Две жизни Пинхаса Рутенберга - Пётр Азарэль

Многие потеряли надежду, что создание национального дома по доброму желанию правительства Британии продолжится. А по городам прошли бурные демонстрации. На стихийном митинге в Иерусалиме был убит британский полицейский, а многие еврейские демонстранты ранены полицейскими.

Рутенберг, приехавший в Иерусалиме по рабочим делам, оказался невольным свидетелем происходящего. Желая навестить Бен-Цви, он как раз направлялся в контору Национального комитета. Выстрелы и раненые в толпе напомнили ему события того кровавого воскресенья 1905 года, которые он хотел забыть. Ицхак был в своём кабинете.

Увидев Пинхаса, он вздохнул и поднялся навстречу ему.

— Ты знаешь, что происходит здесь прямо под носом? — спросил Рутенберг, и сам же ответил: — Расстреливают людей без совести и сожаленья.

— Я слышал выстрелы, — сказал Бен-Цви, обнимая друга. — Я сейчас сидел и думал, как случилось, что именно нашему народу достались от Британии все напасти? Словно открылся ящик Пандоры.

— Евреям давно пора понять, что Британской империи мы не нужны, — вздохнул Рутенберг. — Она заинтересована в хороших отношениях с арабами. Они заселяют огромные страны, богатые нефтью и газом. А что можем дать ей мы? Одни неприятности.

— Когда я в первый раз увидел в Сент-Джеймсском дворце глав всех арабских стран и во главе них Хадж Амина, сразу почувствовал, что договориться с ними невозможно.

— Англичане потому их всех и согнали в Лондон, — произнёс Рутенберг. — Хотели создать впечатление, что они либералы и желают принять правильное решение. Но я сразу понял, что это просто манипуляция.

— У меня такое ощущение, Пинхас, что нас предали.

— Они думают, Ицхак, что у еврейского народа нет другого выбора, кроме как приклеиться к Британии. Что мы и это проглотим. Разве евреи могут ударить по Британии — её единственной защитнице?

— Что же нам делать?

— Еврейский мир должен сейчас объединиться в пассивном сопротивлении и несотрудничестве с правительством. И драться, Ицхак. Вот Иргун и Лехи хотят начать вооружённую борьбу. Не думаю, что так следует поступить накануне войны. Но Белая книга вынесла приговор не только ишуву, но и европейским евреям. Им, кроме Эрец-Исраэль, некуда бежать.

— Ты думаешь, они сюда не доберутся?

— Я хорошо успел изучить англичан. Они законопослушны и пунктуальны, и готовы выполнить любой приказ. Потому что уверены — он во имя процветания империи.

— Печально слышать такое, Пинхас.

— Думаю, что с меня довольно. Хочу сегодня же вернуться в Хайфу.

Он спустился во двор, где его ждала машина. Через несколько часов Рутенберг был уже дома. Уставший и одинокий. Наедине со своими невесёлыми мыслями.

Триумвират

Он вернулся к работе. После неудачной попытки предотвратить участие руководителей Сохнута в конференции он решил отстраниться от политики. Увы, обителью тишины Хайфа не была. Демонстрации проходили и в этом растущем промышленном городе. И толпы людей, требующие от лидеров ишува ответных действий, кричали и его имя.

Иногда его приглашал к себе домой Авраам. Фаина накрывала на стол, и они пили чай с печеньем и говорили о трудных временах. Однажды в его кабинете раздался телефонный

звонок. Рутенберг поднял трубку.

— Это Бен-Гурион. Ты в Иерусалим не собираешься?

— В компании много проблем, Давид. Мне есть, чем заняться.

— Надо страну, а не компанию спасать, Пинхас.

— Всё руководство ишувом в ваших руках. Вот и действуйте. Я хотел вас остановить. Но мне не удалось.

— Послушай, не кипятись. Обстоятельства тогда вынуждали нас согласиться на переговоры. Но сейчас другая ситуация. Ко мне приходят на беседу много людей. Все хотят, чтобы ты вернулся к руководству.

— Я подумаю, Давид.

— Хорошо подумай, Пинхас.

В телефонной трубке раздались мерные гудки. Бен-Гурион не любил распускать слюни.

Рутенберг прошёлся по кабинету, подошёл к окну, потом вернулся к столу.

— Абрам, зайди, пожалуйста.

— Минут через пять. У меня тут люди.

Эти минуты на раздумье оказались весьма кстати. Когда брат вошёл в его кабинет, решение уже созрело.

— Что случилось, Пинхас? Мы сегодня уже несколько раз встречались.

— Только что позвонил Бен-Гурион. Зовёт меня в Иерусалим.

— Любопытно. И что он хочет?

— Он сказал, что народ требует моего возвращения к руководству.

— У него так плохи дела?

— Они плохие и у нас в городе, Абрам. Короче, я, честно говоря, хотел отсидеться здесь, уйти от политики. Но в стране глубочайший кризис. И люди в отчаянии. Многие надеются и верят мне.

— Ты хочешь отправиться туда?

— У меня нет другого выхода. И я себе не никогда прощу равнодушия и желания отстраниться от того, что происходит. Я позвал тебя, чтобы сказать это. Принимай руководство компанией. Ты уже не хуже меня разбираешься в делах. А в некоторых даже лучше.

— Я если возникнут серьёзные вопросы?

— Тогда звони. Я, конечно, буду вести компанию и дальше. С Верховным комиссаром у меня хорошие отношения.

— Когда уезжаешь?

— Завтра утром. Сейчас скажу Соломону подготовить машину.

— Ладно, Пинхас. За компанию не беспокойся. А страну нужно выручать.

Они посмотрели друг другу в глаза и обнялись. Рутенберг позвонил водителю и посидел