Избранное - Эдуард Асадов

ТЩЕСЛАВНАЯ ВРАЖДА

У поэтов есть такой обычай,В круг сойдясь, оплёвывать друг друга…

Дм. Кедрин

Наверно, нет в отечестве поэта,Которому б так крупно «повезло»,Чтоб то его в журнале, то в газетах,А то и в ревнивом выступленье где-тоБранили б так настойчиво и зло.

За что бранят? А так, причин не ищут.Мне говорят: — Не хмурься, не греши,Ведь это зависть! Радуйся, дружище! —Ну что ж, я рад… Спасибо от души…

Но не тому, что кто-то раздражённыйТерзается в завистливой вражде,Такое мне не свойственно нигде.Я потому смотрю на них спокойно,Что мой читатель многомиллионныйВсегда со мной и в счастье, и в беде.

Включил приёмник. Вот тебе и раз!Какой-то прыщ из «Голоса Америки»Бранит меня в припадочной истерикеГустым потоком обозлённых фраз.

Клянёт за то, что молодёжь всегдаСо мною обретает жар и смелость,И я зову их вовсе не туда,Куда б врагам отчаянно хотелось.

Мелькнула мысль: досадно и смешно,Что злость шипит и в нашем доме где-то,И хоть вокруг полно друзей-поэтов,А недруги кусают все равно.

И хочется сказать порою тем,Кто в распрях что-то ищет, вероятно,Ну, там клянут, так это все понятно.А вы-то, черт вас подери, зачем?!

Успех, известность, популярность, слава…Ужель нам к ним друг друга ревновать?На это время попросту терятьДо боли жаль, да и обидно, право!

Ну, а всего смешней, что даже тот,Кому б, казалось, слава улыбается,Порой, глядишь, не выдержав, срывается —Не весь сграбастал, кажется, почёт!

С утра газету развернул и вдругНа краткий миг окаменел, как стенка:Ну вот — сегодня нож вонзает друг.Теперь уже вчерашний — Евтушенко.

В стихах громит ребят он за грехи:Зачем у них в душе стихи Асадова?!Читать же надо (вот ведь племя адово!)Его стихи, всегда его стихи!

О жадность, ведь ему давно даныТрибуны самых громких заседаний,Есть у него и званье, и чины,А у меня лишь вешний пульс страныИ никаких ни должностей, ни званий!

Ну что ж, пускай! Зато сомнений нет,Уж если вот такие негодуют,И, гордость позабыв, вовсю ревнуют,То я и впрямь достойнейший поэт!

1986 г.

Я МЕЛКОЙ ЗЛОСТИ В ЖИЗНИ НЕ ИСПЫТЫВАЛ…

Я мелкой злости в жизни не испытывал,На мир смотрел светло, а потомуЯ ничему на свете не завидовал:Ни силе, ни богатству, ни уму.

Не ревновал ни к радостному смеху(Я сам, коли захочется, — смеюсь),Ни к быстрому и громкому успеху(И сам всего хорошего добьюсь).

Но вы пришли. И вот судите сами:Как ни смешно, но я признаюсь вам,Что с той поры, как повстречался с вами,Вдруг, как чудак, завидую вещам!

Дверям, что вас впускают каждый вечер,Настольной лампе, сделанной под дуб,Платку, что обнимает ваши плечи,Стакану, что коснулся ваших губ.

Вы усмехнётесь, дескать, очень странно,Вещь — только вещь! И я согласен. Да.Однако вещи с вами постоянно,А я — вдали. И в этом вся беда!

А мне без вас неладно и тревожно:То снег, то солнце чувствую в крови.А мне без вас почти что невозможно,Ну хоть совсем на свете не живи!

Я мелкой злости с детства не испытывал,На мир смотрел светло, а потомуЯ ничему на свете не завидовал:Ни славе, ни богатству, ни уму!

Прошу вас: возвратите мне свободу!Пусть будет радость с песней пополам.Обидно ведь завидовать вещам,Когда ты человек и царь природы!

1968 г.

БАНКРОТЫ

Любовь сегодня, словно шляпу, скинули.Сердца так редко от восторга бьются.Любовь как будто в угол отодвинули,Над ней теперь едва ли не смеются.

Конечно, жизнь от зла не остановится,Но как, увы, со вздохом не признаться,Что дети часто словно производятся,Вот именно, цинично производятся,А не в любви и счастии родятся.

Любовь не то чтоб полностью забыли,А как бы новый написали текст.Её почти спокойно заменилиНа пьянство, порновидики и секс.

Решили, что кайфуют. И вкушаютЗапретных прежде сексуальных «яств».И, к сожаленью, не подозревают,Что может быть отчаянно теряютРедчайшее богатство из богатств.

Считают так: свобода есть свобода!Ну чем мы хуже зарубежных стран?!И сыплют дрянь на головы народа,И проститутки лезут на экран.

Что ж, там и впрямь когда-то многократноНыряли в секс, над чувствами смеясь.Потом, очнувшись, кинулись обратно,А мы как будто сами ищем пятна,Берём и лезем откровенно в грязь.

