Трудная миссия - Николай Харламов

В залитой кровью Европе народы вели борьбу с гитлеровской машиной подавления. Сотни тысяч патриотов различных стран с надеждой прислушивались к звону русского оружия, стремились сбросить с себя фашистское ярмо. На этом фоне честолюбивые притязания многих экскоролей и экс-премьеров, не учитывавших новые реальности, были порой смешны.

Разобраться в этом бурливом водовороте противоречивых устремлений и интересов - задача далеко не из легких.

Для поддержания контактов с эмигрантскими правительствами Президиум Верховного Совета СССР учредил специальное посольство во главе с А. Е. Богомоловым.

"Красный профессор", философ по образованию, Александр Ефремович был очень тактичным и скромным человеком.

У нас с ним сложились хорошие деловые и даже дружеские отношения. Богомолов был немногословен: он больше любил слушать. Таким он и запомнился мне. Как и Майский, он много делал для развития внешних связей вашего государства, для укрепления антигитлеровской коалиции.

Уже в первые месяцы войны Советский Союз восстановил дипломатические отношения с Чехословакией и Польшей, заключил с ними соглашения о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии. Дипломатические отношения были восстановлены также с Норвегией. Наше правительство оказывало всемерную помощь югославскому народно-освободительному движению, к которому, как известно, враждебно относились западные союзники, в том числе Англия, предлагавшая подчинить это движение военному министру королевского эмигрантского правительства.

Летом и осенью 1941 года происходило сближение с движением "Свободная Франция", которое возглавил генерал Шарль де Голль, находившийся в Лондоне. Хотя это движение и не представляло всех антифашистских сил Франции, но это была единственная легальная организация французов, которая боролась на стороне союзников против Гитлера и находилась не на оккупированной врагом территории. Де Голль выразил желание установить прямой контакт с Советским правительством и обменяться представителями, что нашло положительный отклик у советских руководителей. В сентябре 1941 года на этот счет в Лондоне состоялись переговоры, в результате чего правительство СССР официально признало Национальный комитет "Свободная Франция" (с июля 1942 года - "Сражающаяся Франция").

Мне нередко приходилось встречаться со многими главами эмигрантских правительств. Да это и понятно. Ведь вся дипломатическая жизнь в Лондоне проходила, можно сказать, на небольшом пятачке.

Часто я видел главу польского эмигрантского правительства генерала Сикорского, высокого, представительного человека с седыми висками. Держался он по отношению к нам надменно. В то время как Красная Армия продолжала отбивать многочисленные атаки гитлеровских полчищ, польское эмигрантское правительство все более увязало в междоусобице, предавало интересы польских патриотов, которые стремились к единству в борьбе с врагом. К тому же эмигрантское правительство пыталось осложнить отношения СССР с Англией, фабриковало всякого рода провокационные материалы и в некоторых из них прямо смыкалось с гитлеровской пропагандой.

Особняком держался в эмигрантской колонии югославский король Петр II. Он был еще совсем молодым. Помнится, в крупнейшем соборе Лондона - Святого Павла было устроено богослужение по случаю дня рождения этого монарха, находящегося в изгнании. Дипломатический этикет требовал и моего присутствия.

У меня сложилось впечатление, что сам Петр не занимался политической деятельностью. Он и его правительство были страшно далеки от жизни страны, от героической борьбы народа против гитлеровских захватчиков. И это предопределило крах монархии. Между тем в стране создавались Народно-освободительная армия и народная власть. Осенью 1942 года в городе Бихач состоялась сессия общеюгославского органа - Антифашистского веча народного освобождения Югославии (АВНОЮ). А через год на второй сессии АВНОЮ конституировалась как верховный законодательный орган Югославии. Был образован и первый исполнительный орган народной власти - Национальный комитет освобождения Югославии во главе с Иосипом Броз Тито.

В Лондоне вынужден был жить норвежский король Хокон VII. Когда гитлеровцы напали на Норвегию, он призвал народ дать отпор врагу. Король отверг притязания коллаборационистов, требовавших от него отречься от престола. Но положение его в эмиграции было незавидным:

монарх, по существу, без подданных. И все же он оставался каким-то самобытным: веселым, добродушным, я бы сказал, остроумным. Как-то на одном из приемов я спросил у него:

- Какие новости из вашей страны? Как вы смотрите на перспективы освобождения Норвегии?

Он улыбнулся и ответил в своей обычной шутливой манере:

- Я не сомневаюсь, что Красная Армия освободит Норвегию. Но вот вопрос: буду ли я королем...

Мне оставалось только напомнить, что выбор формы государственного правления - сугубо внутреннее дело страны.

Колоритной личностью лондонской эмиграции был, конечно, де Голль. Даже внешне он выглядел приметно: высокого роста, массивный, с гордо посаженной головой и умными, проницательными глазами. Этот человек упорно шел к своей цели.

Де Голль мне запомнился особенно хорошо, так как бывал частым гостем нашей миссии. Да и обоих посольств.

Он искал нашей поддержки, поскольку понимал, что только совместно с Россией (иначе он не называл Советский Союз) дорогая его сердцу Франция сможет одержать победу и, освободившись от позора поражения, обретет свое былое величие. Он охотно делился своими горестями с русскими еще и потому, что далеко не всегда встречал взаимопонимание со стороны англичан и американцев.

Я уже говорил, что далеко не все, даже самые проницательные, военные и государственные деятели Европы верили в конечную победу Советского Союза. Де Голль верил с самого начала. После нападения Гитлера на Советский Союз он предпринял решительные шаги, чтобы установить контакты между "Свободной Францией" и Советским правительством. Его представитель в Турции Жеро Жув навестил нашего посла в этой стране С. Виноградова и эаявил, что де Голль хотел бы направить в Москву двухтрех своих представителей. Дело в том, заявил Жув, что, по мнению генерала, у Советского Союза и Франции, как у континентальных держав, много общих интересов, отличных от англосаксонских стран.

Я присутствовал на встрече И. М. Майского с де Голлем 27 сентября 1941 года. Де Голль вошел в кабинет советского посла, как всегда, очень сосредоточенный. В кабинете стало как бы тесновато от его массивной фигуры.

И. М. Майский вручил генералу письмо, в котором говорилось, что правительство СССР признает его "как руководителя всех свободных французов, где бы они ни находились, готово оказать им всестороннюю поддержку и обеспечить после победы полное восстановление независимости и величия Франции".

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});