Серебряный век. Жизнь и любовь русских поэтов и писателей - Екатерина Станиславовна Докашева

без тебя, верю, так лучше, если ты этого хочешь.

Пиши мне на Курсы. За меня не бойся совсем; нехорошо это, я знаю, но я теперь отношусь тупо и равнодушно ко всему чуждому, а тем более враждебному нашей любви; все как-то проходит мимо, совершенно не затрагивая меня, точно его и нет совсем. Чтобы разговаривать с кем-нибудь, мне нужно все время держать себя в руках, напрягать внимание, а то я начинаю не понимать слова, кот<орые> слышу, не знаю, что я должна говорить. В голове все время вертятся твои слова, стихи, фразы из твоих писем… Ну, да я не могу все это рассказать, ты сам понимаешь, чем я живу теперь и что для меня все остальное. Твое письмо искренно и такое, кот<орое> я больше всего люблю – ты пишешь, что пишется, что приходит в голову; только зачем ты говоришь: «опять отвлеченно»? Разве ты думаешь, что мне «отвлеченное» менее интересно? Да нет, ты не думай этого. <…>

Любовь Дмитриевна по-настоящему влюблена, и любовь для нее затмевает все, весь мир…

Л.Д. Менделеева – А.А. Блоку

25 декабря. 1902. Петербург

<…> Настроение теперь у меня всегда одинаковое, когда я одна без тебя; полная нечувствительность ко всему, что не касается тебя, не напоминает о тебе; читать я могу теперь только то, что говорит мне о тебе, что интересует тебя, потому я и люблю теперь и «Мир искусства» и «Новый путь», и всех «их», люблю за то, что ты любишь их, и они любят тебя. Странно это! Ведь после 7 ноября, когда я увидала, поняла, почувствовала твою любовь, все для меня изменилось до самой глубины; весь мир умер для меня, и я умерла для мира; я всем существом почувствовала, что я могу, я должна и хочу жить только для тебя, что вне моей любви к тебе – нет ничего, что в ней мое единственное, возможное счастье и цель моего существования <…>

Я повторяю, кажется, что писала прежде, но мне хочется говорить об этом, я так ясно сознаю, ощущаю это сегодня. Как бы ты ни любил меня, моя любовь к тебе всегда одна, потому что она вся глубина души моей, то, что в ней постоянно и вечно и не может измениться.

Раньше я не знала, не понимала, что у меня в этой глубине души, я все старалась найти себя (это ты мне сказал, и это правда), теперь я нашла себя. В душе, в глубине – светло и ясно. Ну, теперь о житейском. Я опять так глупо написала первое письмо, что ты, пожалуй, не поймешь. Приходи к нам 26-го, я буду дома, а мама и тетя, кажется, уедут.

Блок пишет стихи, но пока не собирается их посылать ей, о чем прямо и пишет в своем письме. «Написал хорошие стихи, но теперь не пошлю их Тебе. Они совсем другого типа – из Достоевского, и такие христианские, какие я только мог написать под Твоим влиянием».

Все кричали у круглых столов,

Беспокойно меняя место.

Было тускло от винных паров.

Вдруг кто-то вошел – и сквозь гул голосов

Сказал: «Вот моя невеста».

Никто не слыхал ничего.

Все визжали неистово, как звери.

А один, сам не зная отчего, —

Качался и хохотал, указывая на него

И на девушку, вошедшую в двери.

Она уронила платок,

И все они, в злобном усильи,

Как будто поняв зловещий намек,

Разорвали с визгом каждый клочок

И окрасили кровью и пылью.

Когда все опять подошли к столу,

Притихли и сели на место,

Он указал им на девушку в углу

И звонко сказал, пронизывая мглу:

«Господа! Вот моя невеста».

И вдруг тот, кто качался и хохотал,

Бессмысленно протягивая руки,

Прижался к столу, задрожал, —

И те, кто прежде безумно кричал,

Услышали плачущие звуки.

Л.Д. Менделеева – А.А. Блоку

27 декабря 1902. Петербург

Ты, вероятно, знаешь это чувство: уверенность, что ты не можешь прийти, и в то же время безумная надежда и ожидание, и чем больше невозможность, тем сильней и настойчивей ожидание. Так и сегодня, к вечеру, я вдруг стала тебя ждать; знала, что у тебя жар, что ты лежишь, и все-таки ждала до 9-ти часов; а потом стало грустно без тебя и захотелось говорить о тебе. И мы долго с Мусей разговаривали и о тебе, и о всем, что ты мне говорил <…>

ПРИМЕЧАНИЕ.

Блок старается cоблюдать рыцарский ритуал даже в мелочах и предлагает Любови Дмитриевне для конспирации использовать литеры АМД вместо привычных Л.Д.М. Здесь можно прочитать совершенно прозрачную аллюзию/отсылку к знаменитому стихотворению Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный…», где используется латинская аббревиатура «АМД» (Alma Mater Dei). Еще раньше в письме Блок сознательно изменил АМД на инициалы своей невесты. «L.D.M. своею кровью начертал он на щите».

Тем самым обожествление Любови Менделеевой возносится еще на большую высоту; она уже сравнивается с самой Божьей матерью. Сам же Блок отводит для себя роль «рыцаря бедного». Написанное совсем недавно «христианское» стихотворение «другого типа – из Достоевского» не может не вызвать ассоциации с романом Достоевского «Идиот», в котором эти же строчки пушкинского стихотворения подвергаются изменению литеры АМД на НФБ (Настасья Филипповна Барашкова). Известно, чем кончились эти «высокие отношения» для «рыцаря бедного» – князя Мышкина и самой Настасьи Филипповны. Князь сошел с ума, она же была убита.

Блок рассказывает о Любе своей матери, которая обожает сына. Тем самым делает определенный шаг в сторону «официальности».

А.А. Блок – Л.Д. Менделеевой

28 декабря 1902. Петербург

<…> я прежде всего ужасно жалею, что Ты не знаешь мою маму. Во всяком случае, если можешь, поверь мне пока на слово, что большего сочувствия всему до подробностей и более положительного отношения встретить нам никогда не придется. Кроме того, все, что возможно, она понимает, зная и любя меня больше всех на свете (без исключений) <…>. При этом имей в виду, что мама относится к Тебе более, чем хорошо, что ее образ мыслей направлен вполне в мистическую сторону, что она совершенно верит в предопределение по отн<ошению> ко мне».

Л.Д. Менделеева – А.А. Блоку

30 декабря 1902. Петербург

Мой дорогой, я рада, что мама знает все,