Лихая гастроль - Евгений Сухов

Однако внимание Кривозубова привлек молодой человек в черном фраке, явно из купцов, которого на пристани провожали с большой помпой. Один из приятелей говорил перед отправлением прочувственную речь, а священник на прощание даже дал ему поцеловать икону в золотом окладе.

Видно, на пароходе молодой человек плыл впервые, а потому таращился во все глаза на богатую отделку и ногтем ковырял лак на перилах, как если бы пробовал его на прочность.

Явно скучая, молодой человек прохаживался по палубе и откровенно заглядывался на женщин, а у одной из них, дамы среднего возраста, явной охотницы за молодыми мужскими телами, сумел заполучить благосклонную улыбку. Потом он направился в носовую часть, где уже собралось изрядное количество пассажиров поглазеть на мальчугана, дававшего представление в третьем классе. Медленно вытащив из кармана серебряный рубль, явно для того, чтобы каждый сумел оценить его щедрость, купец некоторое время подержал его в пальцах, а потом кинул артисту, ловко подхватившему монету. Затем огляделся по сторонам, как бы желая удостовериться: все ли заприметили его невиданную щедрость. И, видно, оставшись довольным произведенным эффектом, отошел в сторону.

А далее и вовсе была потеха. Потоптавшись на палубе, он направился прямиком в капитанскую рубку.

«Интересно, чего это он там будет делать? – усмехнулся Кривозубов. – Неужели накоротке знаком с капитаном?»

Через приоткрытую дверь Иннокентий увидел, как купец по-свойски подошел к капитану – вот разве что не хлопнул его по плечу, – спросил с откровенным любопытством:

– А позвольте полюбопытствовать, любезный, это каким мы сейчас идем курсом?

Капитан едва не подпрыгнул от неожиданности и, сделав яростное лицо, завопил:

– Убирайтесь к черту! Неужели не знаете, что здесь находиться посторонним нельзя!

Купец шагнул вперед, как если бы желал объясниться:

– Позвольте мне…

– Не позволю! Убирайтесь!

– А только я бы хотел сказать вам, что невежественно вести себя так с пассажирами.

– Убирайся, если не хочешь, чтобы мы тебя на берег ссадили, – а потом дернул в сердцах правой рукой за шнур.

Раздался долгий и протяжный свист, заставив незадачливого купца подпрыгнуть от испуга и стремглав выбежать из капитанской рубки. Некоторое время он ошалело скитался по палубе, а потом плюхнулся на плетеный стул рядом с каким-то господином средних лет с аккуратно подстриженной бородкой, какую обычно любят носить разночинцы и провинциальные лекари. Отступив на значительное расстояние, Кривозубов принялся рассматривать мужчину. Клетчатый фрак из дорогого английского сукна выдавал в нем человека состоятельного, а манеры указывали на то, что он вращается в свете.

Иннокентия не покидало ощущение, что ему уже приходилось встречаться с ним ранее, вот только он никак не мог припомнить, при каких именно обстоятельствах это произошло. Постояв еще немного на палубе, сыщик отправился в каюту, дав себе слово, что непременно вспомнит.

* * *

Вскоре на палубе появился и объект, который держался необычайно важно: чинно разговаривал с мужчинами, галантно раскланивался с дамами и вел себя так, как если бы привык блистать в свете.

Пароход на несколько часов остановился в Казани. Кривозубов сошел на берег и, добравшись до ближайшего полицейского участка, отправил Григорию Васильевичу депешу, в которой сообщал, что рядом с объектом он заприметил еще двух мужчин, – судя по описанию, один из них был распорядителем концерта, а другой – его пианистом. Вместе с ними была молодая женщина, личность которой выявить не удалось. Все четверо старательно делали вид, что незнакомы друг с другом, хотя дважды собирались в каюте.

Ответная депеша от Аристова не заставила себя ждать и была до предельного краткой: «Глаз не спускать!» Опыт сыщика подсказывал, что мошенниками готовится какая-то очередная крупная афера, а потому их следовало поймать за руку. На очередной остановке Кривозубов попросил Аристова прислать ему словесные описания злоумышленников, и когда пароход встал на длительную остановку в Чебоксарах, то на пристани в речной полиции его уже ожидала прибывшая из Москвы секретная депеша со словесным описанием.

* * *

А дела в Московской сыскной полиции шли своим чередом.

Прошлый выходной для генерала Аристова выдался на редкость беспокойным – в трех неблагоприятных районах была проведена облава, в результате которой было выявлено полсотни беспаспортных, еще пара дюжин преступных элементов, не имеющих права проживать в Москве, и четверо беглых каторжников.

