Путешествие доктора Дулиттла - Хью Лофтинг

Солнце уже взошло, когда я проснулся. Уставший и осунувшийся от бессонной ночи доктор стоял у аквариума со стетоскопом в руках. На его лице сияла счастливая улыбка.

— Стаббинс, — сказал он, заметив, что я открыл глаза, — мой опыт удался. Я нашел ключ к языку неприглядки. У них очень трудный язык, совсем не похожий на те, что мне до сих пор приходилось встречать, немножко, совсем немножко он напоминает японский. Сделан первый шаг в изучении языка обитателей моря! Бери тетрадь и карандаш и записывай все, что я скажу. Неприглядка обещала мне рассказать историю своей жизни. Готов?

Доктор склонился к аквариуму и стал переводить на английский то, что ему говорила рыба, а я тщательно записывал каждое слово. И вот что поведала нам неприглядка.

ТРИНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ В АКВАРИУМЕ

Я родилась в Тихом океане у берегов Чили. У меня было две тысячи пятьсот девять братьев и сестер, что, впрочем, в нашем роду дело обычное. Вскоре родители покинули нас, и мы разбрелись по океану кто куда. Поначалу мы держались стаей, но потом за нами погнался кит, и мы разбежались в разные стороны. Не знаю почему, но он увязался за мной и моей сестрой Клиппой. Мы пытались спрятаться от него под камнями или в густых водорослях, но кит шел по нашему следу, находил нас и гнал дальше. Наконец, когда мы отплыли на добрую сотню миль от родных берегов, нам удалось убежать от него. Но мы рано радовались: не успели мы перевести дух, как мимо промчалось семейство неприглядок. Они летели как угорелые и вопили: «Спасайтесь! Акулы!»

Убежать от акулы куда труднее, чем от неуклюжего кита. Они очень ловкие и жестокие, их не так-то просто сбить со следа, к тому же они до смерти любят нас, неприглядок, но не просто любят, а любят есть. Мы — их любимое блюдо. Поэтому мы снова пустились наутек.

Целый день мы плыли что было сил, но когда к вечеру оглянулись назад, то увидели, что акулы нас нагоняют. Пришлось шмыгнуть в один из портов на побережье Америки. Акулы проплыли мимо — то ли они не заметили, куда мы спрятались, то ли побоялись соваться туда, где хозяйничают люди. Как бы то ни было, мы с сестрой облегченно вздохнули, но, как оказалось, рано. В тот день счастье отвернулось от нас, и когда мы плавали вокруг кораблей и лакомились апельсиновыми корками, вдруг — шмяк! — на воду упала сеть. Как мы ни трепыхались, вырваться из нее нам не удалось. Человек хитрее и опаснее акулы. Нас вытащили на палубу и бросили на горячие от солнца доски. Я почувствовала, что задыхаюсь.

Над нами склонились два бородатых старика. Они радостно улыбались, и я подумала, что нас съедят. Но нет — старики опустили нас в большой кувшин с водой и отнесли на берег, в большой дом рядом с портом. Там был аквариум с проточной морской водой, где нас с сестрой и поселили. До того мы никогда не видели стекло и первое время то и дело разбивали себе носы, пытаясь проплыть сквозь прозрачные стенки.

До чего же мучительно жить в неволе! Нас кормили, за нами ухаживали как умели. Старики, поймавшие нас, следили, чтобы мы не замерзли, чтобы мы не голодали, чтобы нам не мешал слишком яркий свет. Но разве уход и сытая жизнь заменят свободу? Каждое утро дверь открывалась, и все кому не лень приходили поглазеть на нас. Толпа людей с выпученными, как у камбалы, глазами останавливалась перед нами и раскрывала от удивления рот. Они словно дразнили нас, и мы в ответ тоже начали пучить глаза и разевать рот, а их это только забавляло.

Как-то раз моя сестра Клиппа сказала:

— Как ты думаешь, люди умеют говорить?

— Конечно, — ответила я. — Разве ты не заметила, как они шевелят губами, скалят зубы и размахивают руками? Подплыви к ним поближе и прислушайся.

В ту же минуту к нам подошла толстая раскрашенная женщина и прижалась носом к стеклу. От этого нос у нее расплющился, и она стала еще безобразнее, чем была на самом деле.

— Господи, что за урод! — сказала женщина.

Я не знала, что значат эти слова, но люди повторяли их всегда, когда смотрели на нас, и я подумала, что так они приветствуют друг друга. Потом мы от скуки выучили еще несколько человеческих слов и часто забавлялись тем, что передразнивали людей, но потом нам и это надоело, потому что люди повторяли одно и то же.

По вечерам все уходили, а с нами оставался старик с деревяшкой вместо ноги. Он выметал валявшиеся на полу ореховые скорлупки, обертки от конфет, пакетики из-под жареной кукурузы и насвистывал песенку. Песенка нам понравилась, и мы с сестрой выучили ее. Мы тогда думали, что такой свист и есть человеческий язык.

