Катуков против Гудериана - Виктор Прудников

Катуков не был бы Катуковым, если бы, отдав приказ, не проконтролировал его выполнение. Крайний срок подготовки бригады к обороне — 2 ноября, но уже 1 ноября комбриг вместе с комиссаром Бойко отправился в батальоны. С первого же взгляда чувствовалось, что большинство командиров хорошо потрудилось: удачно выбраны места для танковых засад, в отдельных случаях машины зарыты по самую башню, не придерешься и к окопам: сделано все, как положено. Поблагодарив бойцов и командиров за ратный труд, Катуков предостерег:

— Противник начнет наступление с массированного применения огня. На нашем участке обороны будет действовать 10–я танковая дивизия. Это — 69–й пехотный полк, 49–й саперный батальон, полк 150–мм пушек и 170 танков. Как видите, силы довольно внушительные. Но мы уже дрались однажды против двух немецких дивизий и выстояли.

— Выстоим и на этот раз, нам не привыкать, — сказал старший сержант Иван Любушкин. — Только хотелось бы знать, товарищ полковник, немцы в самом деле собираются брать Москву?

Бойцы ждали, что скажет командир. Ведь ни для кого не были секретом намерения гитлеровских оккупантов. Катуков лукаво улыбнулся:

— У баснописца Крылова, если помните, есть такие строки: «Хоть видит око, да зуб неймет». Слышал я про эту затею. На отдельных участках нашей армии немцы сбрасывают с самолетов листовки, в которых Гитлер хвастливо заявляет: «Если не возьму к 7 ноября Москву — берите даром Берлин!»

Тот же Любушкин не удержался. Сдвинув на затылок шлем, из—под которого выпала крупная прядь русых волос, произнес серьезно:

— Пусть немного потерпит. Придет время, возьмем Берлин. С боем, но возьмем!

От этой уверенности на душе у Катукова стало спокойнее. Он тепло простился с танкистами и направился в мотострелковый батальон, которым после ранения Кочеткова командовал капитан Николаев. Мотострелки занимали оборону в районе села Гряды.

Командирский броневик остановился в расположении 2–й роты. Катуков заглянул в окопы. Они вырыты на низком месте, на дне — вода. А рядом участки посуше. Маскировка вокруг сделана небрежно, как говорят, спустя рукава. Бойцы сидели в бездействии в стоге сена. Такого комбриг никак не ожидал. Он не стал разыскивать комбата, который находился на другом участке обороны, приказал командиру роты сделать все так, как этого требовала фронтовая обстановка.

Сдерживая порыв негодования, по дороге в штаб Катуков спросил у Бойко:

— Как тебе понравились мотострелки?

Комиссар видел Михаила Ефимовича в гневе первый раз, видел, как он переживал случившееся. Пытался успокоить его:

— Вообще—то любое головотяпство для меня невыносимо. Кто больше виноват — комбат Николаев или комиссар Волошко? Николаев — новичок в батальоне, пусть поработает, а Волошко можно отозвать.

В тот же день по бригаде отдается приказ: «Предупреждаю командира батальона тов. Николаева о суровой ответственности за бездействие и требую мои указания и приказ выполнить, устранить недочеты к вечеру 1.11.41, доложить мне.

Военкому батальона тов. Волошко сдать должность тов. Большакову, самому прибыть в штабриг».[54]

Положение на участке батальона Николаева было исправлено, и мотострелки потом успешно отбивали атаки наседавшего врага. Но в душе комбрига еще долго оставался неприятный осадок.

6 ноября в танковую бригаду приехала московская делегация — рабочие и работницы заводов и фабрик. Они привезли подарки, письма. В прифронтовом лесу, на небольшой поляне, покрытой легким снежком, состоялся короткий митинг, на котором москвичи рассказали, как они трудятся на своих предприятиях во имя победы над врагом. В ответном слове старший лейтенант П.А. Заскалько, комиссар М.Ф. Бойко и старший сержант И.Т. Любушкин заверили делегатов, что не пожалеют сил, будут драться с немецкими оккупантами до полного их изгнания с нашей земли.

Едва проводили московскую делегацию, как на командном пункте Катукова появился командующий армией К.К. Рокоссовский. Его легковую машину сопровождал броневик. Константин Константинович поздоровался с командирами, протянул руку комбригу:

— Давненько не виделись с тобой, Михаил Ефимович. Помнится, на границе расстались. Говорят, крепко потрепала твоя бригада Гудериана под Орлом и Мценском, надолго запомнит он удары наших танкистов. Однако у меня есть к тебе дело, идем потолкуем. Надеюсь, чайком угостишь?

