Измена. Право на истинную (СИ) - Рууд Рин

Илина смахивает слезы с щек и опять убегает. Стою в тишине, и ко мне из гостиной вальяжно выплывает Верховный Жрец:

— Мышки, я думаю, ей понравились.

— Иди к своей кухарке, а, — раздраженно отмахиваюсь и шагаю прочь.

— А ты куда?

— Не твое дело. Мне, как сказала моя жена, надо расслабиться.

Глава 41. Зануда он

— Ты знаешь, какая у Ивара любимая книга?

Вестар не сразу отвечает. Лежит на кровати за решеткой и тяжело дышит. Грязная рубашка мокрая от пота, на лбу испарина, а губы почти белые. В соседней камере в углу сидит молчаливый Мариус.

— Помрет, наверное, — говорит он.

— Не дождешься, — Веста кривится.

— Да ты тут так орал…

— Орал?

— Да, душа моя, но ваш мерзкий Жрец тут все рунами изрисовал, чтобы моих криков никто не слышал и не мешал жить.

Выхватываю взглядом из полумрака на темных стенах вспыхивающие серебром линии.

— И я чуть не оглох.

— Это было только репетиция, старый ты черт, — сдавленно шипит Вестар. — Самые громкие концерты впереди.

— Я ведь могу тебе помочь, — Мариус хмурится.

— Мне не нужна твоя жалость, — Вестар с трудом садится, выдыхает и переводит на меня взгляд. — Да, я знаю, какую книгу Ивар любит. И, кстати, очень незаслуженно. Тягомотина жуткая.

— Ты даже ее читал?

— Да, я ее прочитал, чтобы потом Ивару высказать свое ценное мнение, что книга — говно, — Вестар криво улыбается.

Даже он знает о любимой книге Ивара, а я нет. Ладно бы читать не умела. Нет мне никакого оправдания.

— Она о любви?

— Я бы не сказал, — Вестар медленно моргает, — но о ней там тоже есть. Это история одного человека с момента его рождения до его смерти. Она очень нудная. Не советую. Той любви, о которой взахлеб читают барышни, там нет.

— Дождливое утро? — спрашивает Мариус.

— Оно самое, — Вестар удивленно смотрит на чародея. — Тоже читал?

— Пытался. Так и не понял смысла.

— А Ивар, похоже, нашел, — Вестар цыкает. — Или он его упорно ищет, раз читает и читает.

По телу Вестара пробегает волна дрожи, и он вновь смотрит на меня, сжав кулаки:

— Уходи, — голос сиплый и тихий. — Мои вопли не для нежных девичьих ушек.

— Ты должен его выпустить, — шепчу я. — Прекрати ему сопротивляться.

— И кто бы говорил, — хмыкает Мариус.

— Если бы я мог, то давно бы его выпустил, — мипит Вестар. — Уходи…

Я должна уйти, но вместо этого говорю:

— Это потому что ты слабак.

Я сама пугаюсь своих слов. Они такие грубые и обидные, но я иду дальше:

— Слюнтяй, который всю жизнь завидует старшему брату.

Мариус удивленно вытягивает голову и приподнимает бровь. Вестар же весь трясется, сжимает кулаки и поскрипывает зубами.

— Ты жалкий, — продолжаю я.

Вестар глухо рычит, а глаза неожиданно вспыхивают волчьим огнем. Приглаживаю волосы на виске и твердо говорю:

— Ничтожество, а не оборотень.

Мариус пропускает бороду через пятерню, и косит взгляд на Вестара, лицо которого искажается то ли гримасой боли, то ли ярости.

— Тряпка, а не мужик.

Сыплю оскорблением за оскорблением, и в какой-то момент Вестар не выдерживает всей этой грязи, которую я выплескиваю на него, и кидается в мою сторону с ревом. Мохнатым чудовищем бросается на прутья, протягивает ко мне когтистую лапу, но до меня не достает. Почти копия Ивара. Глаза лишь посветлее. Разевает пасть, слюни ручьем, и стены сотрясаются от его рыка.

— Шлюха тупая! А ну, иди сюда!

— Если с тобой и кто-то спит, то только из жалости.

— Ауч, — Мариус кривится. — Жестоко, юная леди.

— Да я тебя в таких позах отымею, мерзавка!

Прутья над попытками Вестара прорваться ко мне с угрозой поскрипывают. Если они не выдержат его напора, то меня не ждет ничего хорошего, но я не убегаю.

— А я посмеюсь над твоими потугами, — отвечаю со лживым спокойствием.

