Большая Засада - Жоржи Амаду

Тоскливыми ночами в безлюдной Большой Засаде Фадул Абдала лишает девственности девицу Арузу

1

Да, бесконечны и разнообразны, как уже отмечалось раньше и как подтверждается теперь, дьявольские искушения, которым подвергается добрый христианин-маронит, особенно когда речь идет о мелком торговце из забытой Богом дыры — свинарника, как выразился Вентуринья. Кто он? Коммерсант? Лучше сказать, убогий трактирщик.

Спал ли он или бодрствовал, Фадул Абдала, желавший побыстрее разбогатеть, тяжко страдал от всевозможных искушений в те скорбные времена тощих коров. Его мучительные размышления при свете керосиновой лампы были связаны с делами, заработками, прибылью, мечтами о процветании, мебельным магазином и лавкой тканей. В широкой и одинокой постели турка терзали грезы о девственной невесте на выданье и жаркой вдове, которая вешалась ему на шею, — обе они были красивыми и пылкими. Они смешивались с бесстыдной наготой проституток под предводительством Зезиньи ду Бутиа.

Аруза из Ильеуса — дочь Жамила Скафа, того самого, кому принадлежал мебельный магазин «Преферида», а также лавка «Роскошные матрасы». Наследница крупного состояния, она вот-вот получит диплом учительницы. Робкая невеста, чистая дева, ну и приданое, помимо девственности. Впрочем, не такая уж робкая и не такая уж чистая — внешность зачастую обманчива, и никакое приданое не покроет потерянную честь.

Жуссара — аппетитная недавняя вдовушка, но это объедки со стола покойного, стыдно ведь! Халил Рабат оставил ей в наследство «Восточный дом» на улице Ду Комерсиу в Итабуне и редкую коллекцию рогов, которую надлежало вручить в первую брачную ночь тому, кто заменит его на супружеском ложе и за прилавком магазина.

Жаждущая девственница, пылкая вдова: рога заранее — ну где такое видано, чтобы жених по собственной воле чужой срам прикрывал?

Жамил Скаф, почтенный отец, и веселая вдовушка Жуссара Рамуш Рабат точно знали, каким должен быть достойный супруг, — араб и прирожденный торговец. В этом их представления совпадали. В Фадуле они увидели идеального кандидата. Сыграв на алчности и тщеславии Фадула, они по очереди чуть было не притащили его к священнику и судье. Еще немного, и кому-то из них это бы удалось.

В Ильеусе Фадулу удалось ускользнуть невредимым от уловок девственности: некий бакалавр оказался расторопнее, — а в Итабуне он вовремя обнаружил, что Сатана вселяется во вдовьи тела: разожженное им пламя не в силах погасить даже могучая дубинка огромного ливанца, который пользовался заслуженной славой среди местных проституток.

Каким образом Жуссара, зажиточная сеньора из самых сливок общества, получила точные сведения о торговых способностях Фадула Абдалы, а также о размерах и достоинствах его дубинки, мы узнаем в положенное время, но уже сейчас можно сказать, что Зезинье ду Бутиа в этих интригах выпала выдающаяся роль. В хитросплетениях и ловушках, которые расставляла жизнь, в сравнении с Арузой — отпрыском богатых родителей, девицей в бело-голубой форме студентки колледжа урсулинок, и Жуссарой, хозяйкой большого магазина, вдовой, полной сил, одетой с головы до ног в черное, именно Зезинья ду Бутиа — его любовь из борделя на углу, падшая женщина — оказалась достойной доверия.

2

Проезжая через Ильеус, куда прибыл, чтобы пополнить запасы, оплатить счета и увидеть море, Фадул был приглашен на ужин вместе с Алвару Фариа в дом Жамила Скафа, своего богатого земляка, владельца «Префериды» — процветающего магазина мебели и матрасов.

Фадул удивился приглашению, которое получил от Жамила в баре «Шик» недалеко от порта, поскольку, хотя и знал его уже много лет, близких отношений не поддерживал. Они изредка виделись в барах, публичных домах, обменивались рукопожатиями, любезностями — не более того. В баре, попивая аперитив — а в «Кастрюле Биби», что на мысу, настало уже время обеда: мокека,[53] залитая пивом, — Фадул отдыхал душой, слушая Алвару Фариа — человека, который много знал и мало работал. С Алвару Фариа в искусстве беседы и времяпрепровождения мог сравниться только Фауд Каран. Один жил в Ильеусе, другой — в Итабуне, оба были образованными и остроумными — два светоча.

В доме Жамила вкусно естся и сладко спится, нашептывал ему Алвару, и дочка у него потрясающая. Маленький и усатый, живой, вечно жестикулирующий, земляк, пригласив его, прибавил, что после ужина они могут пойти в бордель Тилды, только что открытый в Уньяу со всем французским шиком.

