Ученик архитектора - Элиф Шафак

Вскоре стало ясно, что белый слон находится в центре внимания толпы. Никто больше, кроме, разумеется, султана, не вызвал такого шквала восторженных криков. Люди смотрели на Чоту во все глаза, радостно махали ему, смеялись, хлопали в ладоши. Торговец тканями бросил слону гирлянду из лент, молодая цыганка послала ему воздушный поцелуй, уличный мальчишка едва не свалился с ветки дерева, пытаясь потрогать бивни диковинного зверя. Чота, которому столь горячий прием явно нравился, важно шествовал, помахивая хвостом из стороны в сторону. Джахан меж тем грезил наяву. Никогда прежде он не чувствовал себя столь важной персоной. Теперь он сам себе виделся чуть ли не центром мироздания, человеком, от которого зависит судьба города, если не всего мира. С пылающими щеками и горящими глазами он махал зевакам рукой, принимая все почести как заслуженные.

В зверинце Чоту встретили как героя. Было принято решение: никогда, ни при каких обстоятельствах не отсылать белого слона в другой зверинец. Теперь до конца жизни ему предстояло оставаться здесь, во дворце. Количество пищи, выдаваемой ему ежедневно, было удвоено. К тому же раз в неделю слону было позволено купаться в заросшем лилиями пруду, расположенном в отдаленной части внутреннего двора. До сей поры подобной привилегии не удостаивался ни один из обитателей зверинца.

Постепенно Джахан простил слону жестокость, которую тот проявил на поле сражения. Мальчик надел на его опасно заточенные бивни шелковые чехлы и своими руками смастерил слону новую попону, украшенную по краям серебряными колокольчиками. В попону он вшил несколько синих бисеринок, ведь известно, что бисер – лучшее средство от дурного глаза. Дни шли за днями, спокойные, безмятежные. То была благословенная пора, но, как часто бывает в жизни, это стало понятно лишь после того, как она закончилась.

* * *

Как-то раз, когда Джахан подметал пол в сарае, к нему подошел Олев, укротитель львов.

– Тебе письмо, – сообщил он. – Вернее, записка.

– От кого? – спросил Джахан, и голос его невольно дрогнул.

– Не знаю. Какой-то человек – сам я его не видел – оставил записку стражнику и попросил передать ее тебе. Так, по крайней мере, мне сказали. – И с этими словами Олев вручил мальчику сложенный лист пергамента.

– Я не умею читать, – выпалил Джахан, словно надеясь, что это обстоятельство защитит его.

Объявив себя неграмотным, он несколько покривил душой. С помощью Тараса Сибиряка мальчик выучил буквы, научился складывать их в слоги и слова и даже пробовал читать книги, хотя строки, написанные от руки, по-прежнему представляли для него серьезную трудность.

– Читать тут нечего, – усмехнулся Олев. – Я уже заглянул в этот листок.

Джахан трясущимися руками развернул пергамент. На гладкой поверхности был нарисован огромный зверь, причем нарисован настолько неумело, что в нем с трудом можно было угадать слона. На спине у слона сидел лопоухий мальчишка. Слон улыбался и выглядел вполне довольным жизнью, а из груди у мальчика торчало копье, с которого капала кровь. В том, что это именно кровь, сомневаться не приходилось, ибо капли были темно-красного цвета. Вне всякого сомнения, автор послания использовал настоящую кровь, чтобы изобразить их.

– Не представляю, что это может означать, – пробормотал Джахан и швырнул листок на пол.

– Тем лучше, – попытался успокоить его Олев. – Порви этот дурацкий листок и никому о нем не рассказывай. Но помни, тебе следует быть настороже. Человек, который это прислал, в любой день может предстать перед тобой собственной персоной. Стены дворца высоки, но не настолько, чтобы защитить от врагов, если они у тебя имеются.

* * *

Когда султанша Хюррем во второй раз посетила зверинец, ее отношение к слону изменилось: теперь взгляд гостьи был полон интереса, граничащего с одобрением. Джахан вновь склонился до земли, так что ему был виден лишь край ее платья. Свита султанши, почтительно ожидавшая в стороне, все так же пребывала в столь глубоком молчании, что в ее существовании можно было усомниться. А Михримах опять наблюдала за происходящим, едва сдерживая улыбку.

– Говорят, слон во время сражения проявил себя настоящим храбрецом, – изрекла супруга султана, не удостоив погонщика взглядом.

– Да, милостивая госпожа, Чота сражался отважно, – подтвердил Джахан.

Разумеется, он умолчал о том, что до сих пор чувствует себя виноватым, ибо сам научил слона убивать.

– Хмм, это делает ему честь. А вот про тебя я слыхала совсем иное. Говорят, ты так испугался, что опрометью бежал с поля боя и, весь дрожа, укрылся в шатре. Это правда?

Джахан побледнел. Кто распускает подобные слухи у него за спиной? Словно прочтя его мысли, Хюррем добавила:

– Об этом мне поведали птицы… Мои почтовые голуби приносят мне вести отовсюду.

