Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков

за стрельба?..» Ну, кто-то из наших не выдержал и выстрелил по нему… А барон сразу же бросился в чащу и исчез… Ранен он или просто где-нибудь скрывается, ни черта не известно… – рассказывал возбужденный Евфаритский.

– Ну а кто же принял командование?

– Да пока никто, – отвечал главарь заговора.

– Маркову нужно принять. Он командир полка.

Поехали к Маркову, который с полком тянулся в одной дивизионной колонне. Марков сначала наотрез отказался принять командование, но, когда ему заговорщики рассказали картину бегства барона и намекнули на его арест, он согласился.

В это время к группе офицеров подъехал доктор Рябухин, которому было предложено убить Бурдуковского. Доктор изъявил на это горячее желание, стрелой поскакал к Бурдуковскому… любезно поговорил с ним и отъехал в сторону. У доктора не хватило духа.

Дивизия же продолжала двигаться, не зная куда и зачем, но чувствовалось всеми что-то большое, а потому люди ехали молча и мрачно. Дивизия переживала жуткий момент.

Есаул М. подъехал к Бурдуковскому и спросил его:

– Куда мы идем?

– Не могу знать. Все едут, и я тоже, – растерянно ответил тот.

– А где начальник дивизии?

– Я тоже не знаю. Я вот с быками еду, – объяснял, разводя руками, забайкальский «квазимодо».

Дивизия вышла на открытое место, где не было ни одного дерева и которое молодая луна смутно освещала потоком своих слабых лучей. Колонна остановилась. Полки оказались в голове и в хвосте, посредине обоз, артиллерия и пулеметные команды. Часть Монгольского полка с Ачаировым также оказалась в дивизионной колонне. Остальные же монголы бежали. Сумрачен был командир батареи Дмитриев – офицер из солдат, малограмотный и бароновский наушник. Человек, из-за которого погибло немало людей. Он смотрел волком, но молчал и ехал со всеми.

Прошло полчаса. Дивизия стояла и не знала, кто ею командует и что будет дальше. Переворотные 3-я и 4-я сотни вышли на бугор и там рассыпались цепочкой, как бы заняв позицию против красных и… против барона Унгерна.

Заговорщики пока решили произвести чистку. Они группой приехали в красную сотню, которой командовал штабс-капитан Белов, арестовали его и Перлина, связали им руки и бросили в одну из арб. Сотню штабс-капитана Белова принял доблестный и примерный офицер, хорунжий Псиол, который был в этой сотне на должности младшего офицера. Нужно было покончить с главными палачами – Бурдуковским и Бушмакиным, которых решили поручить пулеметчикам с военным чиновником, амурцем Павлом Федоровым. Последнему приказали, что, как только к пулеметчикам подойдет Бурдуковский, – «Руби!».

Пулеметчики вышли на бугор и остановились там, напоминая своим смутным очертанием группу начальников, осматривающих позицию. В это время есаул М. крикнул по колонне: «Бурдуковский!»

– Я! – ответил последний и подошел к есаулу.

– Иди, тебя зовет начальник штаба.

– А где он? – спросил «квазимодо».

– Да вон, видишь, на бугре стоит?

– Ну, так я сейчас на коне…

– Да не надо коня. Иди скорее так, – решительно говорил ему М.

Бурдуковский, спеша и задыхаясь, побежал на бугор. М. ехал позади его, держа наготове револьвер. Бурдуковский подбежал к пулеметчикам, увидев, как блеснул над его головой клинок Федорова, крикнул: «Меня-то!» и повалился на землю. Федоров снес полчерепа унгерновскому палачу. Очередь оставалась за Бушмакиным. Есаул М. поехал разыскивать его и нашел этого второго палача в обозе, при бароновских вещах.

– Бушмакин! – крикнул ему М.

– Ну чего там, – ответил тот и лениво подошел к М., держа руку на рукоятке маузера.

