Золотая роза с красным рубином - Сергей Городников

– Ты уверена, что его завалило обвалом? – спросил хан, лицом и голосом обращаясь к дочери.

Удача про себя чертыхнулся, когда услышал её злой ответ:

– Я сама видела, как камнями накрыло его и огонь над ним.

– Поделом собаке, которая привела охотников, – процедил хан сквозь зубы.

Он расправил плечи и выпятил грудь, стоял так, пока телохранитель не затянул на нём ремни доспеха.

– Как ты себя чувствуешь, отец?

Она заботливо подала ему пояс. Он опоясался им, сам стал цеплять ножны.

– Прекрасно. Я спал после твоего отвара непробудным сном, и он вернул мне силы. Вот только проспал врага. Этот сброд всю ночь пропивал своего хана, не раненого даже, а случайно поверженного. Что ж, они получили, что заслужили. Враг порезал их, как стадо баранов.

– Мы тоже многое потеряли, – тихо возразила она. – Наверху рыщут и грабят то, чем владеем мы. Я беспокоюсь, не доберутся ли казаки и сюда?

– Все главные ходы в подземелье завалены. – Уверенность хана передавалась и ей. Отражающаяся на красивом женском лице тревога постепенно рассеялась. – А о тех, которые остались, знаем только мы и несколько наших самых верных людей. Эти ходы тоже обвалятся, если появятся не знающие секретных ловушек чужаки.

Она заметно оживилась.

– Тогда нам нечего ждать, – сказала она нетерпеливо. – На каменоломнях и при строительстве крепости твои верные воины, их человек тридцать. Давай уедем в степь. Наши враги через день-два покинут эти места, и мы вернёмся. Что мы теряем?

В глазах хана недобрым кровавым заревом отразилось пламя светильника, когда он забирал с постамента нож, затем саблю, погружал их остро заточенные клинки в ножны.

– Время. Мы теряем время. Потребуется год, чтобы вновь набрать испытывающих перед нами страх головорезов, восстановить покорность кочевников. Ты молода и не знаешь, что это такое, потерять год, за который благоприятные обстоятельства могут измениться на худшие. И кое-кому из виновных в этом придётся заплатить жизнью.

Он направился к другому выходу в противоположной стене зала.

– Куда ты, отец? – воскликнула она с удивлением непонимания его поступка.

В голосе, каким он ей ответил, была жаждущая сиюминутного утоления жестокая мстительность.

– В сокровищницу.

– Я с тобой.

И она решительно догнала его. Но у самого выхода, где вперёд них шагнул телохранитель с факелом, оба быстро обернулись на приглушённое злобное мычание. Из-за ковровой занавеси спиной к ним медленно выступил молодой гибкий мужчина, и тут же саму ковровую занавесь как будто дёрнуло порывом сильного ветра, с треском оторвало от одного из крючков. Молодой мужчина не сводил глаз с большой сабли и боевого ножа в руках гориллоподобного Ахмеда, который возникал из темноты, медленно переваливался с каждым полушагом, словно растягивал удовлетворение от новой встречи с заклятым и безоружным врагом. Он был на полголовы выше и вдвое шире, вытеснял противника из прохода и наступал, как дикий бык на телёнка. Представлялось невероятным, чтобы Удача мог противостоять ему.

– Он жив и подслушивал нас! – догадалась Чёрная Роза скорее с изумлением, чем с ненавистью.

– Убей его, Ахмед! Раздави, растерзай!

Грубо выкрикнув это приказание, хан жестом указал телохранителю с факелом поспешать, вышел за ним вон из тронного зала подземелья. Следом ближайшей свитой исчезли дочь и другой телохранитель, оставив противников наедине. Ахмед казался неуклюжим, однако ловко бросился вперёд, и Удача едва успел отступить в сторону и увернуться от конца сабли. Выдернув настенный факел из гнезда, он в обход постамента со светильником перебежал к другому, выдернул и тот. И опять увернулся от свиста рассекшего воздух острого клинка, однако в этот раз в ответ махнул пламенем у низколобой головы Ахмеда, заставил его отпрянуть. Мычание прервалось, Ахмед стал нападать заметно осторожнее.

Они кружились вокруг светильника, и каждый выжидал удобного для себя случая. Очередной рывок Ахмеда с саблей в замахе закончился для него не так, как он надеялся. Метко брошенный навстречу факел ткнул широкоскулое лицо, запалил ему кусты бровей, чёрную бороду, отворот халата и заросли волос на груди. Его оглушительный рёв от мучительной боли, казалось, вот-вот заставит задрожать окружающие стены. Нож выпал из руки, которой он неистово сбивал с себя горящую смолу. Юркнув за его спиной, Удача подхватил нож с пола и, не дожидаясь, пока Ахмед затушит волосы и тление халата, кинулся из зала вдогонку хану. Его преследовало усмиряемое расстоянием мычание, в котором угадывались неистовые проклятия и обещания разорвать на куски, когда он попадётся в волосатые лапы слуги дочери Карахана.

Широкий проход был ему знаком. Он уверенно бежал по его подъёму, вспарывая кромешную тьму трепещущим пламенем, и за поворотом к подземной галерее заметил мерцающий огонёк, который удалялся и скрылся. Сбив пламя с факела несколькими ударами о землю, он избавился от дикой пляски собственной тени, словно выпустил её из оков в родную темноту. После чего впотьмах кинулся в том же направлении. Вскоре снова увидел пятно бледного неверного отсвета, затем и порождающий его огонь, который плавно огибал поворот и опять исчезал из виду. Удача добежал до развилки, где проход раздваивался, и осторожно зашагал правым за путеводным отсветом, который скользил по низкому своду.

Подземное помещение, к которому он подкрался, оказалось пустым, прямоугольным и широким, и от земляного пола до свода было не меньше, чем два мужских роста. Телохранитель хана проходил вдоль стен, факелом зажигал один за другим устроенные в нишах светильники, и с вытеснением темноты к боковым углам в большой яме у противоположной входу стены пробуждалось странное шипение. Удача с минуту не мог отвести направленного туда пристального взгляда, – над ямой провисал оголённый по пояс Белый князь.

Его подвесили на двух верёвках, завязанных узлами на кожаных, довольно широких ремнях, которыми были туго стянуты щиколотки ног и запястья вывернутых за спину рук. Накинутые на вбитые в свод железные, изъеденные ржой крючья верёвки другими концами были привязаны к вделанным в стену толстым щербатым кольцам. Голова князя безвольно обвисала, скрытая за взлохмаченными белыми волосами, он был то ли без сознания, то ли мёртв. Если мёртв, то не от двух полученных накануне ран, они казались несерьёзными рубцами на выпирающих рёбрах, покрытыми корочками спёкшейся крови без следов гниения.

Карахан выхватил факел из руки телохранителя, провёл им над ямой, чтобы пламя лизнуло грудь висящему мужчине, как будто ему не терпелось проверить, жив ли его пленник. Удача вздрогнул вместе с князем, но по другой причине. Он вдруг встревожился, так как видел лишь троих из тех, за кем шёл, – дочерь хана куда-то необъяснимо исчезла.