Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

вырастила, но тот всё равно недоволен; и так далее, и тому подобное. В конце между делом про Ганконера было упомянуто — так, в числе прочих: что владыка гневен, но очень бодр и что дни и ночи проводит в опытах по практической магии, а войной да империей, соответственно, военные и чиновники занимаются. Делегировал он им, стало быть. И очень осторожненько, обиняками, советовалось мне из-за трёх защитных стен Лориэна носа не высовывать. Во избежание.

Пожала плечами, подумав, что пусть бы Ганконер меня снова украл — зато дитя рядом будет. Но и огорчить Ланэйра ничем не хотелось. Пусть уж до Самайна, как договаривались, а потом расстанемся честь по чести. С печалью, но как добрые друзья.

Отдельно порадовалась теплоте, веявшей со страниц: жрица моя, пусть и бывшая, похоже, от чистого сердца хотела порадовать. Но чувствовалась и непонятная вина — с чего бы? Но как-то эта мысль в голове не задержалась, и сама голова стала лёгкой и весёлой.

* * *

Жизнь наладилась — и полетела. Ганконер помалкивал по-прежнему, но Силакуи писала каждый день, и мне хватало.

Я была счастлива счастьем моего возлюбленного, и дни мелькали птицами. Времена года в Лориэне всё-таки существовали. Вечное лето имело свои оттенки, и за розовым дождливым маем пришёл пахнущий травами июнь; за ним яблочно-зелёный, небесно-синий июль, а за ним полыхающий солнечным золотом жаркий август — с шуршащей от ветра выгоревшей травой, в которой скрипели кузнечики.

Ланэйр как-то спросил с надеждой, не хочу ли я ребёнка от него. Я хотела, но помнила, что говорил Трандуил. Объяснила всё попросту и спросила, есть ли целители, равные ему. Ланэйр вздохнул и неохотно ответил, что, с тех пор, как владыке Эрин Ласгалена была дарована божественная сила, равных ему нет ни в чём. Разве — может быть — Гэндальф.

Гэндальфа я беспокоить не решилась, но походя встретила на очередном празднестве, посвящённом цветению очередного цветка — которое, приняв эльфийский взгляд, ощущала цветением всего мира и себя в придачу.

Бабочкой выпорхнув из танцевального круга, разгорячённая, желающая только попить из бьющего неподалёку ключа, увидела сидящих рядом с ключом и мирно беседующих Элронда и Гэндальфа. Раньше бы напряглась, а сейчас и не подумала — Гэндальф смеялся. Было понятно, что просто присутствует, для удовольствия, и что для эльфов он свой. Помнится, с Трандуилом у него были гораздо более натянутые отношения. Здесь же он беззаботно что-то рассказывал Элронду, пуская в тёмное небо колечки серого дыма. Сидели они вдвоём: во время танцев эльфы предпочитали танцевать. Меня тоже танцы затягивали, но, видно, не на всех музыка так действовала.

Была звана за королевский столик и присела, из чистого почтения. Растанцевавшись, не очень хотелось сидеть, но вопрос к Гэндальфу у меня был. Подспудно немного опасалась его — всё-таки хорошо помнила, что этому дедушке ничего не стоит отправить первого попавшегося хоббита или кого угодно штурмовать драконью гору.

Присев, спиной ощутила, как за ней тут же вырос Ланэйр. До сих пор смущалась, что он имеет обыкновение, когда я с кем-нибудь говорю, молчаливым столбом торчать сзади, не вступая в разговор. Почему-то никого, кроме меня, это не смущало, и пришлось привыкнуть. Похоже, высокородные присутствие эльфийского герцога, разряженного, увешанного цацками и держащего руку на рукояти меча, воспринимали актом уважения к богине, и поведение такое было естественным. Вот и сейчас — я думала, может, он сядет или хотя бы поздоровается… не сел, только слегка поклонился, сохраняя молчание.

Я посидела, собираясь с духом (попросить великого мага о такой специфической помощи!), и спросила. Но нет — Гэндальф печально покачал головой и выразился в том духе, что ограничения, наложенные на него богами, не позволяют выполнить мою просьбу. Он бы всей душой, но… Притухла. Однако поскольку большой-то надежды и не было, приняла, как данность. Гэндальф, в свою очередь, возымел озабоченный вид и начал мяться. Удивилась, уж очень несвойственно для него было так себя вести, и тут он спросил:

— Деточка, ты ведь богиня… со своими ограничениями в этом прекрасном мире, но всё же…

Вопросительно посмотрела, и он с усилием спросил:

— Я смогу вернуться? Когда-нибудь? — и глянул с надеждой.

Мда, вот тоже сапожник без сапог. Покопалась в памяти, жалея, что плохо помню толкиновский канон, но вспомнила, что Гэндальф вовсе и не человек, а дух, и что мечтал он вернуться в Бессмертные Земли, а сделать это можно было только по завершению миссии. Другим майар, Радагасту, например, как забывшим долг, это не светило, но Гэндальф должен был выполнить предназначение. Кивнула:

— Да. Единственный изо всех, — и была поражена тем, как он просиял.

Ночь заканчивалась салютом, соперничавшим с тем, что устроил когда-то Ганконер. С восторгом глядела, и Ланэйр, по-моему, заревновал, потому что с еле слышным осуждением заметил, что Митрандир не знает меры и эти бесшумные огненные фонтаны и драконы становятся дурновкусными. Судя по смеху и восхищённому оханью других высокородных, им так не казалось. Утаила улыбку и согласилась пойти домой, и стрёкот кузнечиков провожал нас, даря ощущение невозможной полноты жизни при всей её хрупкости и быстротечности. Это лето — оно действительно уходило в вечность, но каждый день и каждая ночь были коротки и неповторимы.

118. Дикая Охота

Вот подан знак — друг друга взглядом пепеля,

Коней мы гоним, задыхаясь и пыля.

Забрало поднято — изволь!

Ах, как волнуется король!..

Но мне, ей-богу, наплевать на короля!

Владимир Высоцкий

Вот самурай, а вот гейша. А вот их сёгун

Рубит их на сотни частей.

Белый цвет Минамото и красный цвет Тайра —

Всего лишь краски для наших кистей.

Б. Г.

В этот раз я не потерялась во времени и чувствовала каждый проживаемый день, стараясь не упустить ничего, понимая, что ничто не навсегда, и сделать с этим ничего нельзя — и удивлялась, как яростно живёт Ланэйр. Такое ощущение, что он чувствовал каждый миг и впитывал его всем своим существом. Жил на пределе, натянутой струной, полыхая и, казалось, ничего не оставляя на будущее. Он почти не касался земли. Начал петь каждый день, и я была совершенно очарована и опьянена его голосом. Спали урывками — по-моему, он жалел время на сон, да и мне как-то не хотелось.

Когда владыка Элронд в первую встречу говорил, слегка косясь на Ланэйра, про то, как пылок и могуч поздний расцвет, я ничего тогда не понимала, кроме того, что сватают нас, а сейчас поняла. Всё, что было — августовские грозы, сентябрьские радуги и звездопады — всё воспринималось как