Театр в квадрате обстрела - Юрий Алянский

Рассказ «Я держу мой флаг» начинался так: «Командир и лодка были почти ровесниками. Лодка была стара. Командир молод…»

Комдив и инженер-механик дивизиона подводных лодок приходят на лодку, чтобы сообщить командиру о своем намерении разоружить лодку и отправить ее на покой. Командир отвечает: «Это мой корабль. Я его командир. Понятно вам? Меня назначил нарком. Ясно? Пока корабль на плаву и хоть одна палка торчит над водой — я держу мой флаг…»

Так появился на свет росток большой темы, с которой писатель Александр Крон надолго свяжет свою литературную работу.

Из дневника А. Крона (запись сделана в январе 1942 года).

«Днем начался сильный обстрел. Ходил в Пубалт. По мосту бегом, затем нырнул в переулочек. На обратном пути все то же самое…

Возился с очерком. Затем — пока светло — стирал носки на подоконнике. В окно видно, как народ бежит врассыпную под обстрелом. Выстирал четыре пары. Потом чистил обувь — опускаться нельзя. В 16.30, когда стало совсем темно, Смирнов доложил, что меня желают видеть старший политрук Пергамент и какой-то лейтенант. Оказалось, что это художественный руководитель Театра КБФ и его новый завлит, лейтенант морской пехоты, недавно прибывший из госпиталя. Пришли они заказывать пьесу (!). Разговор наш происходил в полной темноте, посетители сидели у меня на койке, не снимая шинелей, в которых ползли по мосту Лейтенанта Шмидта. Перед тем как попрощаться, я попросил на минуту зажечь свечу, чтобы взглянуть на моих гостей. А то ведь встретишься и не узнаешь».

Приводя эти строки из блокадного дневника, Крон рассказывал:

«Помню, что меня удивила и даже насмешила самая мысль, что в осажденном городе можно писать и ставить пьесы… Я бы еще понял, если б от меня требовали скетч или сатирическую сценку, нечто подобное я уже писал для Театра фронтовой миниатюры. А то — многоактную пьесу! В ответ на высказанные мною сомнения голос, принадлежавший, как я понял, Александру Викторовичу Пергаменту, спокойно возразил, что для сорок первого года мои соображения были верны — еще совсем недавно театр был разбит на множество мелких групп — бригад и вооруженных «пятерок», выступавших в блиндажах действующих частей и в кубриках боевых кораблей… Наступает новый период. Театр располагает труппой, способной исполнить любой классический и современный репертуар… Нужна современная военная флотская пьеса. Театр уже работает с драматургом Матвеем Тевелевым над пьесой «Навстречу эскадре». Ведутся переговоры с Александром Штейном. Есть прицел на некоторых молодых авторов…

Я спросил — не без некоторого ехидства — о теме и материале моей будущей пьесы. На это другой голос (завлита) сказал, что ответ на мой вопрос не представляет затруднений: писать надо на материале, который лучше всего знаешь, и о том, что кажется тебе самым важным. Сраженный этой формулой, я вскоре сдался».

Наступило лето сорок второго года.

«Правда» опубликовала драму Константина Симонова «Русские люди». Газета завершила публикацию пьесы 18 июля, а 23 августа Театр КБФ уже показал в Саду отдыха премьеру спектакля.

Вскоре началась работа и над «Фронтом» Александра Корнейчука, также опубликованным «Правдой». Успех спектакля во многом определился и тем, что в главных ролях Горлова и Огнева выступили замечательные мастера театра А. В. Трусов и В. И. Честноков.

Итак, репертуар Театра КБФ пополнялся новыми пьесами. Завлит театра Захар Аграненко написал вместе с военным штурманом Ильей Бару драму «Земля подтверждает», потом, с драматургом Александром Штейном, — комедию «Добро пожаловать». Оба произведения возникли на ленинградском материале, оба рассказывали о ленинградской обороне, о морских летчиках.

Руководители Театра КБФ действительно возлагали большие надежды на Крона. Они хорошо знали пьесы драматурга, успешно шедшие в театрах страны до войны: «Винтовка № 492116», «Трус». Правда, Крон рассказывал, что свою последнюю пьесу — «Глубокая разведка» — он писал три года. Такие темпы не могли устроить военный театр.

Театру повезло самым неожиданным и невероятным образом: в сентябре сорок третьего года капитан Крон получил из Политуправления Балтфлота приказ, где говорилось, что капитану предоставляется отпуск на 45 суток — для сочинения пьесы. В течение указанного срока разрешалось жить не на казарменном положении, а в гостинице «Астория».

Приказ показался капитану невыполнимым. Крон написал начальнику IV отдела Политуправления КБФ подполковнику Мельникову рапорт, из которого видно, что взгляд капитана на изящную словесность не совпадал с представлением о ней начальства.

