Корабль дураков; Избранное - Себастиан Брант

Едва лишь я промолвлю слово,

Уж десять у нее готово

С поносной руганью в придачу.

Тут я по шкуре дал собачьей.

Она тогда завыла — страх!

И с лаем мне вцепилась в пах.

Я изловчился в это время

И щелкнул бабу прямо в темя,

Да в шкуру заячью и — хлоп!

Она вопила: «Остолоп!

Ах, блудодей, изменщик, бабник,

Игрок, пропойца, мот, похабник!»

Тогда я в ухо двинул с силой:

Кобылья шкура проступила,

И, наземь сброшенный пинком,

Я покатился кувырком;

Однако дать успел ей сдачи

По шкуре тут уже кошачьей.

Она мне так вцепилась в тело,

Как будто разорвать хотела.

Не в силах этого стерпеть,

Я взял потяжелее плеть

И стал охаживать ей хмуро

Со всех сторон свиную шкуру.

Жена визжала, как свинья.

И, наконец, ударил я

Ее по коже человечьей.

Тогда она, страшась увечий,

Взмолилась: «Муженек, прости,

Не бей, вину мне отпусти!

Меня попутала, поверь,

Соседка наша, но теперь

Я буду в послушанье строгом,

И честь моя тому залогом!»

На грудь мне бросилась, рыдая,

И я сказал ей: «Я прощаю!

Но чтоб не смела никогда

Перечить мне, не то — беда!»

Меж нами мир был заключен;

Не знаю я, надолго ль он.

Так мы покончили с раздором,

Напоминают о котором

Следы ногтей ее и рук».

Тут я сказал: «Послушай, друг!

Вы горячи и своенравны,

Мужья, женатые недавно.

Когда жена посмотрит косо,

Иль не ответит на вопросы,

Иль что-то рассердило вас,

То кулаки свои подчас

Вы в ход пускаете сначала.

Мужчине это не пристало.

Царят пусть дружба и покой

В супружестве; никто войной

Порядка в доме не направил.

Мужей учил апостол Павел

Разумно управлять женой,

Без драк и брани площадной.

Не плеть нужна, а назиданье:

Ведь жены — слабые созданья.

Ты обратись наедине

Словами добрыми к жене:

«Брось, душенька, свои причуды,

Так делать уж куда как худо.

Когда мое расположенье

Ты ценишь, то без понужденья

Совета слушай моего,

Я ж буду слушать твоего,

Коль поступить случиться худо.

С тобою честно жить я буду

И не скажу дурного слова.

Мы обретем согласье снова,

И чтоб никто, избави бог,

Тебя бы возмутить не мог

Против меня! Тогда и сам

Себя с пути сбивать не дам.

В нужде ты обратись ко мне,

Я тоже обращусь к тебе.

Не действуй от меня тайком;

Мы, кроме нас самих, ни в ком

Любви не сыщем, ни опоры.

К чему же розни нам и ссоры?

Не жизнь нам так, а мука, право,

А всем глядеть на нас — забава.

Ведь нас не будут уважать!»

Вот так ты должен ей сказать,

И, если честь она имеет,

Твои слова уразумеет.

У добродетельного мужа

Обычно и жена не хуже.

Но коль, строптивости полна,

Тебе противится она,

Не поступает так, как нужно,

И непослушна воле мужней,

А делает все поперек,

Ты волен плеткой дать урок;

Но меру соблюдай всегда,

Чтоб не нанесть жене вреда.

Так, строгость с лаской сочетая,

Ты будешь жить, забот не зная,

С женой как честный человек.

И чтоб прошел земной ваш век

В отраде, в дружбе и в тиши,

Ганс Сакс желает от души».

ДЕВЯТЬ ВКУСОВ В БРАКЕ

177

Нам лекарь утверждать готов,

Что вкусы — девяти родов.

Не так их трудно перечесть:

Есть сладкий, терпкий, горький есть,

Затем еще есть кислый, едкий

И жирный — вкус довольно редкий.

Вкус вяжущий еще найдется,

Особо — затхлый вкус причтется,

Есть, наконец, соленый вкус…

Я точно утверждать берусь,

Что сладкий вкус — есть самый смачный:

Чете он ведом новобрачной…

Объятья, ласки — все им мало,

Хотя и свадьба миновала,

Все так же сладость чувств нова,

Звучат шутливые слова,

И так сердца влюбленных сладки,

Что всласть им даже неполадки.

Медовый месяц… Смех и радость…

Недолго длится эта сладость.

Легко переходя порой

В отменно терпкий вкус второй.

То ревность тихо в дом вошла, —

Раздор с собою принесла.

Где был покой до этих пор —

Теперь слышны и брань и спор.