И тут нам превосходно помогаютДельцы, чьи души — доллары и ложь,Льют грязь рекой, карманы набивают —Тони в дерьме, родная молодёжь!

А жертвы все глотают и глотают,Ничем святым давно не зажжены,Глотают и уже не ощущают,Во что они почти превращены.

И до чего ж обидно наблюдатьВсех этих юных и не юных «лириков»,Потасканных и проржавевших циников,Кому любви уже не повстречать.

И что их спесь, когда сто раз подрядОни провоют жалобными нотами,Когда себя однажды ощутятВсе, все навек спустившими банкротами.

Нет, нет, не стыд! Такая вещь, как «стыдно»,Ни разу не встречалась в их крови.А будет им до ярости завидноСмотреть на то, как слишком очевидноДругие люди счастливы в любви!

1990 г.

НЕ БЕЙТЕ ДЕТЕЙ!

Не бейте детей, никогда не бейте!Поймите, вы бьёте в них сами себя,Неважно, любя их иль не любя,Но делать такого вовек не смейте!

Вы только взгляните: пред вами — дети,Какое ж, простите, геройство тут?!Но сколько ж таких, кто жестоко бьют,Вложив чуть не душу в тот чёрный труд,Заведомо зная, что не ответят!

Кричи на них, бей! А чего стесняться?!Ведь мы ж многократно сильней детей!Но если по совести разобраться,То порка — бессилье больших людей!

И сколько ж порой на детей срываетсяВсех взрослых конфликтов, обид и гроз.Ну как же рука только поднимаетсяНа ужас в глазах и потоки слез?!

И можно ль распущенно озлобляться,Калеча и душу, и детский взгляд,Чтоб после же искренно удивлятьсяВдруг вспышкам жестокости у ребят.

Мир жив добротою и уваженьем,А плётка рождает лишь страх и ложь.И то, что не можешь взять убежденьем —Хоть тресни — побоями не возьмёшь!

В ребячьей душе все хрустально-тонко,Разрушим — вовеки не соберём.И день, когда мы избили ребёнка,Пусть станет позорнейшим нашим днём!

Когда-то подавлены вашей силою,Не знаю, как жить они после будут,Но только запомните, люди милые,Они той жестокости не забудут.

Семья — это крохотная страна.И радости наши произрастают,Когда в подготовленный грунт бросаютЛишь самые добрые семена!

1990 г.

ВЛАСТНОЙ ЖЕНЩИНЕ

С годами вы так придавили мужа,Что он и не виден под каблуком.Пусть доля его — не придумать хуже,Но вам-то какая же радость в том?

Ведь вам же самой надоест тюфяк,И тут вы начнёте тайком тянутьсяК таким, что не только нигде не гнутся,Но сами вас после зажмут в кулак.

Так, право, не лучше ли вам самойВдруг стать, извините, добрейшей бабой,Сердечною, ласковой, даже слабой,Короче — прекраснейшею женой?!

6 июня — 6 октября 1991 г. Красновидово

НАИВНОСТЬ

Сколько я прочёл на свете строкО любви, как плетью оскорблённой,О любви, безжалостно сожжённой,Из сплошных терзаний и тревог.

Сколько раз я слышал от друзейО разбитом на осколки счастьеИ о злой или холодной власти,В пешки превращающей людей.

И тогда мне думалось невольно:Пусть не все я знаю на земле,Но в науке о добре и злеПреуспел я нынче предовольно.

— Что мне зло и хитрости ужи! —Думал я в самовлюблённом барстве.Знал. И слова тут мне не скажи!А споткнулся на глупейшей лжиИ на примитивнейшем коварстве…

Что ж, пускай! Не загрохочет гром,И звезда не задрожит в эфире.Просто помнить следует о том,Что одним доверчивым осломСтало больше в этом мире!

1991 г.

СОН В ВЕШНЮЮ НОЧЬ

(Маленькая поэма)

На крышах антенны зажглись, как свечи,Внизу ж у подъездов уже темно.Рыжий закат с любопытством по плечиПросунул голову в чьё-то окно.

В лужу скамья загляделась, как в прудик,Господи, сколько же нынче воды!Крохотный прудик тот, как изумрудик,Зеленью блещет в лучах звезды.

Тучки, луною опоены,Как рыбы плавают полусонные.А тополь с вербою, как влюблённые,Обнявшись, шепчутся у стены.

Двор в этот час безлюден и пуст,Только в углу средь цветов спросонокВетер жуёт сиреневый куст,Словно губастенький жеребёнок.

Сны, расправляя крылья свои,Слетают с высот в этот мир огромный,И дремлет во тьме, как щенок бездомный,Ведёрко, забытое у скамьи…

Что это: музыка за окном?Сойка пропела ли в свете лунном?Иль, пролетая, провёл крыломСтриж по серебряно-звёздным струнам?

Вспыхнул фонарь, и обиженный мракВлез по трубе на соседний домИ, погрозив фонарю кулаком,Вором проник на глухой чердак.

Чуть дальше — тощее, как Кощей,Салатное здание у киоска,Будто хозяин в зеленом плащеГуляет с беленькой шустрой моськой.

