Притворяясь нормальной. История девушки, живущей с шизофренией - Эсме Вэйцзюнь Ван

была голодна, поскольку пару недель почти ничего не ела.

Куда сесть? Я чувствовала, кого стоит избегать, а кто позволил бы мне присоединиться. Несколько пациенток, сидевших вместе с медсестрами, привлекли меня своей нормальностью. Я рискнула, села за пустой столик и занялась едой, стоявшей передо мной. Вначале я взяла вилку и попробовала яичницу, которая оказалась почти пресной, без характерного сернокислого привкуса, который не выносят те, кто терпеть не может яйца. Но для меня ее безвкусность сама по себе была испытанием. Я едва не подавилась первым куском, а остальное оставила на тарелке. Картошка по-домашнему была еле теплой и жирно скользила по языку. Ее я съела всю. Допила яблочный сок из стаканчика с фольгой и огляделась. Сквозь стеклянную дверь и окна просвечивало голубое небо, до которого нам было как до луны; медсестры ели и болтали так же, как делали бы в любом другом месте.

Английское слово, обозначающее «дом умалишенных», – asylum – переводится как «спокойное или безопасное место» (Оксфордский словарь английского языка). Теперь этот устаревший термин применительно к психиатрическим больницам используют для нагнетания страха. В книге «Богадельни с привидениями. Истории проклятых. Что творится внутри тюрем, больниц и сумасшедших домов с привидениями» (Haunted Asylums: Stories of the Damned; Inside the Haunted Prisons, Wards, and Crazy Houses) энтузиаст исследований паранормального Роджер П. Миллс утверждает, что психиатрические больницы «принадлежат к числу наиболее посещаемых призраками мест на планете». Второй сезон хоррор-сериала «Американская история ужасов» (American Horror Story) под названием «Дом умалишенных» (Asylum) помещает мешанину из убийств, тайного нацизма, насилия и гротескных научных экспериментов в стены вымышленного «санатория» Брайрклифф-Мэнор. В Лечебнице Элизабет Аркхем для сумасшедших преступников содержатся, по крайней мере временно, большинство злодеев из бэтменовского фольклора. Само словосочетание «дом умалишенных» включает культурные ассоциации – вроде фильма «Пролетая над гнездом кукушки» – с пугающим и жестоким обращением с психиатрическими пациентами. И все же я подозреваю, что по-настоящему пугает в этом слове то, что связано с неэффективностью психиатрического лечения былых времен, которое мало что делало для регулирования наиболее вопиющих поступков пациентов, включая и те, что были необъяснимы, опасны или агрессивны.

Писатель Роджер П. Миллс утверждает, что психиатрические больницы «принадлежат к числу наиболее посещаемых призраками мест на планете».

«Пациентов бросали в тюрьму без всякой вины, по всей вероятности, на всю жизнь. По сравнению с этим отправиться на виселицу было бы легче, чем в эту могилу для живых людей!» – пишет журналистка Нелли Блай в своей разоблачительной статье 1887 года «Десять дней в сумасшедшем доме». Блай сумела проникнуть в лечебницу, притворившись сумасшедшей. А ее статья открыла читателям глаза на страшные тайны одного из нью-йоркских «приютов для безумцев».

Она рассказывает, как после госпитализации попросила вернуть ей блокнот и карандаш. Медсестра мисс Грейди ответила, что она привезла с собой только блокнот, без карандаша. «Я возмутилась, – пишет Блай, – и стала утверждать, что карандаш у меня был, после чего мне рекомендовали бороться с нелепыми выдумками моего мозга».

В другой части «Десяти дней» она пишет: «Я никогда не забывала говорить врачам, что я в здравом уме, и просила выпустить меня, но чем больше я старалась уверить их в своей нормальности, тем сильнее они в ней сомневались».

Во время своей второй госпитализации, в той же больнице, что и в первый раз, я проходила мимо медсестры.

– Как ваши дела? – поинтересовалась она.

– Хорошо, – ответила я, и это было правдой. Похоже, мания и последовавшая за ней депрессия были изгнаны из меня сверхдозой, которую я приняла непосредственно перед госпитализацией. Если не считать расстроенных чувств из-за возвращения в больницу, жизнь больше не казалась мне нестерпимым приговором.

Медсестра улыбнулась:

– Но как вы себя чувствуете на самом деле?

– Я на самом деле чувствую себя нормально.

В заметках обо мне, которые я впоследствии получила в Йельском психиатрическом институте, было среди прочего написано: «Пациентка демонстрирует отсутствие инсайта».

Как показывают жизненные наблюдения Блай – и мои собственные, – главной особенностью пребывания в психиатрической больнице является то, что никто тебе не верит. Из этого напрашивается следующий вывод: верить будут в те сведения о тебе, которые совершенно неверны.

Моя третья госпитализация произошла в сельской местности Луизианы. Я сказала врачу, что я писатель и изучала психологию в Йеле и Стэнфорде; поверить в это было примерно так же легко, как и в то, что я астронавт и сестра-близнец русского посла. Впоследствии я победила всех остальных пациентов в игре слов на обязательной групповой терапии, не дав никому набрать ни одного очка. Это было ребячество, но я устала от того, что со мной обращались как с тупицей. Не знаю, в каком свете это поведение выставило меня, с точки зрения медсестер и врача. Возможно, оно намекнуло, что я интеллектуалка или как минимум девушка начитанная – две характеристики, которые имеют сомнительную ценность в психиатрической больнице. Зато оно почти наверняка указывало, что я могу быть упрямой засранкой.

В 1887 году нью-йоркская журналистка Нелли Блай провела расследование, проникнув в один из городских сумасшедших домов. Для этого ей пришлось притвориться душевнобольной. Итогом пребывания в лечебнице стала статья «Десять дней в сумасшедшем доме», где она разоблачает бесчеловечные порядки больницы и неэффективность лечения.

Врач в одну из наших редких встреч упомянул, что, после того как меня привезли на «Скорой», я якобы сказала, что верю в «заговор людей», решивших навредить мне.

– Я этого не говорила, – возразила я. – Я сказала, что чувствую себя незащищенной.

Но «чувствовать себя незащищенной» – например, ощущать страх перед всем и ни перед чем конкретным – не та фраза, которую стоило произносить при госпитализации. На психиатрическом кодовом языке «незащищенный» – синоним «суицидника», которым я не была, хотя была много кем другим. Я ни слова не говорила о заговоре. Должно быть, это моя «незащищенность» заставила сотрудников больницы увериться в том, что я чувствовала себя уязвимой по причине параноидной убежденности в существовании заговорщиков, собравшихся навредить мне.

Все оставшееся время моего пребывания сотрудники больницы утверждали, что я поступила к ним с ощущением «незащищенности», с бредом преследования. Поскольку «незащищенность» выступала синонимом «суицидальности», меня считали опасной для себя самой. Несмотря на то что я добровольно обратилась в «неотложку» за помощью, «незащищенность» привела к тому, что меня сочли «недобровольно госпитализированной». А это, в свою очередь, означало, что меня «закрыли» в сельской луизианской больнице на северном берегу озера Понтчартрейн до тех пор, пока врач не даст разрешения уйти. Я не знала, сколько это продлится.

Ухудшение