Сердце, живущее в согласии - Ян-Филипп Зендкер

Он не мог сидеть спокойно. Во сне его тело дергалось, словно от боли. Редкая ночь проходила без того, чтобы он несколько раз не проснулся.

Маленькая душа, обуреваемая громадным страхом. Ну Ну лежала рядом, ощущая тяжесть на сердце. Еще сильнее давила совесть.

Начав ползать на четвереньках, Тхар Тхар воспротивился тому, чтобы его брали на руки. Ну Ну казалось, что у сына одна цель – скрыться, уползти от нее. Стоило ей уложить Тхара Тхара рядом с собой, он мигом оказывался в другом конце хижины, чаще всего – возле двери. Он полз, не оглядываясь и не обращая внимания на крики матери. Ну Ну приходилось бежать за ним, подхватывать на руки, а Тхар Тхар вопил и отбивался. Как только его отпускали на пол, вновь стремился куда-нибудь отползти.

Тхар Тхар разительно отличался от старшего брата. Ко Гуи любил быть с родителями. Умея ходить, не возражал, чтобы его носили на руках. Окружающий мир оглядывал неспешно и с осторожностью. Ко Гуи не отходил от матери дальше чем на несколько ярдов и возвращался на первый же зов. А с каким восторгом он топал за апельсином, пущенным Ну Ну по полу. Он бежал, покачиваясь из стороны в сторону, и повизгивал от восторга. Нагнав апельсин, он хватал его обеими руками и с гордостью нес матери. Они с Ну Ну часто бегали вокруг дома или играли в прятки, она скрывалась за деревянным столбом, а когда Ко Гуи ее находил, радости не было предела.

Тхар Тхар оставался равнодушным к играм.

Однажды, пока Ну Ну играла с Ко Гуи, Тхар Тхар подполз к очагу, остановился и с изумлением засмотрелся на огонь и переливающиеся угли. Ему нравилось, как они потрескивают. Потом он протянул руку и схватил уголек величиной с яйцо. Ну Ну в ужасе замерла, потеряв дар речи, а Тхар Тхар зажал уголек в кулаке.

В хижине запахло обожженной кожей.

Тхар Тхар вскрикнул, уронил уголек, посмотрел на пальцы, потом на угли очага, затем опять на руку, успевшую покраснеть. Он не взвыл от боли, не заплакал. Обернувшись, Тхар Тхар гневно уставился на мать, словно это она была виновата.

Оцепенение прошло. Ну Ну метнулась к нему, взяла на руки, понесла к воде, опустила туда обожженную ручонку, потом стала изо всех сил дуть на нее. Ей было страшно смотреть на волдыри, и она всячески стремилась успокоить сына.

Зато Тхар Тхар вдруг превратился в само спокойствие. Ни плача, ни даже хныканья. Да, обжегся. И что теперь? Ужас в глазах матери его не волновал.

Этот случай, как и множество других, был для Ну Ну полной загадкой. Впоследствии она не раз удивлялась и страшилась его способности не чувствовать боли. Или не показывать, что ему больно. Какая из догадок верна, Ну Ну не знала.

И в то же время особенность младшего сына ее успокаивала.

Кого же она произвела на свет? Мятущуюся душу – несомненно. Не единственную в их семье. Казалось бы, это должно сблизить мать и сына. Увы, такая общность лишь разделяла их.

Ну Ну не могла похвастаться терпением своего дяди, возившегося с ней в детстве. Сопротивление Тхара Тхара ее раздражало, а без терпения мятущаяся душа никогда не обретет покой.

Меньше всего мы склонны прощать другим недостатки, которые есть у нас.

Едва научившись уверенно держаться на ногах, Тхар Тхар принялся исследовать окружающий мир. Он был глух ко всем материнским предостережениям и запретам, уползал в самую гущу живой изгороди, отгораживающей их двор от соседского, и самостоятельно разгуливал по деревне. Один раз упал в колодец. Когда он свалился туда вторично и лишь случайно был спасен подоспевшим взрослым, Ну Ну наслушалась всякого от мужа и соседей. Упреки были справедливыми. Но как объяснить односельчанам, что иногда ей просто не уследить за младшим сыном? И тогда Ну Ну нашла выход. Взяла веревку, один конец которой плотно обвязала вокруг талии Тхара Тхара, а другой не менее плотно прикрепила к свайному столбу. Едва Тхар Тхар понял, что его мир сократился до пяти ярдов, он поднял такой протестующий рев, какого в деревне еще не слышали. Ну Ну не обращала внимания, считая, что ребенок покричит и успокоится.

Она даже пригрозила, что привяжет его прямо к столбу, если не прекратит вопить. Тхар Тхар не прекратил, и Ну Ну не оставалось иного, как выполнить угрозу. Привязав сына, она сказала, что не развяжет его до тех пор, пока он не затихнет.

Но Тхар Тхар был не из тех детей, кого можно устрашить наказанием.

