Творец - Ольга Рубан

красоту на семейный жертвенный алтарь! И как-то не могла она допустить, чтобы Софья при всём прочем была бы еще и святой! Это уже конкретный перебор…

— Что ж ты от неё ушел, коли она святая? — мгновенно ощетинившись, ядовито осведомилась она, но тут же прикусила язык. Боялась, что Женя скажет ей правду, которую она и сама прекрасно знала.

— Я уже сто раз объяснял, что мы с ней совершенно разные! Я полюбил тебя и наших детей! Какие еще могут быть причины? Ты ещё вообрази, что мы парочка извращенцев, и я специально беру у неё смокинг, чтобы красть твоих детей!

Нина молча смотрела на него. Женя вздохнул и пригладил торчащие в разные стороны патлы. Он совсем не собирался подтолкнуть её к подобным размышлениям.

— Тогда к чему ты клонишь?

— Не знаю, любимая моя… Но что-то в этом есть… Я вчера ездил к ней. В доме свет, машина на месте, но она мне дверь не открыла. Даже к интеркому не подошла. Она говорила, что… у неё мужчина появился. Может, конечно, не хотела конфликта, но…

— Когда это она тебе говорила? — Нина изо всех сил пыталась не допустить в голос подозрения и ревность, но получилось у неё плохо.

— Я встречался с ней, когда Мишка пропал. Не знал, куда податься, ведь вы меня не пустили, — Женя виновато хмыкнул.

Нина молча засопела. Весть о наличии у Сони мужика её одновременно и успокоила и взбесила. Значит, Женя, помыкавшись, планировал вернуться к ней и жить, как ни в чём не бывало. Но не вышло! Она снова глянула на часы.

— Тебе пора…

— Да.

В прихожей он замешкался, хотел обнять жену, но побоялся, что она его оттолкнет. Сунул в свой походный рюкзак зимнюю куртку, ботинки и несколько трусов, натянул поглубже на глаза помоечную кепку.

— Куда ты теперь?

— Не знаю…, - рассеянно ответил он, приложив ухо к входной двери, вслушиваясь в подъездные звуки, — Да, даже если бы знал, вряд ли сказал… Буду наблюдать за ними. Этот её мужик… Надо его разъяснить…

— Ты думаешь, он наряжается в твой костюм и мстит за то, что ты её бросил?

Женя кивнул.

— Это нелепо. Тот мужик был вылитый ты. Неужели ты думаешь, что в нашем городишке она умудрилась найти твою точную копию?

— Может, просто похож. Может, театральный грим… Но кто-то явно пытается меня подставить!

Он притянул её к себе, жарко зашептал на ухо:

— Я найду их, слышишь? Обязательно найду. И мы заживем, как прежде. Нет! Ещё лучше. Ты веришь мне?

Нина не верила, но кивнула, поливая слезами его грязную куртку. А потом не закрывала дверь, прислушиваясь к его торопливым шагам, пока далеко внизу не хлопнула подъездная дверь.

Глава 9

Два месяца назад

Парвиз открыл дверь, и они оказались в большом, совершенно белом зале, разделенном надвое стеклянной панелью. За стеклом в абсолютной белой пустоте единственным ярким пятном выделялся пестрый мольберт, который, казалось, парил в пустоте.

Перед мольбертом, спиной к ним стоял мужчина. Он рисовал. Больничная пижама с завязками на спине. Тёмные волосы собраны в тяжелый узел, слегка оттягивающий назад затылок.

Соня, тут же позабыв все подозрения и страхи, стремительно шагнула внутрь и коснулась пальцами стела.

— Он нас не слышит и не видит, — ответил Парвиз на её вопросительный взгляд.

— Это он! Он… рисует.

— Да. Всё время одно и то же. Поначалу было трудно что-то разобрать, так как больше всего его рисунки напоминали потуги испорченной нейросети, но сейчас… Взгляните!

Соня глядела на холст. Там, среди мешанины желтого и серого, напоминающего бурю в пустыне, стояла, несомненно, она сама. С развевающимися на ветру кудрями, напряженным лицом и приоткрытым ртом. Казалось, она вот-вот что-то скажет, для того и разомкнула губы.

Пусть рисунок был корявым, небрежным, лишенным симметрии и гармонии, но в нём сразу чувствовалась рука мастера, будто опытный художник, забавы ради, решил порисовать с завязанными глазами.

— Где он меня видел?

— В том-то и дело, что он вас не видел! Если начистоту, он начал рисовать, когда ещё не видел ничего, кроме этих белых стен. И самого начала рисовал только вас.

— Тогда как…?

Парвиз пожал плечами.

— На эти вопросы мы, наверное, никогда не найдём ответы. Господь поделился с Адамом частицей своего духа, а здесь мы делимся с нашими Творениями — своими. Подавляющее большинство Творений, по понятным причинам, имеют те или иные способности к творчеству. Кто-то больше, кто-то меньше, но вместе с дыханием вы передали ему часть своего таланта и, вероятно, ваш образ.

— То есть… По сути он — это я?

— О, нет! Ни в коем случае не воспринимайте его, как зеркало. Он совершенно самостоятельная личность.

Она снова посмотрела на картину, ибо рассматривать собственное Творение она пока не осмеливалась, испытывая почти болезненное смущение. Примерно те же чувства одолевали ее, когда на том самом «Арбате» она показала самому первому клиенту свою самую первую работу.

Портрет ей не нравился. Он нёс какую-то тревогу, уныние, а ещё её нервировало, что на портрете она смотрит прямо «в объектив» и хмурит брови. А ведь от этого она отучила себя ещё в средней школе!

«Глаза, как у бешеной собаки», — вспомнила она мамины слова, и портрет красноречиво подтверждал их.

Она мельком глянула на Парвиза, но, казалось, он ничего такого не замечает. Тогда она, наконец, присмотрелась к своему Творению. Даже со спины она сразу его признала и уверилась, что это не подлог и не мистификация. Именно его она несколько недель кропотливо создавала из глины. Она даже видела неровную прядь по нижней линии волос, которую хотела исправить, но отвлеклась и забыла… А меж редкими завязками на смуглой спине проглядывали детали татуировки — взлетающего гриффона. Не свежие, уже давно зажившие… Все это внушало трепет, восторг, но при этом стеснение и стыд.

— Я правильно понимаю, что проверку он прошёл? — спросила она, чтобы не молчать.

— Почти.

— Расскажите…

— Ну… Несколько часов он находился под общим наркозом. В это время у него взяли все необходимые анализы, сделали ЭЭГ, УЗИ и рентген всех органов. Физически он совершенно здоров. Единственное, что удалось обнаружить — небольшой загиб желчного пузыря. Но миллионы людей прекрасно живут с этой небольшой патологией и даже о ней не подозревают.

— Это от меня, — Соня истерично хихикнула, — Это, знаете ли… наследственность…

Парвиз кивнул.

— Когда он пробудился, начались тесты. Информация ему подавалась дозированно, а результаты кропотливо изучались. Сначала оценивалась реакция на элементарные вещи — цвета, звуки, запахи.