У Джахана правдивость этих слов не вызвала ни малейшего сомнения. Перед мысленным взором мальчика возникли стаи голубей, которые приносят своей повелительнице новости со всех концов света. Он молчал, пытаясь сохранить на лице непроницаемое выражение.

– Еще я слышала, что горожане в восторге от слона. Все только о нем и говорят. Этого зверя приветствовали куда более горячо и радостно, чем воинов самого янычар-аги.

Хюррем смолкла, ожидая, пока смысл этих слов дойдет до туповатого, на ее взгляд, погонщика.

Джахан знал, что это правда. Никто из военачальников не вызвал в толпе такой бури восторга, как Чота.

– Мне пришла в голову занятная мысль, – продолжала султанша. – Вскоре двум нашим сыновьям предстоит церемония обрезания. В честь этого события будет устроено торжество. Предполагается праздничное шествие и представление.

Сердце у Джахана сжалось, когда он понял, к чему клонит высокая гостья.

– Светоносный султан и я желаем, чтобы слон принял участие в шествии. Пусть он порадует народ, показав, на что способен.

– Но… – осмелился подать голос Джахан.

Хюррем уже повернулась, чтобы идти.

– Что такое, индус? – бросила она через плечо.

Джахан подавленно молчал, на лбу у него выступили бисеринки пота.

– Знай, у тебя есть недоброжелатели, – изрекла султанша. – Они полагают, что ты не заслуживаешь доверия. Считают, что тебя вместе со слоном стоит отправить в разрушенный храм неверных, где живут другие большие звери. Возможно, эти люди правы. Но я верю в тебя, юнец. И ты должен оправдать мое доверие.

– Я сделаю все, что в моих силах, милостивая госпожа, – судорожно сглотнув, выдохнул Джахан.

Хюррем имела обыкновение добиваться своего, перемежая угрозы и ласку. Разговаривая с человеком, она то напоминала собеседнику, что голова его может полететь с плеч, стоит ей только приказать, то вдруг бросала несколько милостивых фраз. После беседы с султаншей всякий ее подданный пребывал в растерянности и смятении. Джахан понятия не имел о подобной тактике, ибо столкнулся с ней в первый раз. Склонив голову, он наблюдал, как супруга Сулеймана удаляется по дорожке сада, а служанки поспешно следуют за ней. Как и в прошлый раз, две фигуры не двинулись с места. То были Михримах Султан и ее няня, Хесна-хатун.

– Судя по всему, моей сиятельной матушке пришелся по душе белый слон, – изрекла Михримах с преувеличенной важностью, явно подражая напыщенному тону взрослых. – Если ты хорошенько развлечешь зевак, моя милостивая родительница щедро вознаградит тебя. И тогда вы со слоном будете на седьмом небе от счастья.

– Не представляю, как мы сумеем развлечь зрителей. Чота не обучен никаким трюкам, – произнес Джахан так тихо, что сам не понял, сказал он что-нибудь или нет.

– Ты это уже говорил.

Михримах сделала знак няне, и та достала из-под своей длинной накидки дюжину железных колец.

– Начни с этого, – приказала дочь султана. – Завтра мы придем и посмотрим, как у вас продвигаются дела.

Всю следующую неделю Джахан по нескольку часов в день бросал кольца Чоте, который не обращал на них ни малейшего внимания. Отчаявшись добиться успеха, мальчик заменил кольца сначала обручами, потом мячами и, наконец, яблоками. Только тут дело сдвинулось с мертвой точки. Чота соизволил ловить яблоки, чтобы тут же отправлять их себе в пасть.

Дочь султана и ее няня приходили каждый день. Если Чоте удавалось выучить новый трюк, Михримах угощала его изысканными лакомствами и осыпала похвалами. Если же новоявленному артисту похвастаться было нечем, девушка утешала его и уговаривала не отчаиваться. Благодаря белому слону дочь султана и погонщик вновь сблизились. Но оба они уже не были детьми, поскольку стремительно повзрослели. И разумеется, оба не могли не замечать, как изменились их тела. Впрочем, они старательно избегали смотреть друг на друга, тем более что все их встречи проходили под неусыпным оком Хесны-хатун.

Джахан учил дочь султана тому, чему выучился сам за время службы в зверинце. Он показывал ей, как по кольцам на срубе дуба определить возраст дерева, как правильно засушить бабочку, объяснял, почему смола превращается в сверкающий янтарь. Рассказывал, что страусы бегают быстрее лошадей и что полосы на шкуре каждого тигра составляют особый, неповторимый узор. Доверие, возникшее между ними, постепенно крепло. Дочь султана тоже о многом рассказывала погонщику. О своем детстве, о братьях и матери. Она была единственной девочкой среди многих мальчиков, сыновей султана, один из которых должен был унаследовать оттоманский престол, и, по собственному ее признанию, часто ощущала себя одинокой.