Их разговор стал ежедневно

Звучать сварливо, бурно, гневно:

Так друг на друга нападают,

Пока рога не обломают…

Но вот супруги присмирели

И снова мир и лад узрели,

Склонили головы друг к другу,

И вновь их жизнь пошла по кругу:

Вкус терпкий уксуса, бывает,

Сердца к согласью призывает…

Но нету вечного на свете,

И горький вкус приходит, третий.

Жена небрежно дом ведет,

А муж с утра в кабак идет.

И стала жизнь невесела:

Вконец запущены дела,

Расходы каждый день растут —

И впрямь задумаешься тут!

Меж тем, в семье пошли ребята,

А поднимать их трудновато:

Всех накормить, обуть, одеть —

Да, тут не будешь песни петь!

Всему своя есть череда —

Настала горькая нужда,

Четвертый — кислый — вкус пришел:

Забудь про всякий разносол,

А если трудно хлеб жевать —

Водицей станешь запивать.

Обноски для тебя — не срам,

Ложись поздней по вечерам,

Теперь за труд любой берись

И целый день с нуждой борись!

Да извернись еще к тому же,

Чтоб быть других людей не хуже:

Ведь должен честный человек

Из кожи лезть свой долгий век,

Кладя заплаты на заплаты…

С годами вкус приходит пятый:

То едкий вкус различных бед,

Обилен ими белый свет.

Ох, нелегко бывает в жизни

При тяжбах, при дороговизне,

Долгах, пожарах, кражах, войнах

Да при соседях беспокойных…

Жди встреч со сплетнею пустой,

С коварством, злобой, клеветой,

Здесь обесславят, там обманут.

То оболгут, то в ссору втянут,

Жди злых обид и нареканий,

Вреда, стыда, недомоганий.

Беда не кончилась одна —

Стоит другая у окна…

Но вот покончил ты с нуждой:

Тогда приходит вкус шестой.

То жирный вкус: его дадут

Лишь возраст и упорный труд —

Житейский опыт дружит с нами:

Приходит счастье с сединами.

И если в доме нет богатства,

То есть достаток: вина, яства,

Ну, словом, всяческая снедь…

Приятно в тихий час сидеть

И думать: вот он — отдых мой…

Тогда приходит вкус седьмой:

Вкус вяжущий. Свести знакомство

С ним можно лишь подняв потомство.

Так повелось уже на свете —

Под старость нас печалят дети;

Бывают их дела постыдны,

Отцу и матери обидны,

Когда они выходят в свет,

Презрев родительский совет,

И, выбор сделав кое-как,

Вступают в нежеланный брак,

Гневя родителей сердца, —

Здесь новым страхам нет конца:

Ведь боль от неудач детей

Родителям еще лютей…

Приходит вкус восьмой на смену:

То затхлый вкус — преддверье к тлену.

Вконец состарилась чета:

Их мощь годами отнята,

Нет сил, что были до сих пор,

Притуплен слух и гаснет взор,

Слабеет ум, гнетет недуг

И память исчезает вдруг.

Круженье в мыслях, дрожь в руках,

Терзает кашель, мучит страх.

Все хуже каждый год — и вот

Девятый вкус конец несет…

Весьма соленый вкус, поверьте:

Спешит болезнь, предвестник смерти.

Чем больше трудятся врачи,

Тем дольше свой недуг влачи…

Вот так и мучится больной,

Пока не кончит путь земной

И смерть к нему не прилетит

И все страданья прекратит…

Тогда оставшийся супруг

Всю боль тоски познает вдруг,

Как в мире стал он одинок,

Для всех чужой, от всех далек:

Ведь на земле нет ничего,

Что утешало бы его:

Лишь на наследство метят дети…

Так доживать ему на свете,

Пока, и дряхлый и больной,

Он не отбудет в мир иной,

Где кущи райские нас ждут:

Ему вкусить блаженство тут

В покое вечном и тиши

Ганс Сакс желает от души.

ПОВАР И ЖУРАВЕЛЬ

178

Жил во Флоренции когда-то

В усадьбе рыцарь небогатый.

В часы досуга часто он

Бывал охотой увлечен.

Однажды как-то на охоте

Он журавля убил в полете

И отдал повару приказ:

«Зажарь-ка к ужину для нас!»

Собрались гости вечерком…

В стряпне прослывший мастаком,

Потрафил повар, и жаркое

Он изготовил им такое,

Что вмиг из кухни аромат

Распространился даже в сад.

А к повару меж тем как раз

Кума наведалась на час

И просит, кушанье хваля,

Ей ножку дать от журавля.

А он в ответ: «Хозяин мой

Во гневе человек крутой,

Возьмет да выгонит к чертям!

Ступай! Я ничего не дам!»

Тогда она: «Ну погоди ж!

И от меня получишь шиш!»

Струхнул тут повар и скорей

Взял да и отдал ножку ей.