Вся Агата Кристи в трех томах. Том 3 - Агата Кристи

укусил дня четыре назад.

— Все собаки ненавидят почтальонов, — сказала Таппенс. — Ты не знаешь, где ключ от КК?

— Знаю, — ответил Кларенс. — Он висит там, в сарае. В том месте, где свалены цветочные горшки.

Он побежал к сараю и вскоре вернулся с заржавелым ключом, который теперь был хорошо смазан.

— Это Айзек, верно, его смазал, — сказал он.

— Ну да, раньше замок трудно бывало открыть.

Дверь открыли.

Кембридж, фарфоровая скамеечка, вокруг ножки которой обвился лебедь, выглядел весьма импозантно. Очевидно, Айзек отмыл его и отполировал, собираясь перенести на веранду, где можно посидеть в хорошую погоду.

— А еще должен быть синий, — сказал Кларенс. — Айзек, бывало, говорил: Оксфорд и Кембридж.

— Правда?

— Ну да. Синий — это Оксфорд, а голубой — Кембридж. Ну конечно, ведь это Оксфорд разбили, верно?

— Да, ведь именно Оксфорд проиграл в гонках!

— Кстати сказать, что-то приключилось с этой лошадкой, да? Там, в КК, кто-то хозяйничал.

— Да.

— Смешное какое имя — Матильда, верно?

— Согласна, — сказала Таппенс. — Ей пришлось сделать операцию.

Кларенсу это показалось очень забавным. Он от души рассмеялся.

— Тетке Эдит, это моя двоюродная бабка, тоже пришлось делать операцию, — сказал он. — Вырезали ей кусок нутра, но потом она поправилась.

Тон у него был слегка разочарованный.

— Мне кажется, невозможно забраться внутрь этой штуки, — сказала Таппенс.

— Нужно, верно, просто его разбить, так же как тот, синий.

— Да, другого способа нет, ведь правда? Глядите-ка, у него наверху какая-то щель. И форма странная, изогнутая, похоже на букву «S». В нее даже можно что-то просунуть, как в почтовый ящик.

— Да, — согласился Томми. — Действительно. Интересная мысль, Кларенс, очень интересная.

Кларенс приосанился, довольный тем, что его похвалили.

— Скамейку ведь можно развинтить, — сказал он.

— Развинтить? Неужели можно? — удивилась Таппенс. — Кто тебе это сказал?

— Айзек. Я часто видел, как он это делает. Переворачиваешь ее вверх ногами и начинаешь отвинчивать верхушку. Иногда, когда туго идет, приходится капнуть масла в эти щели, и, когда масло пройдет куда надо, крутить делается легче.

— Вот как?

— Легче всего, когда перевернешь скамейку вверх ногами.

— Похоже, что здесь все нужно переворачивать вверх ногами, — заметила Таппенс. — При операции с Матильдой ее тоже пришлось перевернуть.

Кембридж какое-то время отчаянно сопротивлялся, но потом фарфоровая крышка начала поддаваться, крутиться, и вскоре им удалось ее снять.

— Похоже, там только один мусор, — сказал Кларенс.

Ганнибал тут же принялся помогать. Он любил принимать участие во всем, что происходило вокруг. Он был уверен, что без его лап и носа не может быть успешно завершено ни одно дело. Правда, действовал в основном его нос. Он сунул его внутрь, потом заворчал, отступил на несколько дюймов и сел на задние лапы.

— Что-то ему не понравилось, — сказала Таппенс и посмотрела внутрь на какой-то довольно противный мусор.

— А-а, я понимаю, в чем дело! — воскликнул Кларенс.

— Что такое?

— Он поцарапался. Там, кажется, гвоздь, а на нем что-то висит. А может, и не гвоздь, а что-то другое. Но что-то есть. Ай!

— Гав! Гав! — сочувственно тявкнул Ганнибал.

— На гвозде определенно что-то висит. Да, поймал. Нет, соскочило. Вот теперь крепко; кажется, вытащил.