С беспаспортными следовало разобраться особо, среди них могут скрываться громилы и лица, разыскиваемые сыскной полицией. Беглецов следовало определить в пересыльный острог, откуда им суждено будет отправиться на каторгу, а вот преступных элементов, не имеющих права проживать в столицах, следовало этапировать на родину. Так что дел хватало.

Григорий Васильевич как раз просматривал ежемесячные ведомости о состоянии дел в неблагополучных районах, когда в дверь, негромко постучавшись, вошел секретарь.

– Пришла депеша, Григорий Васильевич.

– Кхм… Вот как, – отодвинул Аристов ведомости. – Это от кого же?

– Подписано «Сизый».

Григорий Васильевич понимающе кивнул. Депеша была отправлена из Космодемьянска от Иннокентия Кривозубова. Взяв депешу, он прочитал: «Продолжаю наблюдение. Установлено, что их личности всецело соответствуют словесному портрету. Жду ваших указаний».

В раздумье Григорий Васильевич откинулся на спинку кресла. Сомневаться в словах агента не приходилось. Уж если Иннокентий заявил, что личности фигурантов соответствуют словесному портрету, то, стало быть, так оно и есть. Нечего было думать о том, чтобы задержать их на самом пароходе, оставалось только дождаться конечной остановки и силами секретных агентов арестовать всю шайку мошенников.

Григорий Васильевич подошел к карте. Значит, Космодемьянск…

Следующая крупная остановка будет в самом Нижнем Новгороде. «Вот мы вас там и примем, голубчики! – довольно потер ладони Григорий Васильевич. – А сейчас нужно отправить депешу губернатору, чтобы в Нижнем предприняли все возможные действия для ареста мошенников».

Глава 11

МНИМЫЙ БОЛЬНОЙ

На палубе было свежо. Народу было немного, большая часть отдыхала в своих каютах.

– А вы озорник, молодой человек, озорник, – хитро улыбнувшись, объявил граф Демидов, подойдя к Ануфриеву, стоявшему у борта. – После вашей встречи с Анастасией Мальцевой она сама не своя ходит. Даже не знаю, чем вы ее так околдовали.

– Колдовать не по моей части, – угрюмо буркнул Евдоким, продолжая жалеть о потерянных ста рублях.

– Говорила, что вы ей алмазную диадему обещали.

– Нет в ней ничего такого, чтобы я на нее такие деньжищи выкладывал. Вот ежели она была бы княгиней или графиней, тогда другой коленкор, тогда бы ради нее я ничего не пожалел!

– Вы про ее голос, батенька, позабыли. Она ведь краса русской сцены! Ее талантом восхищается вся Россия! Ведь сами говорили, что вам нравится ее «Гайда».

– Было дело, говорил, – признался невесело купец.

– Деньжища, может быть, выкладывать и не обязательно, а вот уважить женщину надобно. Вы бы сделали ей какой-нибудь подарочек, женщины любят знаки внимания. А если вам нужен помощник, так я всегда рад помочь вам определиться с выбором.

– На пароходе лавка ювелирная есть, куплю я ей какие-нибудь самоцветы.

– Вот и прекрасно! Кстати, в картишки играете?

– В подкидного люблю, – признался купец.

– Так, может быть, мы с вами скрасим времечко? – предложил граф Демидов. – Глядишь, и дорога веселее станет.

– С превеликим удовольствием. Может, сыграем у меня? Вино у меня французское, и закусь отменная.

– Закусь, говорите, – лицо графа приобрело задумчивое выражение. – Хорошо, давайте сейчас сходим ко мне в каюту за картишками, а потом уже к вам.

* * *

Расположившись в плетеном кресле подле капитанской рубки, Аристарх Ксенофонтович видел, как, помахивая тросточкой, Епифанцев направился по коридору в свою каюту; следом за ним привязанным телком зашагал купец. Когда они уже скрылись в надстройках судна, за ними устремился молодой мужчина в клетчатом фраке. Через окна в коридоре Аристарх Ксенофонтович видел, как наблюдатель некоторое время стоял перед дверью каюты Феоктиста Евграфовича, как если бы подслушивал состоявшийся разговор, а затем затопал дальше, столь же непринужденным образом.

Сложив газету, Аристарх Ксенофонтович направился к Епифанцеву. Негромко постучавшись, он проговорил:

– Открывайте, у меня к вам срочное дело.

Дверь открылась, и у порога его встретил Феоктист Евграфович.

– Надеюсь, вы прекрасно проводите свое время, – произнес он, умело скрывая раздражение. – Здесь много красивых женщин.