Избранное - Эдуард Асадов

ЯШКА

Учебно-егерский пункт в Мытищах,В еловой роще, не виден глазу.И всё же долго его не ищут.Едва лишь спросишь — покажут сразу.

Ещё бы! Ведь там не тихие пташки,Тут место весёлое, даже слишком.Здесь травят собак на косматого мишкуИ на лису — глазастого Яшку.

Их кормят и держат отнюдь не зря,На них тренируют охотничьих псов,Они, как здесь острят егеря,«Учебные шкуры» для их зубов!

Ночь для Яшки всего дороже:В сарае тихо, покой и жизнь…Он может вздремнуть, подкрепиться может,Он знает, что ночью не потревожат,А солнце встанет — тогда держись!

Егерь лапищей Яшку сгребётИ вынесет на заре из сарая,Туда, где толпа возбуждённо ждётИ рвутся собаки, визжа и лая.

Брошенный в нору, Яшка сжимается.Слыша, как рядом, у двух ракит,Лайки, рыча, на медведя кидаются,А он, сопя, от них отбиваетсяИ только цепью своей гремит.

И всё же, всё же ему, косолапому,Полегче. Ведь — силища… Отмахнётся…Яшка в глину упёрся лапамиИ весь подобрался: сейчас начнётся.

И впрямь: уж галдят, окружая нору,Мужчины и дамы в плащах и шляпах,Дети при мамах, дети при папах,А с ними, лисий учуя запах,Фоксы и таксы — рычащей сворой.

Лихие «охотники» и «охотницы»,Ружья-то в руках не державшие даже,О пёсьем дипломе сейчас заботятся,Орут и азартно зонтами машут.

Интеллигентные вроде люди!Ну где же облик ваш человечий?— Поставят «четвёрку», — слышатся речи, —Если пёс лису покалечит.— А если задушит, «пятёрка» будет!

Двадцать собак и хозяев двадцатьРвутся в азарте и дышат тяжко.И все они, все они — двадцать и двадцатьНа одного небольшого Яшку!

Собаки? Собаки не виноваты!Здесь люди… А впрочем, какие люди?!И Яшка стоит, как стоят солдаты,Он знает, пощады не жди. Не будет!

Одна за другой вползают собаки,Одна за другой, одна за другой…И Яшка катается с ними в драке,Израненный, вновь встречает атакиИ бьётся отчаянно, как герой!

А сверху, через стеклянную крышу, —Десятки пылающих лиц и глаз,Как в Древнем Риме, страстями дышат:— Грызи, Меркурий! Смелее! Фас!

Ну, кажется, все… Доконали вроде!..И тут звенящий мальчиший крик:— Не смейте! Хватит! Назад, уроды! —И хохот: — Видать, сробел ученик!

Егерь Яшкину шею потрогал,Смыл кровь… — Вроде дышит ещё — молодец!Предшественник твой протянул немного.Ты дольше послужишь. Живуч, стервец!

День помутневший в овраг сползает,Небо зажглось светляками ночными,Они надо всеми равно сияют,Над добрыми душами и над злыми…

Лишь, может, чуть ласковей смотрят туда,Где в старом сарае, при егерском доме,Маленький Яшка спит на соломе,Весь в шрамах от носа и до хвоста.

Ночь для Яшки всего дороже:Он может двигаться, есть, дремать,Он знает, что ночью не потревожат,А утро придёт, не прийти не может,Но лучше про утро не вспоминать!

Все будет снова — и лай и топот,И деться некуда — стой! Дерись!Пока однажды под свист и гоготНе оборвётся Яшкина жизнь.

Сейчас он дремлет, глуша тоску…Он — зверь. А звери не просят пощады…Я знаю: браниться нельзя, не надо,Но тут, хоть режьте меня, не могу!

И тем, кто забыл гуманность людей,Кричу я, исполненный острой горечи:— Довольно калечить души детей!Не смейте мучить животных, сволочи!

1968 г.

БАЛЛАДА О БУЛАНОМ ПЕНСИОНЕРЕ

Среди пахучей луговой травыНедвижный он стоит, как изваянье,Стоит, не подымая головы,Сквозь дрёму слыша птичье щебетанье.

Цветы, ручьи… Ему-то что за дело!Он слишком стар, чтоб радоваться им:Облезла грива, морда поседела,Губа отвисла, взгляд подёрнул дым…

Трудился он, покуда были силы,Пока однажды, посреди дороги,Не подкачали старческие жилы,Не подвели натруженные ноги.

Тогда решили люди: «Хватит, милый!Ты хлеб возил и веялки крутил.Теперь ты — конь без лошадиной силы,Но ты свой отдых честно заслужил!»

Он был на фронте боевым конём,Конём рабочим слыл для всех примером,Теперь каким-то добрым шутникомОн прозван был в селе Пенсионером,

Пускай зовут! Ему-то что за дело?!Он чуток только к недугам своим:Облезла грива, морда поседела,Губа отвисла, взгляд подёрнул дым…

Стоит и дремлет конь среди ромашек,А сны плывут и рвутся без конца…Быть может, под седлом сейчас он пляшетПод грохот мин на берегу Донца.

