Ночной сторож - Луиза Эрдрих

смогла бы что-нибудь сделать, предположила Джагги.

– А я, – вызвался Луис, – отнесу петицию каждому члену племени и вернусь с подписями.

– Ты уверен, что хочешь взяться за это? – тихо спросила его Джагги.

Луис был крупным мужчиной, похожим на бизона, с массивной головой и сутулыми плечами. Его ноги были короткими и кривыми, как будто согнулись под тяжестью верхней половины их обладателя. Когда Луис улыбнулся, его щеки надулись, как маленькие круглые яблоки. Его прозвище было Щеки. Теперь он улыбался Джагги, и его широкое лицо стало более привлекательным.

– Я должен что-то сделать. Не могу просто сидеть сложа руки.

Томас знал, что Луис не сидит сложа руки. У него имелся небольшой участок земли на краю резервации, на пастбище. И у него были помощники. Вместе с ним трудилась младшая дочь, да и Лесистая Гора частенько присоединялся к ним, чтобы внести свой вклад в общее дело, но все-таки работа на столь маленьком ранчо была трудным делом. Они держали двух скаковых лошадей. Собирались продать их в Манитобе[55]. Томас вспомнил, что сын Луиса прислал домой письмо из учебного лагеря. Рассказывал отцу, что армейская дисциплина после Форт-Тоттена показалась легкой. Луис действительно всем говорил, что не выносит сидеть без дела, и целые дни проводил на ногах.

– Хорошо, – одобрил его Томас. – Важно начать дело прямо сейчас. Похоже, что этот законопроект… Впрочем, мы должны называть его по имени, Параллельная резолюция сто восемь палаты представителей, ПРПП сто восемь, пусть она войдет в позорный список наихудших…

– Слушайте, слушайте, – перебил говорящего Мозес Монтроуз.

– Параллельная резолюция сто восемь палаты представителей, нам сейчас потребуется еще одна ее копия. Так что возьмите с собой ту, которая у нас есть, вместе с петицией. Объясните, что мы из нее узнали, как мы на нее смотрим. Вы точно хотите этим заняться?

Еще секунда, и за внесенное предложение проголосовали единогласно. Все листы передали Луису Пайпстоуну.

– И еще, – продолжил Томас. – Я хочу предложить, чтобы мы ссылались на Параллельную резолюцию сто восемь палаты представителей как на Законопроект о прекращении действия договоров. Такие слова, как «эмансипация» и «свобода», лишь дымовая завеса.

– Слушайте, слушайте, – подхватил Мозес таким величественным тоном, что все рассмеялись.

Следующим делом было собрать группу для встречи с представителями Бюро по делам индейцев[56] и получения на ней разъяснений по законопроекту. Эта встреча должна была состояться в Фарго. Далекая поездка. У них была в запасе неделя. Требовалось договориться о том, как приехать туда, чтобы присутствовать на встрече.

– Это вряд ли получится! – усомнилась Джагги. – Надо отпрашиваться с работы. Собирать людей вместе. Никто даже не знает, что за штука этот законопроект.

– Люди начнут узнавать это завтра, – пообещал Луис.

Водяной бык

Дом 2214 по Блумингтон-авеню представлял собой обшарпанное коричневое трехэтажное здание с облупившейся белой краской на выбитых окнах, закрытых картоном. У входной двери висело множество почтовых ящиков. Рядом с ними виднелось что-то, похожее на список жильцов. Патрис мерила шагами вымерший двор. Джек стоял на тротуаре и курил.

– Я останусь здесь и понаблюдаю, есть ли в доме признаки жизни, – объяснил он.

Ступени парадного входа обвалились, и было непонятно, как взойти на довольно высокое крыльцо. Патрис перетащила кое-какой хлам с замусоренного двора, сложила перед входной дверью, а потом взобралась на эту груду досок и ящиков из-под молока. В списке жильцов имени сестры не было. Патрис постучала в дверь. Один из ржавых жестяных почтовых ящиков сорвался и с грохотом упал на крыльцо, высыпав на него несколько конвертов. Несмотря на громкий шум, никто не появился. На грохот ответило только гулкое эхо. У Патрис внезапно возникло ощущение, будто дом о чем-то предупредил ее. Она стряхнула с себя это чувство и постучала в окно рядом с дверью. Ей показалось, что она услышала внутри какой-то шорох. Залаяла собака. Лай был хриплым, заливистым, выдающим отчаянное желание жить. Патрис замерла. На ее глазах выступили слезы.

