Ангел в яблоневом саду - Анна Данилова

Женщина, которую я увидел первой, была чудесной. Ее звали Валентина. Сама женственность в сочетании с деловитостью. Очаровательна и умна. Не похожа на городских изнеженных дам, но и не обделена природной грацией и плавностью движений. Из Валентины могла бы получиться превосходная жена. Вероятно, она такой и была для своего мужа. Но оказалось, что она не так давно овдовела. Для меня это был просто идеальный вариант.

Я понимал, что в той ситуации, в которой я оказался, мне надо настроиться психологически на новую жизнь, на новые отношения, на время позабыв свое прошлое. Начать усиленно приспосабливаться к новым условиям, к новым людям и войти в роль мужчины, находящегося на грани развода, чтобы это выглядело убедительно. Тогда, познакомившись с Валентиной и вполне допустив, что именно она станет моим ангелом-хранителем, я и предположить не мог, как недолго мне придется быть актером. Наши русские, с добрым сердцем женщины способны растопить лед ожесточения и страха и стать мужчине поистине близким и преданным человеком. Такой стала для меня на тот период Валентина. И это ей первой я рассказал всю правду. Подумал, что все-таки я продавец, специалист по духам и косметике, а не артист, а потому каждый день разыгрывать не свойственную мне роль будет сложно. Я боялся ошибиться, боялся, что чем-нибудь выдам себя, после чего потеряю доверие женщины, приютившей меня. А это уже было опасно – оскорбленная в своих лучших чувствах женщина способна на самые неожиданные поступки. К примеру, сообщит обо мне в полицию. В сущности, этого я боялся больше всего.

К тому же мне, как и любому человеку, слабому человеку, просто необходимо было выговориться. Мне важно было мнение другого человека о моих поступках. Хотелось, не скрою, услышать, что и другой человек, оказавшись в моей ситуации, повел бы себя подобным образом. Чтобы кто-то сказал мне, что я пока еще не преступник, что просто человек, запутавшийся в своих чувствах, страхах, потерявший на время нравственные ориентиры.

Услышать совет, как мне поступать дальше, как себя вести и что предпринять, чтобы не оказаться за решеткой, – вот что было бы для меня настоящим подарком судьбы.

За тот короткий период времени, что прошел с момента моего бегства и до встречи с Валентиной, я, разумеется, только об этом и думал. И единственным человеком, который мог бы мне помочь в этой ситуации, как мне тогда казалось, была Людмила. Достаточно было сказать, что я бы отдал ей эти несчастные деньги, что я не украл их, а взял исключительно для того, чтобы их не похитили настоящие воры, которые могли бы увидеть их в доме, где находился покойник, как это дело могло быть закрыто. Но что делать с побегом? Здесь можно было уладить все с помощью взятки. Но с кем связаться, как договориться об этой взятке, я не имел представления. Возможно, среди моих покупательниц-поклонниц и имелась женщина-адвокат с богатым опытом, способная как-то оправдать мой поступок, но как вычислить ее, эту волшебницу, как ее найти, я не знал. Время шло, я уезжал все дальше и дальше от города, голова моя раскалывалась от мыслей, страх же вообще накрыл меня с головой.

Мне надо было прийти в себя и все хорошенько обдумать. Вот почему я, оказавшись в Идолге, решил спрятаться на время, затаиться, чтобы уже оттуда, с помощью Людмилы или кого-нибудь другого попытаться найти нужного мне человека.

Почему я сбежал? На самом-то деле меня спровоцировала на этот поступок незапертая дверь кабинета следователя. Вот и все. Но можно же было придумать все, что угодно. К примеру, сказать, что это сам следователь предложил мне это за определенную сумму, которую я пообещал ему. Или же, наоборот, следователь решил повесить на меня убийство или изнасилование и что он шантажировал меня, вымогал взятку. И я сбежал лишь для того, чтобы сообщить об этом его начальству… Словом, на большее моей фантазии не хватало. Но юристы, люди, съевшие на подобных делах собаку, настоящие профессионалы, могли бы выдумать версию поинтереснее, поубедительнее моих.

Дом Валентины успокоил меня. Оказавшись в тихой комнате, на кровати, укрывшись одеялом, я словно укрылся на время и от своих проблем. Я крепко уснул. А когда проснулся и увидел Валю, в глазах которой читалась пробуждавшаяся любовь, я понял, что сама судьба привела меня к ней. И что она непременно поможет мне. Что вместе с ней мы все сделаем правильно.