«Марш! Марш!» — сквозь дым доваторский бросок!Но чует конь, пластаясь на скаку,Как старшина схватился за луку,С коротким стоном выронив клинок…

И верный конь не выдал старшины,Он друга спас, он в ночь ушёл карьером!Теперь он стар… Он часто видит сны.Его зовут в селе Пенсионером…

Дни что возы: они ползут во мгле…Вкус притупился, клевер — как бумага.И, кажется, ничто уж на землеНе оживит и не встряхнёт конягу.

Но как-то раз, округу пробуждая,В рассветный час раздался стук и звон.То по шоссе, манёвры совершая,Входил в деревню конный эскадрон.

И над садами, над уснувшим плёсом,Где в камышах бормочет коростель,Рассыпалась трубы медноголосойГорячая раскатистая трель.

Как от удара, вздрогнул старый конь!Он разом встрепенулся, задрожал,По сонным жилам пробежал огонь,И он вдруг, вскинув голову, заржал!

Потом пошёл. Нет, нет, он поскакал!Нет, полетел! Под ним земля качалась,Подковами он пламень высекал!По крайней мере, так ему казалось…

Взглянул и вскинул брови эскадронный:Стараясь строго соблюдать равненье,Шёл конь без седока и снаряженья,Пристроившись в хвосте его колонны.

И молвил он: — А толк ведь есть в коне!Как видно, он знаком с военным строем! —И, старика похлопав по спине,Он весело сказал: — Привет героям!

Четыре дня в селе стоял отряд.Пенсионер то навещал обозы,То с важным видом обходил наряд,То шёл на стрельбы, то на рубку лозы.

Он сразу словно весь помолодел:Стоял ровнее, шёл — не спотыкался,Как будто шкуру новую надел,В живой воде как будто искупался!

В вечерний час, когда закат вставал,Трубы пронёсся серебристый звон;То навсегда деревню покидал,Пыля просёлком, конный эскадрон.

«Марш! Марш!» И только холодок в груди,Да ветра свист, да бешеный карьер!И разом все осталось позади:Дома, сады и конь Пенсионер.

Горел камыш, закатом обагрённый,Упругий шлях подковами звенел.Взглянул назад весёлый эскадронный,Взглянул назад — и тотчас потемнел!

С холма, следя за бешеным аллюром,На фоне догорающего дняТемнела одинокая фигураВдруг снова постаревшего коня…

1957 г.

ВЫСОКИЙ ДОЛГ

Осмотр окончен. На какой шкалеОтметить степень веры и тревоги?!Налево — жизнь, направо — смерть во мгле,А он сейчас, как на «ничьей земле»,У света и у мрака на пороге…

Больной привстал, как будто от толчка,В глазах надежда, и мольба, и муки,А доктор молча умывает рукиИ взгляд отводит в сторону слегка.

А за дверьми испуганной роднеОн говорит устало и морозно:— Прошу простить, как ни прискорбно мне,Но, к сожаленью, поздно, слишком поздно!

И добавляет: — Следует признаться,Процесс запущен. В этом и секрет.И надо ждать развязки и мужаться.Иных решений, к сожаленью, нет.

Все вроде верно. И, однако, яХочу вмешаться: — Стойте! Подождите!Я свято чту науку. Но простите,Не так тут что-то, милые друзья!

Не хмурьтесь, доктор, если я горяч,Когда касаюсь вашего искусства,Но медицина без большого чувстваЛишь ремесло. И врач уже не врач!

Пусть безнадёжен, может быть, больной,И вы правы по всем статьям науки,Но ждать конца, сложив спокойно руки,Да можно ль с настоящею душой?!

Ведь если не пылать и примирятьсяИ не стремиться поддержать плечом,Пусть в трижды безнадёжной ситуации,Зачем же быть сестрой или врачом?!

Чтоб был и впрямь прекраснейшим ваш труд,За все, что можно, яростно цепляйтесь,За каждый шанс и каждый вздох сражайтесьИ даже после смерти семь минут!

Ведь сколько раз когда-то на войнеБывали вдруг такие ситуации,Когда конец. Когда уже сражатьсяБессмысленно. И ты в сплошном огне,

Когда горели и вода и твердь,И мы уже со смертью обнимались,И без надежды всё-таки сражались,И выживали. Побеждали смерть!

И если в самых гиблых ситуацияхМы бились, всем наукам вопреки,Так почему ж сегодня не с рукиИ вам вот так же яростно сражаться?!

Врачи бывали разными всегда:Один пред трудной хворостью смирялся,Другой же не сдавался никогдаИ шёл вперёд. И бился и сражался!

Горел, искал и в стужу и в грозу,Пусть не всегда победа улыбалась,И всё же было. Чудо совершалось.И он счастливый смахивал слезу…

Ведь коль не он — мечтатель и боец,И не его дерзанья, ум и руки,Каких высот достигли б мы в наукеИ где б мы сами были, наконец?!

Нельзя на смерть с покорностью смотреть,Тем паче где терять-то больше нечего,И как порою ни упряма смерть —Бесстрашно биться, сметь и только сметь!

Сражаться ради счастья человечьего.Так славьтесь же на много поколений,Упрямыми сердцами горячи,Не знающие страха и сомненийПрекрасные и светлые врачи!

19 сентября 1984 г.

ОШИБКА