В руке у Кларенса был сверток, обернутый темной парусиной.

Ганнибал подошел и уселся возле ног Таппенс. Он сердито ворчал.

— В чем дело, Ганнибал? — спросила его хозяйка.

Ганнибал заворчал снова. Таппенс нагнулась, погладила его по голове и по ушам.

— Что случилось, Ганнибал? — еще раз спросила Таппенс. — Ты хотел, чтобы выиграл Оксфорд, когда выяснилось, что побеждает Кембридж? Помнишь, — обратилась она к Томми, — как мы предложили ему посмотреть гонки по телевизору?

— Да, — сказал Томми, — под конец он очень рассердился и начал лаять, так что мы ничего уже не слышали, ничего не могли разобрать.

— Но зрение нам еще не изменило, мы способны кое-что видеть, — сказала Таппенс. — Это уже нечто. Однако, если ты помнишь, ему не понравилось, что выиграл Кембридж.

— Вполне понятно, — сказал Томми. — Он ведь воспитывался в Оксфордском собачьем университете.

Ганнибал поднялся со своего места у ног Таппенс и переместился к Томми, одобрительно виляя хвостом.

— Какие же он там изучал дисциплины? — со смехом спросила Таппенс. — Альберт весьма неосторожно дал ему однажды целую кость от бараньей ноги. Сначала я обнаружила ее под подушкой в гостиной, потом выгнала его из дому в сад и закрыла дверь. Выглянув в окно, я увидела, что он направился к грядке с гладиолусами и аккуратненько закопал ее там. Он, как ты знаешь, очень бережливо относится к косточкам. Никогда не пытается сразу же их съесть. Всегда закапывает их, приберегает на черный день.

— А потом снова их откапывает? — спросил Кларенс, внося свою лепту в беседу о собачьих привычках.

— Мне кажется, что да, — сказала Таппенс. — Иногда они уже такие старые, что лучше бы он их оставил в покое и не трогал.

— Наш пес не любит собачье печенье, — сообщил Кларенс.

— Оставляет его, наверное, в миске, — предположила Таппенс. — Предпочитает мясо?

— Зато он любит бисквиты, такая уж у нас собачка, — сказал Кларенс.

Ганнибал обнюхал трофей, только что извлеченный из внутренностей Кембриджа, а потом вдруг обернулся и залаял.

— Посмотри, нет ли кого за дверью, — попросила Таппенс. — Это может быть садовник. Кто-то мне недавно говорил — кажется, это была миссис Херринг, — что у нее есть один знакомый старик, который в свое время был садовником, причем очень хорошим, а теперь ищет работу.

Томми открыл дверь и выглянул наружу.

— Никого нет, — сказал он.

Ганнибал, который все это время сердито ворчал, снова громко залаял.

— Ему кажется, что кто-то прячется на той поляне, где пампасная трава, — сказал Томми. — Возможно, этот кто-то выкапывает косточку, которую он там спрятал. А может, там кролик. Ганнибал ужасно глупо себя ведет, когда дело касается кроликов. Нужно без конца его науськивать, прежде чем он за ним погонится. Верно, испытывает к ним симпатию. Зато любит гоняться за голубями и крупными птицами. К счастью, до сих пор ни одну не поймал.

В это время Ганнибал вынюхивал что-то в траве, сначала с ворчанием, а потом с громким лаем. Он то и дело оборачивался и поглядывал на Томми.

— Там, наверное, кошка, — предположил Томми. — Ты же знаешь, что с ним делается, когда ему кажется, что где-то поблизости кошка. А здесь иногда бродят целых две кошки — громадный черный котище и маленькая кошечка. Мы зовем ее Кити-киска.

— Это та самая, которая постоянно залезает в дом, — сказала Таппенс. — Она способна проникнуть через любую щель. Замолчи наконец, Ганнибал. Поди сюда.

Ганнибал услышал и повернул голову. Всем своим видом он изображал высшую степень свирепости.