Пока вестовой собирал на стол, Рокоссовский, склонившись над картой, рассказывал об обстановке, сложившейся на оборонительных рубежах под Москвой.

— Противник, располагая крупными силами, стремится любой ценой реализовать свои планы. Против наших трех фронтов — Западного, Резервного и Брянского — действуют 77 дивизий. Ни много ни мало около 1 миллиона солдат и офицеров, 1700 танков и штурмовых орудий, свыше 14 тысяч орудий и минометов, до 950 самолетов. У нас — меньше живой силы и техники, правда, к фронту спешат военные эшелоны, так что в ближайшее время на фронте 16–й армии должны появиться резервы из Сибири и Дальнего Востока. А пока — задача прежняя. Нам надо связать руки фашистам на волоколамском направлении, не пропустить их танковые клинья. И вот тут 4–я танковая бригада, имеющая богатый опыт танковых боев, может сделать многое. Кстати, об опыте, Михаил Ефимович. Хорошо бы им поделиться с другими танковыми соединениями. Как смотришь на это?

— С радостью можем передать все, чему научились. В бригаде много мастеров танкового боя. А для себя мы уже кое—что сделали, написали вот такую вещь. — Катуков передал командарму «Инструкцию танкистам по борьбе с танками, артиллерией и пехотой противника».

Рокоссовский почитал ее тут же, одобрил, многими положениями заинтересовался, особенно теми, в которых речь шла о разведке, о танковых засадах, об атаках на больших скоростях.

— Но это только инструкция для танкистов 4–й танковой бригады, — заметил командарм. — А если развить ее отдельные положения, порекомендовать Воениздату выпустить отдельной брошюрой, вот и получится пособие для всех командиров—танкистов.

— Я подумаю об этом, — согласился комбриг.

Свой боевой опыт Катуков обобщил позже, а пока слушал задачу на ближайшие дни. 4–я танковая бригада должна была нанести удар по Скирманову, небольшому населенному пункту, превращенному врагом в свой плацдарм. Отсюда, со Скирманова, а также из Марьина и Козлова гитлеровцы обстреливали шоссе Истра — Волоколамск, стремились перерезать эту магистраль и закрыть пути от столицы к нашим войскам.

— Готовьтесь основательно, — посоветовал Рокоссовский, прощаясь с комбригом, — Скирманово — орешек крепкий. С планом атаки обязательно познакомьте меня или моего начальника штаба Малинина. Москва ждет от нас решительных действий. Завтра праздник — годовщина Великого Октября. И мы должны встретить его так, как велит нам солдатский долг.

Шумный, насыщенный хлопотами день заканчивался. По заведенному правилу, оставшись наедине, Катуков мысленно подводил его итоги. Они устраивали комбрига. Бригада боеспособна, бойцы немного отдохнули, от общения с москвичами получили заряд бодрости. Делегаты, наверно, уже добрались до столицы. Как она там, наша столица, накануне праздника?

Москва, Москва… Вспомнились пушкинские строки:

Москва, как много

В этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

Противник, захватив в начале ноября 1941 года Скирманово, Козлово и Марьино, вклинился в расположение обороны 16–й армии К.К. Рокоссовского. Против нее действовали немецкие 46–й и 40–й моторизованные корпуса 4–й танковой группы и 5–й армейский корпус 9–й армии. В их составе на истринско—солнечногорском направлении находились 2, 11,5, 10–я танковые дивизии и моторизованная дивизия СС «Рейх».[55]

Катуков с полным основанием считал: если удастся срезать клин, вбитый противником в нашу оборону в районе Скирманова, то будет значительно облегчено положение 16–й армии, она получит возможность свободного маневра как огневыми средствами, так и людскими резервами. Как осуществить эту задачу? Предстояло подумать.

В бригаде шла подготовка к боям. Каждый вечер в тыл гитлеровцам уходили разведывательные группы, рейдировали по селам танковые экипажи Капотова, Коровянского и других. Постепенно в штабе накапливались сведения о противнике, о его обороне. Разведчики сообщили, что в самом Скирманове сосредоточено 35 танков, на высоте 264,3 занимает оборону батальон пехоты, подступы к селу прикрывают несколько танков и автоматчики. На скирмановском кладбище гитлеровцы устроили сложную систему дотов и блиндажей. Укреплено было и Козлово, где также созданы дерево—земляные сооружения, находилась рота пехоты и 10 танков. Беспокоило и то, что гитлеровское командование сосредоточивало недалеко от Ново—Петровского крупные резервы, которые могли быть быстро переброшены к местам вспыхнувших боев.