Капля духов в открытую рану - Катя Качур

мужа. Катюша сердечно сняла с него скоморошьи доспехи и налила шампанского. Костик с благодарностью кинулся ее целовать, за что получил от Антона крепкий подзатыльник.

– Друзья, – поднялся Филизуг. – В новом году каждый пройдет свой путь. Для кого-то это будет путь к славе, для кого-то – дорога к забвению. Одни расстанутся со своими страхами, другие – со своей любовью. Так выпьем за то, чтобы навсегда запомнить этот миг, когда мы, молодые и красивые, сидим за одним столом и имеем счастье видеть друг друга, слышать друг друга, восхищаться друг другом!

– Филипп, ну за упокой, ей-богу, – пробурчала Дарья Сергеевна, поднимая со всеми бокалы. – Просто будем здоровы и счастливы!

Все чокнулись, зашумели, в телевизоре появилось румяное лицо президента. Он тоже пожелал счастья. Когда пробили куранты, Филизуг надел красную шапку Костикова Деда Мороза, взял большой целлофановый пакет с Памелой Андерсон и начал торжественно доставать подарки. Дарье Сергеевне вручил шелковый платок к зеленому платью, Катюше с Антоном – упаковку шоколадных сникерсов, Славочке – дорогое кожаное портмоне. Костик в планах на подарки не значился. Но не обиделся, поскольку к этому времени мерно храпел, откинувшись на спинку дивана.

– И у меня для тебя есть подарок, Филипп, – встала Дарья Сергеевна.

– Ну что вы, не надо, – сконфузился Филизуг.

Дарья Сергеевна нырнула в сумку рядом с диваном и вытащила бархатный черный чехол для смычка на длинной «молнии».

– Чтобы ты, Филипп, продолжил свой путь как талантливый педагог и музыкант. Сама сшила. Не обессудь.

Филизуг остолбенел. Он и правда как-то упоминал, что в музыкальные магазины не завозят футляры для смычков. Но не ожидал, что эта толстокожая женщина способна слышать хоть кого-то, кроме собственного сыночки. Чехол был элегантный, двуслойный, с вышитой золотыми нитками виньеткой «Ф.А.И.» Филипп Андреевич обнял Дарью Сергеевну. На глаза навернулись крупные слезы.

– Спасибо, мама.

– Ну что ты, сынок… все будет хорошо. – Она погладила его по волосам широкой и натруженной ладонью.

Славочка опять почувствовал себя неловко. Загруженный репетициями и концертами, он снова не успел никому приготовить подарки.

– А давайте сыграйте квартетом, – вдруг предложил он. – «Зиму» Вивальди! Костян, вставай, обормот пьяный!

В каком-то эпическом порыве все вскочили, набросили на себя одежду, взяли инструменты и шумной компанией двинулись на Арбат. Возле театра Вахтангова было людно, группа акробатов на ковре показывала номера. Мужчины выстроились, сверили инструменты, подтянули Костику под попу ящик из-под шампанского, что-то обговорили под руководством Филизуга и вступили. С первых нот вокруг играющей четверки появились парочки, потом компании, и через несколько минут музыкантов обступила толпа, завороженная глубоким и симфоническим звучанием Вивальди. Горели фонари, шел снег, Дарья Сергеевна безуспешно пыталась прикрыть шарфом расхристанного Славочку. Катюша, замерев, зажав губами кусочек пушистой варежки, смотрела, как взлетают смычки, как рдеют щеки и мечется на ветру отросшая шевелюра ее брата, как вдохновенно запрокидывает голову и прикрывает глаза Антон, как уходит в себя и становится абсолютно отрешенным Костик в шутовском кафтане Деда Мороза, как учитель со странной кличкой Филизуг дирижирует головой и одновременно скользит по грифу изящными и покрасневшими от мороза пальцами. Как толпа взрывается аплодисментами и восторженными криками, требует на бис, не отпускает, окружает в кольцо, и новогодняя выходка превращается в полноценный часовой концерт.