Появление Надежды застало меня врасплох. Еще одна сельская нимфа. И тоже хороша, уверена в себе, расторопна и умна. Ревность, блеснувшая в глазах Валентины, вызвала у меня легкую усмешку. Намечался веселый и вместе с тем довольно опасный водевиль. Мне показалось даже, что судьба моя, забыв обо мне, сама стремится к какой-то только ей известной цели, хохоча при этом и издеваясь над здравым рассудком. Спрашивается, зачем понадобилось Вале рассказывать потом всю правду обо мне Наде? По устоявшейся привычке делиться новостями друг с дружкой? Или она приняла это решение, рассудив, что, посвятив в нашу тайну подружку, мы станем сильнее? Что нас уже будет трое, мол, три головы лучше, чем одна? Возможно, она была права, поскольку Надя, заподозрив что-то, а именно мое желание хранить тайну моего местонахождения от жителей Идолги, не стала бы молчать и рано или поздно все равно выпытала бы правду обо мне. Но теперь-то что говорить? Дело было сделано. И две женщины принялись с рвением опекать меня.

Мой роман с Валентиной для Надежды являлся по-своему официальным. То есть Валя не скрывала, что у нас с ней близкие отношения, что мы – любовники. А потому, следуя правилам, установленным между подругами, Надя не имела права посягать на меня. Тем более что у нее уже был любовник, ее бывший муж Борис.

Вот так все и начиналось. А как уж вышло, что у меня завязались отношения и с Надеждой, я и сам не понял. У нас была тайна на троих, и любовь получилась тоже на троих. И я понимал, что в один прекрасный день, когда у меня созреет план моего возвращения в настоящую жизнь, когда на руках у меня будут какие-то козыри, полученные мною не без помощи моих подруг, я уйду. Красиво, но все равно уйду, не оставив ни одной из них надежды на продолжение отношений. И уж тем более на брак. Другое дело, понимали ли они это?

Стыдно сказать, но это скрываемое ими соперничество, эта игра, которая, я чувствовал, не могла довести нас до добра и была опасна, скрашивала мою жизнь в этом вынужденном затворничестве. Я любил обеих женщин и находил их обеих прекрасными. Я был благодарен им за их заботу, за нежность, за желание помочь мне.

Однако время шло, а никаких сдвигов в моем деле не ощущалось. Женщины время от времени ездили в город, пытались найти адвокатов, юристов, которые могли бы помочь мне избежать уголовного наказания. Юрист должен был быть опытным, с авантюрной жилкой, умным и надежным. Деньги, чтобы заплатить следователю или прокурору, у меня были. И я каждый раз ждал новостей, надеялся, пока наконец не понял, что я напрасно жду от своих дам того, чего они, в принципе, дать мне не могут. Вернее, не хотят. Значит, понимали, что стоит мне выйти на свободу, сбросив с себя уголовную сеть, как я вернусь в свою прежнюю жизнь и растворюсь там.

Обещал ли я им рай? Конечно, обещал. Каждой – отдельный рай, подтвержденный штампом в паспорте. Замужество, дети… Я говорил им то, что они хотели слышать. И подчас ловил себя на том, что я и сам уже начинаю во все это верить. Это было как фильм, где мне отведена главная роль. Фильм, где прожитая мною жизнь была как сон, после которого хоть и просыпаешься в холодном поту, но все равно знаешь, что это сон, неправда, что впереди тебя ждет мирный, привычный день.

17. Соня Карасева

Все в Идолге знают об их свиданиях. И только мой муж наивно полагает, что его встречи с Надькой – большая тайна.

Раз в неделю он превращается в чужого мне человека, в предателя. Тщательно бреется, носится по дому в поисках белых трусов, белых носков, белых брюк и белой рубашки. Понятное дело, это в теплое время года. Зимой же он едет на свидание к своей бывшей в голубом итальянском свитере. Он говорит, что сам его купил, но я не верю. Бориса не затащишь в магазин, он вообще ничего не понимает в покупках. Думаю, это подарок Надьки.

Он регулярно пьет свои таблетки, что ему уролог прописал.

– Опять в графине воды нет! – кричит на меня, запивая не нужный ему «Простамол» и мысленно уже находясь далеко от дома. В пяти километрах.

У него нет никакого простатита, есть только страх, что он появится у него, как у всех его друзей. Иногда мне кажется, что он в своем стремлении как-то загладить свою вину перед бывшей женой забывает о своих обязанностях передо мной, перед его настоящей женой. А потому дня за три начинает явно пренебрегать мною, выдумывая массу различных причин, словно копит свои мужские силы для Надьки. В такие дни я чувствую себя обманутой. Уставшая за целый день беготни по дому, по хозяйству, не чувствуя под собой ног, вся измочаленная, я нахожу успокоение в том, что, пока мой муж спит, собираясь с духом и с физическими силами, чтобы изменить мне, предать меня, отлеживаюсь в ванне.