Филькина круча - Анна Чудинова

Яков Багратион сбежал, а у Мадины пропало молоко. Ей некуда было деваться, и она, чтобы прокормить свою маленькую семью, пошла на холодную мировую с матерью и познакомила Исаака с ажекой[8].

Мадина с неохотой отдавала Исаака матери, несмотря на то что та его просто обожала и баловала, как только могла. Ведь Исаак совсем не был похож на русоволосого, голубоглазого Якова Багратиона. Напротив, он был смуглый, с кривенькими саблевидными ногами и твердыми, как щетка, черными волосами. А еще у маленького степного джигита были узкие карие глаза. Совсем как у бабушки Камили. Во внуке бабушка видела себя. Она хотела продолжаться в нем, и чтобы в нем продолжался ее род. Но Мадине было наплевать на планы бабушки. Она хотела оторваться от всего, что ее связывало с Шымкентом, нелюбимыми традициями и родней, в глазах которой она была белой вороной, позорящей семью. Мадина мечтала повидать мир и познакомиться с другими культурами. И папа Исаака представился ей идеальным шансом вырваться из клетки, который она не могла упустить.

Когда же Яков бросил Мадину, на нее посыпались упреки матери с двойной силой. Бабушка Камиля не упускала возможности оскорбить дочь, и желательно при других родственниках или соседях. Поэтому Мадина, закончив работу, стремглав мчалась обратно в отчий дом за сыном. Больше всего на свете Мадина боялась, что мать настроит сына против нее и он перестанет ее любить.

О том, что они постыдно сбегают из родного Шымкента в неизвестный уральский город, да еще и к матери Якова, Мадина, конечно, никому не сказала.

«Как же тогда бабушка Камиля, – думал Исаак, ерзая в неудобном кресле с высокой изогнутой спинкой, – могла сейчас стоять напротив автобуса и смотреть на него так, как смотрят на дорогих родственников, уезжающих навсегда?» Исаак все смотрел и смотрел в окно, а бабушка Камиля все стояла и прижимала к груди руки, сцепленные в замок. На лице ее светилась легкая улыбка.

– Мам! – наконец сказал Исаак.

– М-м?

– А как же бабушка?

– Что бабушка? – мама глянула в окно, ровно туда, куда смотрел Исаак, и зевнула.

– Ну, может, мы хоть попрощаемся с ней?

– Ися, дорогой, мы уже не успеем, автобус вот-вот поедет.

– Она зовет меня.

Мама притянула Исаака к себе, его макушка все еще пахла кумысом. Глаза заволокла пелена, Мадина быстро смахнула накатившие слезинки.

– Может быть… когда-нибудь ты к ней приедешь погостить.

– А сейчас-то что?

– Уважаемые пассажиры, автобус отправляется! – перебил их голос из динамиков. Водитель отложил микрофон. Огромная махина медленно покатила вперед, приводя в движение автовокзал, киоски, деревья и сидящих на скамейках провожающих. Бабушка Камиля тоже начала удаляться.

Исаак резко отодвинул бархатную малиновую занавеску и глянул на бабушку. Она по-прежнему улыбалась и одновременно звала его в голове.

«Исаак, Исаак, помоги!»

Он так испугался тому, что бабушка говорила, но при этом рот ее не двигался, что чуть не вскрикнул. В ушах его зазвенело, перед глазами заскакали белые шары, дыхание перехватило. Исаак поскорее задвинул занавеску и схватил маму за руку. Почувствовав ее крепкое пожатие, он наконец-то смог сделать глубокий вдох.

Позже, когда они уже были далеко-далеко от родной степи, Исаак спросил маму:

– Мам, бабушка приходила нас провожать?

– Не думаю, – мама натянуто улыбнулась.

– Когда ты посмотрела в окно, разве ты не видела ее?

Мама помотала головой.

– Многих других видела, а бабушку нет. А ты?

– И я нет, – тихо ответил Исаак и приклонился к ее плечу, чувствуя, что ему не хочется сейчас огорчать маму и расстраиваться самому. Может, ему и правда это все показалось? И он видел лишь то, что хотел увидеть. Неразгаданным оставался лишь голос в его голове, но это он решил оставить на потом.

Мама погладила Исаака по волосам и снова взяла его за руку. А потом они уснули.

Всю дорогу до нового места мама держала одной рукой живот, а второй – ладонь Исаака. Когда они не спали и смотрели за несущимися за окном редкими деревцами, черными точками коров, а потом уже и серебристыми пшеничными полями, мама твердила, что на новом месте им будет лучше, что она найдет отличную работу и сможет купить все, что он захочет. А еще – что он полюбит бабушку Зину, папину маму, и найдет много новых друзей в школе.

Но как только они приехали, первая же новость ударила их с мамой по головам, как стотонная сосулька, упавшая с крыши. Бабушка Камиля умерла. Мама с каменным лицом держала у уха телефон, а Исаак слышал, как дедушка Игнат всхлипывал в трубку, рассказывая подробности произошедшего.

Оказывается, бабушка Камиля услышала от кого-то на рынке, что они уезжают, и отправилась пешком на вокзал, раскачивая из стороны в стороны свое большое крепкое тело. Дойти до пункта назначения бабушка не успела, на одном из перекрестков ее сбила несущаяся фура с изображением красивой зеленой страны, сделанной из брокколи, горошка и стручковой фасоли.

– Мам? – Исаак таращился на маму, плечи ее тряслись, а по щекам текли слезы, но при этом она не издавала ни звука. Она сидела на сереньком диванчике в комнате, которую им определила баба Зина. – Мам, мы поедем обратно?

Мама зажала рот ладонью и затрясла головой так сильно, что Исааку показалось, что она сейчас просто оторвется.

– Но почему, мам?

В этот момент в комнату вошла совсем крошечная бабушка Зина в бархатном халате и принесла с собой до ужаса приятный и вышибающий всю душу аромат жареных блинчиков. Запыхавшаяся, с большим орлиным носом и висящей на одном плече тонюсенькой белой косичкой, бабушка костлявой рукой обмахивала себя цветастым полотенцем. Над ее головой на часах, висевших на стене, плавно ползла минутная стрелка.

– Мадина, на тебе лица нет, что случилось?

– Мам, – не обращая внимания на бабушку Зину, закричал Исаак так громко, что ему показалось, будто завибрировали стены. – Почему мы не едем обратно?

– Зинаида Григорьевна… – Мама зажмурилась и странно выгнула спину. Одной рукой она схватилась за живот, а второй сжала руку Исаака, обхватившего ее за коленки. Через какое-то время, которое Исааку показалось вечностью, она кинула ошалелый взгляд на окаменевшую бабушку. – Вызовите, пожалуйста, скорую! Я рожаю…

Когда маму увезли, Исаака так сковало страхом, что он долго не мог пошевелиться. Он почти не дышал. Ему казалось, что если он начнет дышать хоть чуточку глубже, то это новое место с каждым вдохом будет проникать в него все сильнее и сильнее. И в конце концов изгрызет его изнутри так, что от него ничего не останется. А когда придет мама,