– Джек, – позвала она.

Ответа не последовало. Лай ослабел, а потом вообще прекратился. Патрис ждала. Ничего. Она собрала разлетевшиеся конверты, намереваясь сунуть их обратно в почтовый ящик, но сначала прочла адреса. Одно письмо было прислано Вере Паранто. Оно пришло ей, а не ее мужу, за которым она последовала в Города и который, по всей видимости, так на ней и не женился, поскольку у нее все еще оставалась девичья фамилия. Патрис оставила конверт у себя и осторожно спустилась с крыльца.

Стоя на тротуаре рядом с Джеком, она разорвала конверт.

– Уголовное преступление прямо у меня на глазах, – прокомментировал он.

Взглянув на него, она нахмурилась.

– Вскрытие чужой почты.

Письмо оказалось последним уведомлением (выделено красным шрифтом), сообщающим Вере, что электричество у нее будет отключено, и было датировано июлем, а значит, пришло два месяца назад.

– Каков будет следующий ход? – поинтересовался Джек.

Она посмотрела на дом. Кто-то в нем был. Собаку пытались придушить или что-то в этом роде.

– Джек, – сказала Патрис, – с этой собакой что-то не так.

– Может, ей просто не нравятся люди, стоящие на крыльце.

– Подождите.

Она обошла дом сзади. Из него доносился сильный запах мочи и мусора. Еще два закрытых картоном окна. Но никаких признаков человеческого присутствия.

– Вера! – позвала она. – Вера!

Ничего. Вот только собака снова бешено залаяла, воодушевленная надеждой.

Патрис вернулась к Джеку.

– Мы должны войти в дом, – предложила она.

– Взлом и проникновение, – прокомментировал он. – Я ни в коем случае не собираюсь нарушать закон.

Хриплый собачий лай затих. Она колебалась, ждала. Во всем этом чувствовалось что-то ужасно чуждое и неправильное. Ее кожу покалывало. Все вокруг пыталось ей что-то сказать, но она не могла расшифровать послание. В примятой траве стрекотал сверчок. Наконец она покачала головой и передала второй адрес, на Стивенс-авеню, Джеку. Тот взглянул, и на его лице мелькнула гримаса отвращения. Он возвратил листок.

– Что? – спросила Патрис.

– Я знаю это здание. Если вы найдете ее там, хорошего не ждите.

Они подъехали к нескольким большим квадратным многоквартирным домам из темно-коричневого кирпича. Крошечный клочок травы перед ними был подстрижен. По низким кустам, окружавшим фундаменты, также прошлись ножницы садовника.

– Выглядит не так уж плохо, – отметила Патрис.

– Внешность обманчива, – возразил Джек.

Она стояла на крыльце вместе с Джеком. В списке жителей фамилия Паранто отсутствовала. Они вошли в холл. Маленькие восьмиугольные плитки, обрамленные черно-белыми розетками, были недавно протерты. Патрис снова начала чувствовать себя неуверенно. Она не могла проникать сквозь стены и двери. Тем не менее они обошли все квартиры, но ответа не получили. Патрис поднесла руку к лицу. Джек взял ее за локоть.

– Вы…

Она попыталась стряхнуть его руку. Там, в баре, она была сухой и холодной. Теперь она стала влажной и горячей.

– Вам нужно отдохнуть, – прошептал Джек, поглаживая ее запястье. – Эта ситуация, должно быть, морально вас измотала. Мы поставим раскладушку в гримерной.

Она вырвала руку, а затем удивила саму себя, так сильно хлопнув ладонью по его влажному запястью, что он вздрогнул и уставился на нее. Потом он схватил ее другой рукой. Она сбила и ее – рубящим движением, быстрым и злым. Так она колола дрова.