– Бушмакин, ты арестован, – резко сказал ему есаул.

– Меня только «дедушка» может арестовать, – запальчиво бросил тот и стал вытягивать из кобуры револьвер.

Видя это, есаул ударил его по руке, вырвал маузер и яростно крикнул:

– Иди, сволочь кровавая! – и, выхватив клинок, снес ему череп.

Есаул был взбудоражен, с ненавистью смотрел, как лилась кровь из головы убитого, и вытирал о траву шашку… Вдруг весь лагерь вздрогнул и замер.

Зычный баронский голос потряс тишину летней ночи.

– Бурдуковский, Ачаиров, Марков!!! – гремело по лощине и гулким эхом отдавалось в горах.

И жуткий страх овладел всей дивизией, и самые храбрые из бойцов задрожали и растерялись. Некоторые, во главе с начальником штаба полковником Островским, залезли под телеги, многие уткнулись лицом в траву, и гробовая тишина наступила в предгорной долине, даже лошади перестали фыркать и заострили свои уши.

Барон вихрем промчался на лошади, и его громкий голос продолжал бить в барабанные перепонки перепуганных людей… Есаул М. также растерялся, с трудом поймал лошадь и тихо поехал разыскивать Евфаритского. Он подъехал к пулеметной команде… Барон же продолжал скакать вдоль колонны и кричать:

– Бурдуковский! Бурдуковский! – пока в ответ не прорезал ночную тишину иронический голос:

– Бурдуковский пошел к начальнику штаба!

Люди постепенно приходили в себя, и, когда Унгерн кричал: «Сволочи, куда идете? Что делать будете на востоке?..» – в колонне уже кое-кто невнятно бормотал ругательства.

А барон все еще кричал:

– Бурдуковский, Ачаиров, Марков!!!

Он ездил вдоль колонны, пока не наткнулся на командира батареи Дмитриева.

– А, и ты тоже! – заорал он. – Старый дурак, куда поехал?..

– Не могу знать, ваше превосходительство… Все идут, и я тоже, – растерянно прохрипел Дмитриев.

– Поворачивай обратно, старый черт, – приказал ему барон и поскакал к полку.

– Садись! – подал команду артиллеристам Дмитриев.

Батарея начала заворачивать.

Есаул М. подскочил к нему.

– Не сметь! Оставаться на месте! – крикнул он.

– Мне начальник дивизии приказал, – угрюмо прохрипел Дмитриев и продолжал отдавать приказания.

– Оставаться на месте, я вам приказываю! Я начальник дивизии! – резко бросил ему М. и, видя, что батарея уже уходит, приказал пулеметчикам навести на нее пулемет.

– Ленту заложить, господин есаул? – спокойно спросил урядник.

– Заложи и, если батарея не займет старого места в колонне, открывай огонь!

– Слушаюсь! – сказал пулеметчик, вложил ленту и навел пулемет на батарею.

Артиллеристы остановились и соскочили с лошадей.

Есаул М. поехал разыскивать офицеров, и в этот момент перед ним выросла конная фигура барона Унгерна. Луна вышла из облаков и на мгновение осветила его лицо. Оно было страшно. Безумные глаза светились, блестели, один ус был опущен вниз, другой поднялся вверх… Барон сидел в седле без подушки; лошадь его била копытом землю. Есаул М. осадил коня, а барон уже кричал:

– А ты что здесь делаешь, слепая курица? Ташура захотел?

– Ваше превосходительство, – забормотал тот в ответ, потом приподнялся на седле, выхватил револьвер, направил его на Унгерна и спустил курок.

Осечка! Барон увидел это. Он моментально поднял на дыбы кобылу, повернул ее на задних ногах и скакнул в темноту. Вслед ему загремел есаульский выстрел… Потом другой, третий, четвертый, пятый… Барон Унгерн уже скрылся, а по нему защелкали ружейные выстрелы и несколько раз