«Вчера я был поставлен в известность Общей частью ПУ, что мне предоставляется отпуск для написания пьесы сроком с сего числа до 10 ноября с. г. Как я уже докладывал начальнику ПУ, срок в полтора месяца для написания пьесы является совершенно нереальным. Кроме того, приступить сегодня же к работе я не могу — необходимо иметь по крайней мере 2–3 дня для сдачи дел. Наконец, я имею на ближайшие дни ряд заданий, которые даны мне от имени ПУ КБФ со ссылкой на приказание начальника Пубалта: 29-го — участие в вечере Дома ВМФ, 30-го — занятия на курсах редакторов. Мне поставлены также жесткие сроки для сдачи зачетов по военно-морским дисциплинам. Все это еще более сокращает и без того нереальный срок.

Прошу Вашего ходатайства перед начальником Пубалта о предоставлении мне более длительного срока (минимум до 1/XII) или, если это невозможно, — прошу освободить меня от невыполнимого задания и разрешить мне продолжать выполнение своих обязанностей в редакции газеты.

Я не хочу брать на себя обязательств, которые заведомо не выполню, или компрометировать себя халтурной работой.

25.09.43

Капитан А. Крон.»

Мотивы капитана не возымели ожидаемого действия. Возражать приказу не полагалось даже мобилизованной Мельпомене. На рапорте Крона появилась такая резолюция начальника Пубалта:

«Тов. Крон.

Садитесь и пишите пьесу, а не рапорта. Не торгуйтесь, вы не на базаре. Вы сначала напишите хоть что-нибудь. Если будет получаться дельная вещь и нужно будет добавить время — добавлю. Докладывать мне каждые 10 дней о ходе работы.

Волков»

Крон перебрался в «Асторию». Ему достался отличный номер — окнами во двор. В те дни о лучшем нельзя было и мечтать: в такие помещения не ударяла при обстреле взрывная волна, не попадали осколки снарядов — если, конечно, снаряд не падал во двор. В номере имелся письменный стол с лампой и телефоном, разумеется, бездействующими. Сиротливо стоял граммофон с трубой — один из тех предметов, которые переходили из рук в руки обитателей блокадной гостиницы и скрашивали их недолгий и тревожный досуг. Валялась пустая коробка из-под киноленты; простыл и след военного оператора, бросившего ее здесь. Теперь коробка пригодилась новому постояльцу: в ней можно было подогревать скудную блокадную еду.

В первый же день после переезда, достав чудом сохранившийся хороший, большой блокнот, на котором стояло: «Светоч» № 176», Крон написал на обложке: «Офицер флота», пьеса, I акт. На случай утери: нашедшего прошу доставить Песочная, 10, кв. 12, позвонить В 2-64-20 (кв. Вишневского)». Скоро, однако, блокнот кончился. И в самый разгар событий пьесы герои ее перекочевали в бланковую книжку, на каждом листке которой сверху стояло: «Трест Ленинградодежда. Начальник строительства швейного комбината. Ново-Александровский рынок. Служебная записка. 1932».

Пергамент привез бутылку керосина — без света пьесы не напишешь. Потом театр обратился к генералу Леониду Николаевичу Пурнику, комиссару военно-воздушных сил КБФ, который за внешней суровостью не мог скрыть природной доброты. Генерал раздобыл для писателя плитку шоколада.

Один раз в сутки Крон отправлялся за своим пайком на береговую базу подводников. Однажды на обратном пути его застал обстрел. От близкого разрыва и воздушной волны Крона контузило. Падая, он успел подумать, что судки надо удержать, поставить. А очнувшись, снова подумал не о себе — о супе. Эмалированные судки стояли рядом. Почти ничего не пролилось. Только одна макаронина лежала на лацкане шинели. Крон съел ее, поднялся и пошел дальше.

Помня о приказании контр-адмирала Волкова, Крон на исходе десятого дня написал докладную записку. Он сочинял ее и усмехался про себя: «Докладываю… Первые десять дней продумывал общую архитектонику пьесы, работал над экспозицией. Обдумываю зерна образов…» На другой день адъютант контр-адмирала сказал ему: «Не дразните, это плохо кончится». Следующий рапорт выглядел серьезнее и популярнее.

В промерзшей «Астории» в очень короткий срок писалась пьеса «Офицер флота».

У Крона был свой рабочий термин — «технический сюжет». Драматург подразумевал под ним ту «производственную ситуацию», вокруг которой складываются человеческие отношения. «Технический сюжет, — писал Крон, — это скелет пьесы, тот каркас, на котором зиждется сюжет нравственный. От этого каркаса многое зависит, в том числе и философия пьесы… Техническим сюжетом «Офицера флота» является история ремонта подводной лодки силами команды в труднейших условиях блокады».