Наша фантастика, №3, 2001 - Андрей Дашков

За храмом Ксавьер Унсуе обернулся и еще раз поглядел на изменившееся сердце монастыря Эстебан Бланкес. На храм в центре подворья.

И вдруг понял, что изменилось.

Голов у храма теперь было не семь, а восемь. Маленькая, всего по пояс, башенка из кремового камня возносила на уровень человеческой груди такой же маленький купол, увенчанный алонсовским крестом. Отчего-то Ксавьеру Унсуе подумалось, что она очень похожа на молодой древесный побег, который со временем вырастет и потемнеет.

Но эта мысль мелькнула и исчезла, едва старый книгочеи увидел под маленьким куполом ослепительно белую надпись — еще ослепительно белую, не успевшую потемнеть от времени, как на других, уже выросших головах храма Эстебан Бланкес.

Три слова. Имя.

«Мануэль Мартин Веласкес».

— Эй, книгочей! — закричал от входа в храм Аугустин Муньос. — Ты где? Получай свою книгу!

Но Ксавьер Унсуе не услышал этого зова. Прижав руки к сердцу, он медленно осел на древние камни монастырского подворья и мертвыми невидящими глазами вперился в небо над окраиной Картахены.

Антон Первушин

КУКОЛЬНЫХ ДЕЛ МАСТЕРА, или ИСТОРИЯ КАРТОННОЙ ДУРИЛКИ

Картонная дурилка — это дурилка, вырезанная из картона.

Справочная литература

И кукол снимут с нитки длиннойИ…

Андрей Макаревич

…Ветер, ветер… Мелкое дрожание… Шорох… Листья или шелест… Шорох и шелест… Мысль… Мысль — это мелкое дрожание. Мысль — это существование, потому что… потому что мысль… Как-то так… или иначе…

Ветер… Пух… Полет пуха, клочья пуха… тумана… туман… клочья тумана… Играет ветер… Что-то… или иначе… и ветер играет травой, а трава играет ветром… Это взаимосвязь… это взаимность… и мелкое дрожание… Почему? Я иду, и ветер бросает клочья. Мне весело… Я замечаю, мне весело… и есть взаимосвязь… это так… мне весело…

Я делаю… мне хочется делать, что хочется делать. Мне хочется идти — я иду; мне хочется бежать — я бегу; все так здорово. Шелест и шорох. Может быть, листья… Это природа, здесь много природы. В кои-то веки вырваться на природу. Это тоже мысль. Старая мысль. Называется воспоминание…

Мне весело, хочется, чтобы было еще веселее. Потому что танец… Он совсем рядом. Он был только что тут. Я иду, я бегу… Это не то, это другое… Это танец. Делать танец — танцевать. Я не умею делать танец. Но все равно весело, потому что есть кто умеет… Он умеет, он умеет, он рядом, он где-то рядом… Искать, найти… Мне весело…

Их двое… Я их вижу. Это люди, человеки, человечки. Какие они милые, какие они симпатичные, эти человеки. Милые и симпатичные. По хмурые такие, такие сердитые, что-то им не нравится. Они умеют делать танец? Посмотрите, какой ветер, какие клочья, какой свет, какая тень, посмотрите, посмотрите, как все вокруг, как здорово, как красиво, какая взаимосвязь! Неужели не видите, ничего не слышите? Вы прислушайтесь, вы ведь можете, не могут такие милые человеки ничего не слышать, не видеть… Вы умеете танцевать?..

— Смотри!

— Что?

— Вон там — дурилка картонная!

— Вижу… Бедняга! Как его перекосило!

— Мастера постарались. Весь в шрамах.

— Берем его?

— Не бросать же…

— Тогда подходим. Дернется — сразу наваливайся.

— В курсе. Не в первый раз…

…Что-то чирикают. Человеки… Грустные мои человеки, хмурые мои человеки… Не умеете танцевать? Вы же такие милые… Что же вы такие грустные… Ветер же и шорох… а вы, вы… человеки. Чирикают… Как воробей… воробей… жил у меня под окном на карнизе; я сыпал ему крошки, сыпал крошки, высовывал руку в форточку и сыпал крошки, сыпал… Он склевывал, склевывал и чирикал… А еще иногда взлетал на подоконник, чистил перышки, чистил перышки… А в марте сверху свисали сосульки, длинные и гладкие, прозрачные, молчаливые, без дрожания, без ветра, совсем молчаливые. Мы их обламывали, ломали, они тают в руках и во рту, холодные и молчаливые, тают, мы смеялись, нам было весело, нам весело, нам было хорошо… Сосульки — это вода, а вода течет, и забудешь сосульку где-нибудь на том же подоконнике, придешь — она уже вода и течет, течет… А зачем? Зачем?..

