Путешествие доктора Дулиттла - Хью Лофтинг

Когда шторм налетел на нас, судно повалилось набок, словно невидимый кулак великана с размаху ударил его.

Потом все спуталось и замелькало: ветер бил в лицо, не давал дышать, волны обрушивались на нас, соленая вода слепила, реи и мачты с треском и грохотом падали на палубу. Я даже не могу сказать точно, когда наше судно стало тонуть.

Помню только, что, когда мы попытались убрать кливера, ветер вырвал их из наших рук и унес высоко в небо, словно воздушный шарик, и едва не утащил вцепившуюся в веревки Чи-Чи.

«Ржанка», без парусов и без мачт, мчалась неизвестно куда наперегонки с бурей. Огромные серо-черные волны вставали из моря, словно призраки и кошмары страшного сна, росли, поднимались все выше и выше, чтобы затем обрушиться на судно.

Я вцепился руками в поручни, чтобы меня не смыло за борт, и все же силы оставили меня, и я упал на палубу, покатился по ней, соленая морская вода залила мне глаза, попала в рот… Последнее, что я запомнил, — оглушительный треск. Я ударился головой об обломок мачты и потерял сознание.

Глава 4

КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ

Я открыл глаза. Надо мной было голубое небо, вокруг плескалось присмиревшее море. Голова кружилась, мне подумалось, что я уснул на палубе «Ржанки» и что пора идти нести вахту у штурвала. Я попытался встать, но мне это не удалось. Мои руки были стянуты толстой веревкой, а второй ее конец был привязан к чему-то большому и тяжелому. Я с трудом приподнял голову и увидел, что лежу на огромном обломке мачты.

И это все, что осталось от «Ржанки»? Я не на шутку испугался и завертел головой — повсюду была только вода, и нигде: ни на севере, ни на востоке, ни на западе, ни на юге — я не увидел ни берега, ни какого-нибудь судна. Я был совершенно один в бескрайнем морском просторе.

И тут я вспомнил, что произошло: приближение шторма, ветер, рвущий паруса, огромная волна, швырнувшая меня на палубу. Но что же случилось с доктором и остальными моими друзьями? Какой сегодня день? Почему я лежу на обломке мачты и кто меня привязал к нему? Я с трудом сунул связанные руки в карман куртки, вытащил перочинный ножик и разрезал веревку. Когда-то Джозеф рассказал мне историю о капитане, привязавшем своего сына к мачте, чтобы того не смыло волной за борт. По-видимому, доктор сделал то же самое со мной. Но где же он теперь?

А что, если доктор и все остальные утонули? Может быть, они, как и я, плывут по воле волн на спасительных обломках «Ржанки»? Я встал на ноги и еще раз осмотрелся. Ничего, совсем ничего, кроме воды и неба!

Вдруг я увидел небольшую птицу, летящую низко над водой. Птица приблизилась, и я узнал в ней чайку. Я попытался заговорить с ней, расспросить ее о докторе, но то ли я был еще слишком слаб в птичьем языке, то ли она не услышала моего голоса. Чайка описала два круга над моей головой. Она летела легко, едва взмахивая крыльями, и меня охватило отчаяние. Каким образом ей удалось пережить ужасную бурю? Почему человеческий разум бессилен перед стихией? Маленькая, хрупкая и невзрачная птица была намного меньше и слабее меня, но море ничем не грозило ей. В любую погоду она чувствует себя как дома в бескрайних морских просторах и неспешно взмахивает крыльями.

Похоже, я не привлек ее внимание, ей не было дела до мальчишки на обломках судна, и она развернулась и улетела туда же, откуда прилетела. Я снова остался один.

Голод и жажда начали мучить меня, и в голову полезли мрачные мысли, как это обычно и бывает, когда человек остается в одиночестве, да еще без завтрака и без малейшей надежды на обед. Что со мною будет? Неужели никто меня не найдет? Я не хотел, я не хотел умирать от голода и жажды! Потом солнце спряталось за тучами, и стало холодно. Сколько сотен миль отделяет меня от берега? А что, если разразится новый шторм?

От таких мыслей мне стало еще грустнее и неуютнее, и я чуть было не пустил слезу, но вдруг вспомнил слова Полли: «С доктором ты всегда в безопасности. Ему всегда удивительно везет».

Если бы доктор был рядом со мной, мне было бы легче. Одиночество пугало меня. «Посмотри на чайку, — сказал я вслух, чтобы ободрить самого себя, — она ведь тоже одинока. К чему зря лить слезы? Пока тебе ничто не грозит. Джон Дулиттл не стал бы расстраиваться из-за таких пустяков. Если Полли сказала мне правду, то доктор утонуть не мог, а раз так, то все кончится хорошо. Ты с ним еще попутешествуешь и даже сделаешь не одно открытие».