И теперь уже не чудище кидается на прутья, а взбешенный волк. Большой, пушистый и очень злой. В бессилии перед железом, он грызет его, а затем замирает, удивленно глядя на меня глазами, что светятся холодным сиянием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вот ты какой, Вестар, — клоню голову набок. — И, смотри-ка, не помер.

Разжимает челюсти и с открытой пастью отступает от прутьев, навострив уши. Затем отплевывается, облизывается и кружится вокруг своей оси, в изумлении разглядывая пушистый хвост. Садится и опять смотрит на меня.

— Если бы я знал, что ты ждешь унижений… — ехидно начинает Мариус, и Вестар в злобе огрызается на него. Чародей пожимает плечами. — Понял, молчу.

Подхожу к камере, сажусь на корточки и протягиваю руку между прутьев:

— Дай я тебе поглажу. За ушком почешу.

Вскидывает морду, недоверчиво смотрит на меня, но хвостом по каменному полу пару раз бьет.

— Я должна была тебя разозлить, — извиняюще улыбаюсь я.

Он лишь на полшага придвигается ко мне, и я могу едва коснуться его влажного носа, а после он отскакивает к стене, помахивая хвостом, и прыгает на кровать. Закапывается под одеяло, и раздается голос Вестара:

— Какой ужас.

А затем вновь показывается восторженная морда волка с высунутым языком.

— Я попрошу слуг принести мяса.

Вестар оскорбленно фыркает. Он хочет в лес, на охоту и пообедать зайцем. Или оленем. Неожиданно воет, а после, запутавшись в одеяле, падает на ковер голым мужчиной:

— Никакого сырого мяса!

— Я, пожалуй, пойду, — лицо ладонью, встаю и торопливо шагаю прочь.

Недовольный голос Вестара меняется волчьим ворчанием и рыком, а после вновь сердитыми словами:

— Я прежде всего аристократ, а только потом зверь…

— Ты ведь сюда пришла не за тем, чтобы маркиза дразнить, — летит мне в спину недовольный голос Мариуса.

— Это уже не имеет значения, — оглядываюсь и слабо улыбаюсь. — Вы купились на мои фантазии, Темный Чародей. Ивар прав. Я полюбила свои мечты и его обман, а кто там за ними скрывается, я не знаю.

— Вот так откровение, — подает хриплый голос Вестар. — Я тебе скажу, кто там скрывается, крошка. Зануда он.

Глава 42. Не буду отвлекать

Скрип двери, и я прячу книгу под одеяло. Хочу задуть свечи, но в спальню входит Ивар.

— Уходи, — говорю я. — Мы спим.

Кидает на меня беглый взгляд и молча шагает к колыбельным, в которых сладко посапывают наши сыновья. От него несет потом, будто ко мне в комнату ввалилось десять грязных дровосеков.

— Ты воняешь.

— Какие мы нежные, — едко шепчет он и заглядывает в колыбельки.

Замечаю в его запутанных волосах веточку и листочек, а рубашка его и штаны кое-где порваны.

— Когда я тебя забирал из леса, ты тоже не розами благоухала, — разворачивается ко мне.

Я аж открываю рот, возмущенная его наглостью и беспардонностью.

— Меня перед встречей с тобой в бане мыли, — цежу сквозь зубы.

— Каким-то мерзким мылом, которое отдавало торфом и грязью, — холодно улыбается. — Это сейчас ты цветочным мылом мылишься и в воду подливаешь эфирные масла, а тогда…

— Хватит.

— Ты сама начала.

— Но ты воняешь, Ивар! — зло шепчу я. — И не торфом, а грязными мужиками!

— Я и есть грязный мужик, — самодовольно хмыкает.

— Нашел чем гордиться. Мне после придется всю ночь комнату проветривать, чтобы во сне случайно не задохнуться.

— А вот так благоухает твой нареченный, — его глаза вспыхивают голубыми огоньками. — Наслаждайся. Нравится?

— Нет. У меня аж глаза слезятся.

Отворачивается к колыбелькам и молча гипнотизирует спящих малышей. Я не знаю, как его прогнать, а он что-то не торопится соблюсти приличия.

— И ты не спросишь, где я был?

— А надо?

— А вдруг я был у своей шлюхи?

— Я не думаю, что это должно меня волновать, — скрещиваю руки на груди. — Разве я имею право стоять между тобой и твоей любовью?

— Ты моя жена.

— Которую ты не выбирал. Суровые законы тебя вынудили взять девочку из леса в жены, — замолкаю на несколько секунд и интересуюсь. — Ты сейчас ревности ждешь?