Милые мой человеки… Вы держите меня, вы хотите мне помочь… Наверное, вы ошибаетесь… Мне помогает ветер, мне помогает взаимосвязь… Не нужно держать, не нужно… Зачем? Может быть, вы желаете ходить со мной вместе… вместе ходить… Но нужен танец… Вы умеете танцевать?..

— Спокойный. Сам идет.

— Интересно, который уже по счету?

— Мне это, знаешь, неинтересно.

— Куда только Метрополия смотрит?

— Двадцать четыре кармана. За всеми не уследишь. У нас, по слухам, еще не так скверно. Слышал о втором номере?

— Зря мы в это дело влезли. Людей теряем, а толку?..

— Это ты у Сергеева спроси. Спроси, спроси, не морщись. Он у нас комиссар, он тебе живо все обскажет.

— Слова это, слова. А как подумаешь, как представишь себе, что завтра тебя поведут такого вот — всего в шрамах, с идиотской ухмылкой, грязного и голого, как подумаешь…

— Ладно тебе, не повели еще… Подсади его.

…Чирикают, чирикают… Совсем не понимаю их, не понимаю совсем. Как воробьи, а холод как от сосульки. Как лед, а такие милые… Кто же вас так… вас так… Что с вами?.. Вы же совсем холодные… Что, что, что? Зачем? Мне здесь холодно… Зачем?..

Это мертво, это неподвижно… Сюда нельзя… здесь нельзя быть… Это… это аксиома… Нет, нет, нет!..

— Держи его! Уйдет!

…Мне же холодно, холодно… Нет, не прикасайтесь… Вы совсем не симпатичные, вы совсем… Нет, нет… Ветер не ветер, ветер — ураган. Он бьет в лицо… Он стал холодным, он тоже стал мертвым… Почему так, почему? Почему все, к чему вы прикасаетесь, становится сосулькой? Нет, не хочу… Он бьет в лицо, он несется мимо… Это же ошибка… вы ошибаетесь…

Так нельзя, нельзя. Этого нельзя… Там дальше — ничто, тень, смерть, холод… Всегда холод… всегда… вечность… Утро и ночь… Все время бьют часы, отмеряют холод, секунды холода, минуты холода, часы холода, сутки холода, вечность холода…

Рис. А. Дербилова

— Нормально, парень! Все теперь будет хорошо. Вылечат тебя, все будет хорошо…

…И мертвый ветер в лицо. Совсем мертвый, ветер смерти. Что вы делаете? Я хочу жить, я не хочу умирать! Не надо! Не надо! А-а-а!..

…Я умер, я умер, я умер, я…

…Холодно, холодно, холодно…

…Нет танца, нет танца, нет…

…Все холодно и бело… Все холодно и бело вокруг… Квадратно вокруг, квадратично, просто прямоугольно… Углы, углы, углы… Белые, холодные. Снег такой же белый и холодный, но снег тает в руке… Углы не тают… не тают углы…

Это люди. Посадили. Сюда. Меня. В углы. Сюда посадили… Я сижу, сижу здесь, потому что посадили… Я уже умер, но не так… я вижу перед собой лист… Бумага… Он белый, и углы… Прямоугольный — на доске… Я склоняюсь над ним, в руке — карандаш, я провожу карандашом линии… Это чертеж… Мне нужно начертить к утру и сдать, получить зачет. Без зачета нельзя… Это очень важно — получить зачет… зачет получить… В комнате — холод, неполадки с отоплением, сказал комендант… Холодно и белые углы, карандаш в руке. Мне так было всегда. Всегда главное — зачет… и холодно — всегда…

Ты смотришь на них и удивляешься, удивляешься. Как они все успевают? Ты не умеешь, не умеешь, у тебя не получается, как у них… Комплекс неполноценности, говорю я себе, да. Это с детства, это бывает. Ты работаешь на них, помогаешь им экономить время, которое они тратят… тратят… тратят, как у тебя не получается. Ты злишься на них, но отказать не можешь… Безотказный ты наш, говорят, перемигиваются между собой… но отказать не можешь, не можешь… И состояние — хоть в петлю, потому что ты… ты… тебе особенно тяжело терять ту единственную, которая, казалось, тебя понимает… Потому что ты не умеешь, не получается, как у них… у них…

Электричество… Электрический ток — это направленный поток электронов. От минуса к плюсу. Это всегда, это так принято, дорогие товарищи. Запомнить легко, есть такое правило: электроны имеют отрицательный заряд, следовательно, у минуса их много, а у плюса мало; электроны перетекают оттуда, где их много, туда, где их мало… Умные твари эти электроны… Это вы должны знать, обязаны знать, это ваша специальность… А какой он, электрон?.. Что за глупый вопрос. Таких глупых вопросов я не задаю. Почему шарик? Почему не прямоугольник… с углами белыми, холодными… не греет… А как же закон Джоуля-Ленца? Это ваша специальность, это вы должны знать… знать…