3

Несмотря на то что приглашены были только они двое — Алвару и Фадул, — ужин больше походил на банкет — таким было разнообразие арабских и бразильских блюд и качество десерта. Фадул насытился.

Воздав хвалу изысканному качеству кибе[54] и восхитительному вкусу араифе, миндальному пирогу с медовым сиропом — своему любимому десерту, — он узнал, что ужин приготовила учительница Аруза — единственная дочь хозяев дома, непревзойденная повариха, богиня плиты и духовки. Понятно, что помогал ей бесчисленный батальон слуг.

Во время ужина Аруза держалась робко и застенчиво; когда к ней обращались, отвечала односложно. Она даже не улыбалась, когда все остальные хохотали до упаду над шутками и остротами Алвару Фариа. Перед тем как сесть за стол, Фадул выслушал от Жамила похвалу достоинствам дочери, которой тот очень гордился:

— В декабре она заканчивает обучение — станет учительницей, играет на пианино, декламирует стихи наизусть. Очень образованная, я денег не жалел.

Жамил замолчал, будто подсчитывая, сколько потратил на воспитание наследницы, но затем продолжил перечислять добродетели:

— Набожная и работящая, послушная.

Он ничего не сказал о красоте, и поэтому Фадула будто громом поразило, когда она вошла в зал. Жамил представил их:

— Это моя дочь Аруза, а это друг Фадул.

Фадул протянул огромную ручищу и вежливо улыбнулся. Алвару Фариа оказался прав: Аруза и вправду была ослепительна. Вьющиеся волосы, полные груди под белой блузкой, сильные бедра под голубой юбкой. Фадул не был поклонником хрупких и изящных форм, тонких талий, и тут он узрел воплощение своего идеала красоты. Счастливец тот, кто на ней женится. Жамил закончил представление:

— Это тот самый друг Фадул Абдала, о котором я тебе говорил.

Аруза удостоила его лишь беглым взглядом и сказала почти неслышным голосом:

— Очень приятно.

Она была слишком красива, во всем Ильеусе не было девушки краше. Фадул искал в голове подходящее для нее слово и нашел его в Коране: бегума,[55] мусульманская принцесса.

4

Ужин закончился. Удовлетворенно отрыгнув, Жамил пригласил сотрапезников выпить кофе в гостиной, которую открыли по такому случаю. Туда они и направились.

— Куда ты идешь, Аруза?

Аруза украдкой пыталась улизнуть наружу. Она остановилась и ответила, не глядя на отца:

— Я к Белинье, скоро вернусь.

— Ты туда не пойдешь. У нас гости, твое место здесь.

Аруза вернулась и снова села. Когда были убраны кофейные чашки, Жамил приказал дочери:

— Открой пианино и поиграй что-нибудь нашим друзьям.

Аруза безропотно повиновалась. Она начала с «La prima carezza».[56] Алвару Фариа восторженно захлопал в ладоши, он и вправду был сыт и доволен. Затем последовали «По волнам» и «К Элизе». Аруза решила уже закончить концерт, но Жамил потребовал:

— А моя любимая? Ты ее не сыграешь?

Она снова села за пианино и, ко всеобщему энтузиазму, забренчала «Турецкий марш». Закончив под аплодисменты Фадула и Алвару, девушка встала и обратилась к отцу:

— Я могу идти?

«Упрямая», — подумал Фадул и почувствовал, как в комнате нарастает напряжение. Несмотря на улыбку под усами, в голосе Жамила проскальзывали нотки ярости:

— Ни сейчас, ни потом. Сядь и поговори с Фадулом.

Он сразу же пустился в горячий спор о местной политике с Алвару Фариа. Аруза и Фадул обменялись несколькими словами, он попытался заинтересовать ее Библией и Кораном, но безуспешно. Она всего лишь делала вид, что слушает его, кусая при этом губы: наказанная студентка или перепуганная девственница, почувствовавшая угрозу своим мечтам и планам?

Мать, дона Жордана, следила за ними обеспокоенным взглядом и улыбалась гостю. Она не позволяла молчанию длиться слишком долго — главное, чтобы Жамил не заметил. Она нашла тему по вкусу Фадула — арабские сладости: рассказывала о рецептах из меда и кунжута.

Дона Жордана оказалась не просто толстой, а круглой, но лицо еще сохраняло следы былой красоты. Двадцать лет прошло с тех пор, когда отец Шафик навязал ей в мужья Жамила и она — послушная дочь — согласилась. В Ильеусе не было более соблазнительной бегумы. Красотой Аруза пошла в нее, но от отца унаследовала твердость и упорство.