Целый год мы просидели в тесном стеклянном ящике. Тот дом был полон таких же стеклянных ящиков, в которых жили другие рыбы. Иногда рыбы исчезали, и тогда на их место приносили новых. Поначалу мы надеялись, что скоро людям наскучит глазеть на нас и нас отпустят в море. Но время шло, и каждый новый день неволи давался нам все труднее. Мы так затосковали, что уже почти не разговаривали друг с другом.

Как-то раз стояла такая жара, что одна женщина упала в обморок от духоты. Упала и упала — мне-то было все равно. Но другие люди разволновались, словно произошло невесть что с невесть кем. На нее брызгали холодной водой, обмахивали платочками, а потом вынесли на руках на свежий воздух. Я задумалась, и вдруг меня осенило.

— Сестрица! — позвала я бедняжку Клиппу, грустившую на дне нашей тюрьмы. Она уже битых полчаса тщетно пыталась спрятаться за камушком от любопытных детских глаз. — Как ты думаешь, если мы притворимся больными, нас вынесут из этих душных стен?

— Вынести-то вынесут, — ответила устало Клиппа, — но выбросят на помойку. А там не пройдет и пяти минут, как мы от жары протянем плавники.

— Зачем им искать помойку, — возразила я, — если в двух шагах порт? И если люди бросают в воду апельсиновые корки, то почему бы им не бросить туда же двух больных рыб? А из порта мы быстро выплывем в море.

— Море… — прошептала Клиппа. Когда моя сестра грустила, ее глаза становились удивительно круглыми и прекрасными. — Я вспоминаю его как чудесный сон. Неужели ты веришь, сестрица, что мы когда-нибудь снова вернемся в море? Я каждую ночь слышу его зовущий голос. Я готова отдать все, лишь бы еще раз услышать певучий язык воды, покачаться на волнах, поплавать над синей бездной. А как хорошо летним вечером поохотиться на креветок или погреться в полдень в лучах тропического солнца! Ты помнишь, как мы играли в прятки среди коралловых лабиринтов? А наигравшись, засыпали в постелях из мягких водорослей. А как нам было страшно, когда мы забирались внутрь затонувших кораблей и плавали там среди сундуков с сокровищами и обломков мечей! А когда наступала зима и северный ветер взбивал морскую воду в ледяную пену, мы забирались поглубже, туда, где вода всегда теплая, где наши друзья и близкие укрываются от холода в пещерах и проводят вечера в веселой болтовне…

И бедняжка Клиппа разрыдалась.

— Прекрати! — прикрикнула я на нее. — Прекрати, а не то и я расплачусь! Давай-ка мы притворимся мертвыми и посмотрим, что будет дальше. Даже если нас выбросят на помойку и мы там умрем, нам будет не хуже, чем в этой душной тюрьме. Хватит ли тебе смелости решиться?

— Да, — ответила Клиппа.

На следующее утро мы плавали на воде кверху брюхом. До сих пор я удивляюсь, как нам удалось так хорошо притворяться. Начался переполох, прибежали те два бородатых старика. Они всплеснули руками, что-то забормотали, вынули нас из воды и положили на мокрый платок. Вот тут нам пришлось хуже всего. Когда рыба попадает на воздух, она должна без остановки открывать и закрывать рот, чтобы хоть как-то дышать, да и то долго так не продержишься. А мы были вынуждены лежать не шелохнувшись!

Старики вертели нас в руках, приподнимали нам плавники, заглядывали в жабры. А когда они наконец-то перестали нас мучить и на мгновение отвернулись, на стол запрыгнула ужасная кошка. Она уже протянула к нам лапу, но, к счастью, старики заметили ее и прогнали. Мы уже совсем отчаялись и готовы были вернуться в аквариум, когда один из стариков взял нас в руки и вынес на улицу.

Решалась наша судьба: свобода или помойка!

Мое сердце оборвалось, когда я увидела, что старик направляется к большой помойке по другую сторону площади. Но в тот день удача улыбалась нам. Мусор с помойки вывезли, и старик, видимо, не захотел бросать нас на чистую мостовую и повернул к сточной канаве.

И снова мое сердце замерло от страха, но высокий мужчина в синем мундире с серебряными пуговицами остановил старика и стал строго выговаривать ему. Он даже помахал палкой перед носом старика, и тот испугался и засеменил в порт. Мы с Клиппой едва могли дышать, и меня так и подмывало укусить его за палец, чтобы он поторапливался.

Наконец старик добрался до порта, еще раз посмотрел на нас грустными глазами и бросил в воду.

Никогда я не была так счастлива, как в то мгновение, когда вода сомкнулась над нашими головами. Мы с Клиппой ударили хвостами и почувствовали, что жизнь возвращается к нам. Старик провожал нас взглядом и, когда увидел, что мы ожили, упал от испуга в воду. Какой-то моряк проходил мимо и бросился его спасать. И тут же снова появился человек в синем мундире и снова принялся выговаривать старику. Наверное, людям запрещено купаться в море. Но нам уже было все равно, какую еще глупость выкинут люди.