– Всем срочно водки! – командовал протрезвевший Костик, когда они, хохоча и подпрыгивая, возвращались домой. Напоследок он успел пробежаться вокруг зрителей с красной шапкой и собрать неплохой гонорар.

– Это мой самый счастливый Новый год, – шепнула Катюша Антону.

– И мой, – ответил он. – Выходи за меня замуж.

– Я же школьница. – Она засмеялась.

– Я дождусь. – Он незаметно для Дарьи Сергеевны нагнулся и чмокнул ее в ямочку на щеке.

– Я все видел, – погрозил Славочка.

– Прошу руки твоей сестры, – парировал Антон.

– Братан, ты – единственный в этом мире, кому я могу ее доверить, – серьезно сказал Славочка, и они обнялись, хлопая друг друга по спинам.

Дома пили горячий чай вперемешку с водкой.

– Ты заметил, как он вывел стаккато, какая пошла вибрация, как ожили арпеджио, – шепнул Славочка Костику, кивая в сторону Антона.

– Жаль, что Варфоломей не слышал, – задумчиво ответил Костик. – Интересно, что бы он сказал?

Под утро Антон с Костиком уехали в общагу, Дарья Сергеевна с Катюшей ушли на квартиру, которую сдал им на неделю Шадгиз, Славочка остался у Филизуга.

– В этом году ты покинешь меня, – констатировал Филипп Андреевич.

– Фил, что за бред? Что за декадентские настроения? Просто ты привык держать меня на поводке. А я уже не щенок, – ответил Славочка, сладко растягиваясь на заваленном подарками диване.

Глава 20

В новом году Филизугу дали квартиру. Он набрал больше учеников, чтобы обставить ее и произвести на Славочку впечатление. Но с каждым днем чувствовал, что теряет силы. Лечиться Филипп Андреевич не любил, полагал, что это возрастное недомогание, и со временем все пройдет. Иван Захарыч организовал репетиции Славочки с московским симфоническим оркестром. Филизуг позвонил Сайгонскому и попросил официально назначить его Славочкиным педагогом.

– Ты что, хочешь поссорить меня с дирижером? – возмущался Иван Захарыч. – Знаешь, чего мне стоило убедить их начать работать с неизвестным музыкантом? Пацаном, студентом? Учи его сколько влезет вне официальных репетиций, зачем лезть на рожон?

Но Славочка уже стал неуловимым. Не выходил на связь, не являлся в условленное место, не звонил. Осенью Филизуг встретился с бывшим своим поклонником, врачом-гематологом. Тот встревоженно покачал головой и положил музыканта на обследование в кремлевскую больницу. У Филиппа Андреевича диагностировали рак крови четвертой степени. Потянулись невыносимые месяцы химиотерапии. Славочка не давал о себе знать, Филизуг рискнул позвонить в Н-ск. Дарья Сергеевна приехала через три дня. Пришла в больницу с полными сумками лоточков, баночек, пакетиков с едой, сладостями, соленьями. Филипп Андреевич дал ей ключ от новой квартиры в Крылатском. Она ездила к нему каждый день, меняла белье, покупала фрукты, кормила с ложечки. Филизуг угасал.

– Мама, я хочу увидеть Славика, – повторял он бесцветными губами.

– Филипп, через две недели его первый сольный концерт. Ну афиши уже по всей столице. Хочешь, чтобы он сорвался? Я даже не звоню ему и не говорю, что живу в Москве. Зачем беспокоить? Отыграет, и тут же ему сообщу, даю слово.

– Этого концерта не было бы без меня… – стонал Филизуг.

– Ты много дал ему, Филипп, это правда. Но и взял сполна, чего уж там. – Голос Дарьи Сергеевны стал железным.

– Я хочу его послушать. Достаньте мне билет, пригласительный. Сайгонский, гадина, игнорирует, не берет трубку.

Дарья Сергеевна не выполнила обещание. На концерт Славочка