Родишь мне сына (СИ) - Яблонская Альбина

Я нес собаку через коридор и глазами бросался на каждый белый халат. 

— Вы к кому? — спросила девушка с квадратными глазами.  

 А я весь в крови, с полумертвым доберманом наперевес. И ору на нее словно бешеный: 

— РАНЕНЫЙ ПЕС! ЕЙ СРОЧНО НУЖНА ОПЕРАЦИЯ! ЗОВИТЕ ХИРУРГА! 

Я распугивал людей с переносками, в которых ежились котики, собачки, крохотные йорки и прочая бесполезность. Но единственное, о чем я думал — только бы она жила, только бы моя собака выжила. Я был виноват, я был так виноват перед ней. Перед ними обеими. И перед Марлой, и перед Ланой.  

Теперь я просто обязан сделать все ради этой чертовой псины. Я расшибусь в лепешку, сломаю кому-нибудь руку и дам любую взятку — только бы она жила. Только бы ее сердечко снова билось. Не утихло. 

— Что произошло? — выскочил какой-то парень моих лет. Но только щуплый, невысокий, с глупой копной на башке. — Кто вы такой?! 

— А ТЫ КТО, СУКА, ТАКОЙ?! 

— Да я директор клиники! — визжал он на того, кто мог свернуть ему шею одним мизинцем. — А вы тут чего кричите?! 

Я схватил его левой рукой за шиворот и придавил к стене: 

— Видишь эту собаку?! ВИДИШЬ?! 

— Да что вы себе позволяете?! — Он извивался, словно уж на сковородке, и не мог понять, как крепко он влип. И выход только один — спасти это животное. Только так. 

— ЭТА СОБАКА РАНЕНА! 

— Ранена?! Огнестрельное ранение?! 

— Да, умник! Огнестрельное ранение! И ты должен вытащить пулю! Сейчас же! 

— Но по правилам, я должен сообщить в полицию... 

— Тебе нужна полиция, сынок?! Полиция нужна?! Да я сам лейтенант ФСБ! — При этих словах я вытащил из пиджака чужую корочку. — Лейтенант Максим Варламов! Всем на выход! НА ВЫХОД, Я СКАЗАЛ!  

Кошатники, собачники, владельцы крыс — все они слились в одну дружную давку и бились за возможность выбраться из здания первым.  

Я должен был что-то делать. И если ради счастья Ланы мне придется выдавать себя за эфэсбэшника — плевать. Я пущу в ход все, только бы это сработало. Только бы она не умерла. 

— О боже... — побледнел главврач. — Какой кошмар. Неужели вы из ФСБ? 

— У тебя что, глаза повылезали, а?! Удостоверение в упор не видишь?! 

Он протянул к документу руку и пытался рассмотреть мою фотку, но я заломил эту самую руку ему за спину и проорал на ухо: 

— ОНА СЕЙЧАС УМРЕТ ИЗ-ЗА ТЕБЯ!  

— Нет, прошу! Отпустите, мне больно! 

Но я продолжал убеждать придурка, что он должен это сделать. 

— СОБАКА БЫЛА РАНЕНА ПРИ ИСПОЛНЕНИИ! 

— При исполнении?! Ничего себе... 

— ОНА ЗАЩИЩАЛА САМОГО ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА! ПОНИМАЕШЬ?! ВИЦЕ-ПРЕМЬЕРА, БЛЯДЬ! ПОЙМАЛА ПУЛЮ ВМЕСТО НЕГО! 

— Хорошо, хорошо! — молил он разжать наконец руку. — Я все понял, все понял! Но я не могу ее прооперировать! 

— Почему?! Какого хрена?! 

— У нас... — дрожал у него голос. — Понимаете, мы элитная клиника, к нам записываются заранее. Операционная занята. У нас... — заикался врач при виде моей краснеющей морды со шрамом, — у нас запись... расписана... на три... месяца... 

У меня просто не было выбора. Он меня реально вынудил. Другой дороги не было. 

Я вытащил пистолет и сказал: 

— Ты что, мудила... хочешь, чтобы к тебе с Лубянки позвонили? С Лубянки хочешь визит? — Я направил ему ствол в лицо, чтобы объяснить все максимально ясно: — Если эта собака умрет... ты тоже умрешь. Тебе это понятно?  

— Г... господи... — заикался врач. — Прошу, не... надо. 

— У тебя есть семья? Есть жена? Детишки? 

— Д... д-да... у нас есть дочка. 

— Сколько ей лет? Уже большая? 

— Ей восемь... скоро будет... 

Хирург дрожал и не сводил своих выпученных глаз с пистолета. Но я не хотел идти на крайности. Просто мне нужна гарантия. 