В тот вечер, возвращаясь домой, Маунг Сейн еще на подходе к деревне услышал знакомые вопли – смесь злости и отчаяния. Дома он нашел испуганного Ко Гуи и двух пленников: одного – привязанного к столбу, а вторую – стоящую рядом.

Никогда еще он не видел жену такой разъяренной. Маунг Сейн попытался выяснить, что происходит, но у Ну Ну не было ответов.

Вечер прошел в гнетущем молчании. Ну Ну казалось, что ее мир распадается на куски, и все крупицы удачи уносятся ветром. Чувствуя настроение родителей, Ко Гуи притих. Ну Ну и Маунг Сейн, измотанные бессонными ночами, крупно поссорились. Родственники, которые могли бы ей помочь, жили в двух днях пешего пути, а у соседей хватало своих забот и детей.

Решение нашел Маунг Сейн, и было оно словно озарение – он стал брать Тхара Тхара в поле. Теперь отец и сын каждое утро, едва взойдет солнце, покидали хижину и возвращались уже затемно. Поначалу, милю или чуть больше, Тхар Тхар шел сам. Затем, подустав, требовал, чтобы его несли. Руки Маунга Сейна были заняты тяжелыми орудиями крестьянского труда, а потому сына он сажал на плечи. Тхар Тхар вцеплялся отцу в волосы и покачивался в такт шагам. Иногда он ладошками заслонял отцу глаза, и Маунг Сейн нарочно спотыкался либо шел прямиком к дереву или канаве и в последний момент останавливался. Тхар Тхар бурно радовался. Путешествие с сыном занимало на час больше времени. Целый час работы на утренней прохладе.

На поле Маунг Сейн соорудил для сына шалаш из бамбуковых веток и пальмовых листьев, чтобы защитить от солнца и дождя. У Тхара Тхара был даже свой «надел» – клочок земли возле шалаша.

В первые несколько месяцев Тхар Тхар лепил из комьев земли разных зверей и целый день играл с ними. Потом ему понравилось голыми руками рыть ямки и устраивать пещеры. Позже игры стали еще осмысленнее. Тхар Тхар выкапывал из земли камешки, с их помощью строил дамбы и запруды, создавая свою оросительную систему. Окружающий мир переставал для него существовать. Маунг Сейн мог без опаски уходить в дальний конец поля в уверенности, что чадо никуда не убежит. Он с нежностью и восторгом наблюдал за развлечениями сына. После дождя, уничтожавшего результаты многодневной работы Тхара Тхара, тот принимался чинить дамбы, рыть новые каналы и устраивать запруды. Такому упорству мог бы позавидовать и взрослый.

Когда наступало время обеда, отец и сын залезали в шалаш, где ели рис, пили воду и смотрели на зеленые горы вдали. Они не слышали ничего, кроме собственного дыхания, а в сезон дождей – плеска воды. Бывало, поблизости опускалась крупная черная птица, норовившая полакомиться остатками риса. Тхар Тхар придвигался ближе к отцу, а Маунг Сейн крепко обнимал его за плечи. Поев, они ложились отдыхать. Тхар Тхар укладывал голову отцу на грудь и мгновенно засыпал.

В такие моменты Маунг Сейн удивлялся: почему у Ну Ну нет такой же близости с сыном, как у него? Она ведь любила Тхара Тхара, однако по всему чувствовалось: когда сына нет рядом, ей спокойнее. Но так не должно быть. Матери нельзя отчуждаться от ребенка. Маунг Сейн надеялся, что у Ну Ну все-таки хватит терпения и самообладания.

Вечерами оба возвращались уставшими. Ноги не слушались Тхара Тхара, и отец весь обратный путь нес его на плечах. Маунгу Сейну приходилось несколько раз останавливаться и отдыхать. Дважды они заснули на обочине дороги и, наверное, проспали бы до утра, не разбуди их шедшие мимо соседи.

Глава 12

Возможно, все было бы иначе, останься Маунг Сейн дома. Его присутствие и доверительные отношения Тхара Тхара с отцом по-прежнему дарили бы мальчику ощущение покоя и безопасности, которое не могла дать Ну Ну.

Возможно, это даже помогло бы ему забыть.

Но два засушливых года подряд подвели черту под крестьянствованием Маунга Сейна. Его поле, и так дававшее скромные урожаи, превратилось в бесполезный кусок земли. Как он ни старался, жена и дети все чаще ложились спать голодными.

– Я нашел другую работу, – объявил он в один из голодных вечеров, когда дети уже спали, а они с женой сидели у очага.

Ну Ну вздрогнула. Она очень боялась, что однажды Маунг Сейн произнесет эту фразу. И в то же время понимала: муж прав. Он так и не научился крестьянским премудростям.

– Какую? – осторожно спросила Ну Ну.

В их деревне, кроме земледелия, работы не было.

– Ту, что мне знакома. Буду валить деревья.

Как еще Маунг Сейн мог прокормить семью? И все же Ну Ну вся сжалась, услышав ответ.