Капля духов в открытую рану - Катя Качур

он всегда казался странным: неглупым, даже привлекательным, но без той безусловной, как у Скалы, искры, которая рождает в ответ отток мозга из черепной коробки в живот.

– Вот за что я люблю журналиста и телеведущую Анастасию Кречетову, так это за хороший аппетит и устойчивость к алкоголю, – подытожил Нехорошев, когда на дне бутыли показалась лысина.

– Вторую я не осилю, – сказала Ася. – Разворачивай культурную программу, иначе усну.

– Ну раз хляби небесные отменили нам шашлыки и обнимашки в лесу – погнали обратно в Москву, в кино. А по пути я завезу тебя в одно место.

Они снова неслись по мокрой трассе, заплаканный лес в боковом стекле летел навстречу. На еле заметном повороте Нехорошев затормозил и свернул на узкую грунтовую дорожку, окруженную корабельными соснами. Дорожка уперлась в маленький, почти игрушечный отель с кукольной территорией, выложенной терракотовой плиткой, альпийскими горками и туями с крошечными пахучими шишками. Приветливая хозяйка вышла показать свой отель. В холле пахло дорогим кофе, на первом этаже был бассейн с морской водой, сауна с можжевеловыми ветками, несколько массажных комнат. По винтовой деревянной лестнице – наверху – располагались номера. В один из них хозяйка провела гостей:

– Оставлю вас пока здесь, подумайте, обсудите, если решите остаться или приехать в следующей раз – скажите Лене на ресепшне, всего доброго!

Ася подошла к окну. Высоченные ели тянулись смолистыми лапами к подоконнику. За ними не было видно неба.

– Здесь должны жить гномы. А в зачарованном лесу стоять замок, – вздохнула она.

– Больше всего на свете я хочу провести здесь ночь с тобой, – сказал Нехорошев.

Ася не ответила. В ее молчании чувствовалась усмешка. «Трепло. Скала бы давно начал действовать», – мучительная обида на Ивана вновь прошлась мурашками по спине.

– Поехали, в кино опоздаем. – Она развернулась и пошла к двери.

Нехорошев был зол на себя, на Асю, на дождь, на конец выходных. Он вдавил педаль газа и остервенело вцепился в руль. На шоссе они выскочили с визгом, пробуксовывая на скоростном повороте. К вечеру машин на трассе стало заметно больше, все стягивались к Москве. «Нелепый, никчемный день», – пронеслось у Аси в голове. Небо рыдало, темнело, Нехорошев разогнался до двухсот пятидесяти километров в час.

– Луна, говоришь, главная? – Он явно вел какой-то внутренний монолог сам с собой и выдавал Асе лишь его обрывки. Она не отвечала.

Внезапно длинная оранжевая фура, которую он собирался обогнать, издала странный всхлип, резко вильнула носом в сторону, поскользнулась, развернулась и, перегородив трассу, боком забуксовала по мокрому асфальту. Несущийся впереди них черный «Мерседес», с которым Нехорошев играл в догонялки, с визгом влетел под арку между задними и передними колесами фуры, сдирая по пути крышу и череп водителя. Ася закричала, срывая горло, подушка безопасности больно выстрелила ей в лицо и грудь, рот наполнился соленым вкусом, сознание дало вспышку и отключилось.

Очнулась она под рев сирен «Скорой помощи» и милиции. Нехорошев и седой человек в белом халате тащили ее с переднего пассажирского сиденья. Она застонала, тупая боль в пояснице не давала высвободиться от лопнувшей подушки и ремня безопасности. Нехорошев подставил шею, она обхватила его и медленно вылезла из машины. Новенькая «Вольво» полулежала на боку в кювете на огромной куче строительного мусора. Андрей взял Асю на руки и отнес к спиленным веткам, наваленным неподалеку. Врач «Скорой» прощупал позвоночник, попросил подвигать пальцами ног.

– Где болит?

– Вот тут ломит, – показала она на крестец.

Он еще раз прошелся пытливыми пальцами по ее телу. Ася медленно встала, сделала несколько шагов.

– Думаю, просто ушиб, шок, язык вот себе прокусила. В больницу нужно обратиться, сделать рентген. В рубашке родилась, молодец. Ну, сами разбирайтесь, ребята, здесь без вас праздника хватает.

Доктор встал, пошел по направлению автомобильного месива, рядом с которым в жутко ровный ряд санитары выкладывали на асфальт все новые тела, застилая их посмертной темно-зеленой пленкой.

– Не смотри туда. – Нехорошев взял ладонями ее лицо и отвернул от дороги. – Смотри на меня.

Он уткнулся носом в ее нос. Его радужки, на тот момент одного оттенка с погребальной пленкой, слились в единое бездонное око, ободранные щеки пахли кровью.

– Вот если бы ты сейчас не выжила… Или нет, если бы я сейчас не выжил, и ты бы пришла с кучей нашего останкинского сброда на мои похороны, увидела бы, как мой гроб выносят из церкви, и удивилась бы, какой он, то есть я – маленький, как я мог уместиться в этот гроб. Как нелепо смотрится рядом с моей улыбающейся фотографией этот черный бархат с красными рюшечками. Как плачут мои родители, как Анька-редакторша кладет мне в ноги красные гвоздики, а этот твой дружок Макс говорит какие-то общие слова, поглядывая на тебя похотливым глазом.

– Макс мне больше не дружок.

– Не перебивай. Ты бы положила мне в гроб две конфетки – халву в шоколаде, которые я покупаю тебе всякий раз, когда мы пьем чай в пресс-баре. К тебе подошла бы моя мама и сказала: «Асенька, он так тебя любил, так страдал, так мучился». И ты бы залилась слезами, потому что ты думала, что этот лох просто не знает, чего он хочет. А этот лох, оказывается, безумно тебя любил, бредил тобой, мечтал о тебе. И ничего тебе не говорил…

– Андрей…

– Не перебивай. И ты бы увидела, как мой холодный лоб целует красивая незнакомая женщина, а с ней рыдает девочка… Это моя бывшая жена и дочка.

– У тебя есть дочь?

– И ты бы подумала, что тысячи мужчин были женаты, у тысячи тысяч есть дети, и это не мешает им признаться в любви при жизни, а не ждать, когда твой рот зальют воском и ты ни хрена не сможешь сказать!

По щекам Нехорошева, пробивая себе дорожки в прилипшей крови, лились слезы. Ася размазывала их грязными ладонями, прижималась губами к его глазам, рыдала, дрожала от холода, бесконечного ледяного дождя и запаха чужой смерти.

– Ты выйдешь за меня замуж, родишь мне сыновей. Будешь покупать мне носки. Мы посадим пальму. Ты проведешь шаманский обряд. Все будет как надо. С луной я договорюсь.

Он резко отпрянул, подбежал к гаишнику, что-то громко стал ему объяснять, совать купюры из намокшего кармана. Затем они оба вернулись к машине. Начали подкладывать ветки под колеса, Нехорошев сел за руль, завелся и после нескольких попыток, дергаясь взад-вперед, выехал из кювета на шоссе перед местом аварии. Гаишник помог развернуться в обратную от Москвы сторону. Нехорошев пожал ему руку, выбежал из