Я совсем продрог и, чтобы хоть как-то согреться, принялся шагать взад-вперед по обломку толстенного бревна, ставшего на время моим домом. К тому же делать мне больше было нечего.

Потом мне это надоело, и я прилег отдохнуть. Несмотря на страхи, я вскоре крепко уснул.

Проснулся я уже ночью. В высоком безоблачном небе горели звезды, море оставалось спокойным, мачта тихонько покачивалась подо мной, но глухое молчание темной ночи лишило меня последней отваги, и я шмыгнул носом.

— Ты проснулся? — раздался рядом со мной высокий серебристый голос.

От неожиданности я подпрыгнул, словно меня укололи, и чуть не свалился в воду. В двух шагах от меня сидела пурпурная райская птица. Ее великолепный золотой хвост блестел в тусклом свете звезд.

Никогда в жизни я никому так не радовался, как Миранде. Я бросился к ней, чтобы обнять ее, и снова чуть не свалился в воду.

— Мне не хотелось будить тебя, — сказала Миранда. — Я подумала, что ты очень устал и тебе надо хотя бы во сне забыть о всех передрягах. Ой, больно! Отпусти меня, не тискай, словно я — бесчувственное утиное чучело!

— Миранда, милая Миранда! — повторял я. — Как я рад, что вижу тебя! Доктор жив? Где он?

— Ну конечно, жив. Я даже готова держать пари, что он будет жить вечно. Он милях в сорока к востоку, сидит на обломке вашего судна и бреется.

— Бреется? — открыл я рот от изумления. — Как так бреется?

— Не может же он опуститься и ходить небритым! Когда я от него улетала, он намыливал щеки.

— Какое счастье, что он жив! — восклицал я. — А где Бед-Окур? И где все остальные?

— Они вместе с доктором, живы и здоровы. Корабль рассыпался на части. Пока ты лежал без чувств, доктор успел привязать тебя к мачте, но потом буря разметала обломки в разные стороны. Доктор очень волновался, что тебя нет рядом, и, по чести говоря, не зря. Такой ураган могут вынести только чайки и альбатросы. Я уже три недели поджидаю вас на скалах неподалеку отсюда, и, когда вчера к вечеру разразилась буря, мне пришлось спрятаться между камнями, да и то ветер чуть не вырвал все перья из моего замечательного хвоста. А сегодня утром я нашла доктора, и он сразу же велел мне и дельфинам отправляться на поиски тебя. Нам вызвалась помочь одна чайка, она-то и нашла тебя.

— А как же я теперь доберусь до доктора? У меня нет весел!

— Зачем тебе весла? Ты и так уже плывешь к нему.

Я посмотрел вокруг. Встала луна, и в ее свете я убедился, что мой «корабль» движется вперед.

— Нас несет течением? — спросил я.

— Ты плохо знаешь доктора — он не станет полагаться на течение. Нас толкают вперед дельфины.

Я заглянул в воду и действительно увидел четырех больших дельфинов. Их темная гладкая кожа поблескивала в лунном свете. Они упирались лбами в мачту, и мой «корабль» легко скользил по волнам.

— Эти дельфины готовы на все ради Джона Дулиттла, — продолжала Миранда. — Они с ним старые друзья. Потерпи, скоро мы будем на месте. Видишь вон там что-то черное? Да нет, не там, а правее. Это твой чернокожий друг. А вот теперь Чи-Чи заметила нас и машет нам руками. Неужели ты и ее не видишь?

А я действительно ничего не видел. Наверное, у меня были не такие зоркие глаза, как у Миранды. И тут неожиданно из густого тумана до меня донесся громкий голос Бед-Окура. Черный принц во все горло распевал веселую африканскую песенку.

По чести говоря, доктор был совершенно прав, когда отговорил Бед-Окура петь на улицах Монтеверде: испанцы знают толк в пении и могли бы в самом деле забросать нашего друга, а заодно и нас, гнилыми помидорами. Но в ту минуту похожие на визг напильника звуки, которые издавал черный принц, показались мне ангельским пением.

Прошло еще несколько мгновений, и из темноты выплыл большой обломок палубы, настолько большой, что он мог сойти за плот. Это было все, что осталось от нашей несчастной «Ржанки».

— Как я р-р-рада! — скрипела Полли.

— Ты жив, мальчик? — повизгивала Чи-Чи.

— Добро пожаловать в нашу гав-гав-гавань! — радостно лаял О’Скалли.

— Ура! Том снова с нами! — кричал Бед-Окур.

Их голоса неслись ко мне сквозь темноту. Я уже и не помню, что я отвечал моим друзьям, но вопили мы так, что наверняка переполошили всех рыб на милю вокруг.

И вот, наконец, мой обломок мачты «пришвартовался» к плоту доктора. Мы снова были вместе. У самого края плота сидел доктор, смотрелся в освещенную луной воду и скоблил щеки осколком бутылочного стекла.