— Ты бы не хотел, чтобы дочь умерла? 

— Нет... — чуть ли не плакал он. — Нет, что вы? Прошу... 

— Тогда представь, что эта собака — твоя дочь. Не дай ей умереть. Марла должна жить. 

В ту минуту я понимал, что делаю нечто важное. Что-то по-настоящему хорошее и доброе. Да, я делал это по-своему и со стороны можно подумать, будто это ужасно. Но я в принципе был ужасен, такова моя натура. По-другому не умею. А вот собаку жалко. Лану жалко. Я не могу их потерять и пойду на все ради их тандема. 

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Так, народ! — пришел в себя врач и начал стаскивать персонал. — Нам нужно бросить все силы на эту собаку! Внимание! Марла должна выжить! Она ранена, теряет кровь! Нам надо срочно ее реанимировать! Любые кастрации, стерилизации подождут! Бросьте все дела, закройте прием — вы все мне нужны в операционной! Живо! 

Все вокруг засуетились, забегали. Звенели инструменты, капельницы. Кто бежал с какими-то ампулами, кто нес пакет плазмы в руках, а кто-то помогал мне уложить уже почти бездыханную Марлу на стол. Большой и холодный. Отсюда она или уйдет живой, или останется навечно. Судя по всему, шансов было мало.  

Люди в белых халатах щупали ее, светили в черный глаз фонариком, но она не реагировала. Время шло на минуты. Никто не мог сказать наверняка, получится ли у нас. Вернется ли она к нам, в этот мир. Или уже слишком поздно. 

— Так, — командовал главный, — брейте шерсть. Вот тут. Обработайте... Скальпель... Зажим... Я не вижу, где вышла пуля — ищите, ну же!  

Я выдохнул и отошел в сторонку. Все, что было в моих силах, я сделал. Теперь оставалось ждать чуда. Уверен, этот парень знает свое дело, он справится. Обязательно справится. 

— Продолжайте массировать сердце... — долетало сквозь тяжелые мысли. — Откачайте кровь... Зажмите вот здесь... Хорошо... Падает пульс — еще один укол...  

Я все это время стоял и молча смотрел, как Лана держит Марлу за лапу. Она сидела на полу возле стола и держала ее за лапу, будто поддерживала. Будто не хотела отпускать в собачий рай. До последнего вздоха.  

И я ей завидовал. Нет — не Лане. Ее собаке. Марле... Я бы безумно хотел, чтобы кто-то меня вот так держал крепко за руку и не отпускал. Ни на мгновенье. 

Когда-то я точно так же лежал овощем. 

Происходящее вернуло меня в прошлое. Я вспоминал, как все произошло... 

Я был в спецназе. Элитное подразделение. Нас бросали туда, где надо решить проблему. Практически любую. Один наш отряд мог обезвредить целую базу, не говоря уже о точечных ударах.  

Моя работа — быть снайпером. Безотказной надежной машиной для отработки целей. Для таких, как я, не существует плохих и хороших людей. Все это только цели, которые делятся на трудные и легкие. Вот и все. Вот и вся моя философия. Мне говорят — я выполняю. Приказы никогда не обсуждались. Никогда. Я никогда их не нарушал, и мне казалось, меня ценят. Я ставил интересы государства выше собственных. Мне просто хотелось служить своей стране и быть ее бесславным героем. 

Но однажды все закончилось. 

Меня ранили. Пуля угодила прямо в лицо. Это была ответка от другого снайпера, он знал, где я залег — нас кто-то сдал. Среди нас был предатель. И меня прошило этой блядской пулей, просто чудом не убило. Я был сильным, смог выжить и хотел вернуться в строй — нужна была лишь операция. Много операций, чтобы собрать меня по кусочкам... Но стране я оказался не нужен. 

Меня бросили в больнице, словно мусор. Подразделение ликвидировали. Я оказался последним из выживших — у всех моих товарищей судьба была еще ужасней. Все погибли, до последнего. Я был единственным. Но какой в этом толк, если по бумагам тебя нет? Официально я никогда и нигде на работал.  

Нет ни стажа, ни навыков обычной жизни. Ни законных выплат — ничего. Я находился между небом и землей, как эта собака на столе. Мне пришлось карабкаться самому, начинать все с нуля. И помог мне в этом Шварц.  

Именно он меня поставил на ноги. Он обеспечил меня работой и нашел моим талантам отличное применение. Я был ему обязан, он дал мне все, чего я хотел... Но теперь он же и хотел отнять у меня самое дорогое. 

И мне плевать на принципы — порву эту тварь на куски. Он за это дорого заплатит.