилось нечто совершенно неожиданное. С той стороны, где, несомненно, была наша пехота, в упор затрещали два пулемёта. Пули целым роем пронеслись сначала над головой, потом ниже, мимо нас. Одна свистнула над самым ухом. Несколько лошадей перевернулось вместе с всадниками. Упал Кишинский. Я едва успел крикнуть: «За сараи, ходу за сараи!» Через минуты, сбившись в кучу, мы уже стояли за сараями. Я перевёл дух и рассыпал эскадрон лавой. Пошли галопом в поле, потом, не слыша больше выстрелов, <я> перевёл в рысь и наконец остановил лаву. Кишинский сидел уже на пулемётной тачанке, с бледным лицом и покрытый грязью.

– Что с Вами?

– У меня убили лошадь, и, кажется, я сломал себе ребро.

– Жаль, лошадь была хорошая.

Я вызвал охотников, и мы сняли седло. Я тщетно искал, куда угодила пуля. Бедное животное было убито наповал, и раны не было даже видно. Стали подсчитывать трофеи: 4 пулемёта, из них 1 кольт, 2 маузера и французское ружьё-пулемёт; штук 60 винтовок, корзины с разной дребеденью, бельём и пр., 50 именных, агитационная литература и сахар.

Усталые и довольные, мы с Денисовым стали приводить себя в порядок и делить добычу. Корзины взломали, «литература» весело запылала. Среди именных всё больше мальчики лет 18-19-20. На многих нового образца шапки из зелёного сукна с наушниками.

Отдохнув, поехали в деревню, из которой неприятель был уже выбит. Оказывается, это передовые части 47-й дивизии, именно какой-то Гомельский полк. Расстреляли комиссара – жида по фамилии Фидельман – и двух-трёх коммунистов. Весь этот отряд, на 3-й батальон которого мы только что наскочили, имеет задачей поймать наш отряд, который, между прочим, именуется у большевиков Сводно-Одесским. К счастью, у них нет кавалерии, и потому у нас путём разведки больше сведений. Мы всегда знаем, хотя и приблизительно, где они; у них же имеются только довольно туманные сведения.

Идёт, в общем, партизанская война и игра в кошки-мышки или даже в жмурки. Всего в Жидовцах захвачено до 80 пленных при 4-х пулемётах. Человек 100 успело удрать. Командир полка на доклад Денисова сказал лестную фразу, что, мол, от 3-го и 2-го эскадронов другого нельзя было и ожидать.

Вернулся Гоппер. Оказывается, 9 подвод, за которыми он гнался, оказались порожними.

с. Кошляки

24 ноября 1919 г.

Утром выступили обратно в Жидовцы, где пехота готовилась выступать на местечко Корнин. У нас задача: выбить противника из Корнина, деморализовать его и затем, невзирая на исход боя, отойти к железной дороге.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});