Вдали возле стройки грузовикиСтоят насторожённым полукругом.И, сдвинув головы, как быки,Сурово обнюхивают друг друга.

Громадная туча, хвостом играя,Как кит, проплывает чрез небосклон,И, с грохотом пасть свою разевая,Звёздный заглатывает планктон.

Луна, как циклоп, ярко-жёлтым глазом,Сощурясь, уставились беспардонноНа улицы, окна и на балконы,Чтоб жизнь человечью постигнуть разом…

И как же ей нынче не заприметитьМужчину в комнате у стены,Чьи думы сейчас в этом лунном светеГрустнейше-грустны и тёмным-темны.

Он ходит по комнате. Он читает.Садится, работает у стола.А сам словно где-то сейчас витает.Но с кем? И какие сейчас решает,Быть может, проблемы добра и зла?

Конфликты. Ну что они в жизни значат?!Амбиции, ревности, пыль страстей,Укоры, удачи и неудачи,Когда все должно быть совсем иначе,Без драм и запальчиво-злых речей.

Ведь часто как в сказочке: «Жили-были…»Все славно! И вдруг — словно гром с небес.Что сделалось? Что вдруг не поделили?!Какой их стравил идиотский бес?

И люди (а сколько вот так случается),Задумав какой-то конфликт решить,В такие обиды порой вгрызаютсяИ так распаляются-раскаляются,Что лютым морозом не остудить.

Сейчас и самим не найти причин,Не вспомнить, зачем и с какой привычки,Кто первым для пламени чиркнул спичкиИ кто в это пламя плеснул бензин?

О счастье мы все досконально знаем:Где — первые радости, где — венец,Истоки же горя подчас теряем,А помним лишь зло, результат, конец.

Он тоже все помнит и ясно видит,Как женщина, стоя уже в дверях,В глазах и страданье, и гнев, и страх,Кричит что-то в яростно-злой обиде.

Двух взглядов скрещенье острей мечей,Людей уже нет — только их подобье.Затем — будто пушка, удар дверейИ стук каблуков пулемётной дробью!

Мчат птицами месяцы и недели.Разрыв, словно ветер, глаза сечёт,Обида колючею, злой метельюЛюбое тепло обращает в лёд.

Но как же в любви не просты дела:Он курит, он сущность постичь пытается:Кто прав? Кто виновен? Пришла — ушла…Эх, кончить все разом и сжечь дотла!Да вот не выходит, не получается.

Ведь мы словно кони, порой по кругуБежим и не ведаем: как нам быть?Зачем, разорвав уже часто нить,Мы все продолжаем любить друг друга?!

Гром, будто дьявольским кулаком,Грохнул по хрупкому небосводу,И тот, как бассейн с расколотым дном,Вылил стеною на землю воду.

Новая вспышка. Удар! Гроза!Стонут от грохота водостоки,Лупят отвесно с небес потоки,Синее пламя слепит глаза!

Вышел из комнаты на балкон,Струи блестят, как жгуты тугие,Молвил с почтеньем: — гремит стихия!Даже не верится: явь иль сон!

Но что это, что это там — внизу:Словно подбитая с лету птица,Кто-то застигнутый ливнем мчитсяПрямо сквозь ветер и сквозь грозу…

Чуть улыбнулся: — Стихия, гром!Ну и везёт же сейчас бедняге!Вдруг, поражённый, одним чутьём,Словно ошпаренный кипятком,Стал на мгновенье белей бумаги!

Быстро, насколько достало сил,Стул опрокинув, почти не веря,Будто по воздуху — прямо к двери!И, не дождавшись звонка, открыл!

Чудо? Иль шутки творит гроза?!Стали вдруг ватными сразу ноги…Женщина молча глаза в глаза —Мокрой принцессою на пороге…

Падают звонко струи водыС локонов, сумки, со всей одежды.Вместо лица — две больших звезды,Полных отчаянья и надежды.

— Мы… Мы не виделись сотни лет!Пусть я ужаснее всех на свете…Хочешь, гони меня, хочешь — нет,Только окончим мученья эти!..

Знаю: тебя и себя терзала,Трубки швыряла и все рвала…А ведь ждала… Каждый день ждала…Боже, да сжечь меня просто мало!

Можешь простить меня?.. Я не сплю?..Дождь — как крещенье… Я даже рада…Господи! Как я тебя люблю!..— А я ещё больше!.. Не плачь… Не надо!

И это не я, это ты прости!Я тоже свернулся смешней улитки!— Безумец… Постой обнимать… Пусти!Да ты же промокнешь сейчас до нитки!.. —

С хохотом кружится человекС милым промокшим, бесценным грузом!Кружит земля голубым арбузом,Кружится звёзд серебристый снег.

Ветер, ворвавшись, успел вскричать:— Видите, люди, как вы не гибки!Страшно не столько свершать ошибки,Сколько упрямо на них стоять!

Кружатся мысли и в теле кровь:Вот оно, самое в мире ценное!Радостно кружится вся вселенная,Ибо вселенная есть любовь!

11 февраля 1992 г. Москва

МАГНЕТИЗМ