Уходила юность в 41-й - Сонин Н. Т.

Вскоре над нашими боевыми порядками появился самолет-разведчик. Снижаясь

до верхушек деревьев и снова взмывая, «костыль» выискивал расположение наших

батарей. Но тщетно — они надежно укрылись в лесной чащобе.

Под вечер наше охранение задержало группу незнакомых бойцов во главе с

лейтенантом. Усталые донельзя, они еле держались на ногах. На каждом — повязки,

грязные, заношенные, в пятнах засохшей крови. Командир взвода Козлихин бросился к

ним:

— Откуда вы такие?

— Оттуда, где ты не был, — сострил один из них, поправляя бинт на шее.

— Извините, товарищи раненые. Но если всерьез. Спрашиваю по долгу службы.

— Ну, коль ты такой серьезный, то мы из 21-й армии. Из-под самого Гомеля

третьи сутки топаем. Там такое пекло! Нас германец чуть на тот свет долечиваться не

отправил. Госпиталь начисто расформировал!

— Помолчи, Семченко! — оборвал разговорчивого бойца лейтенант. Он

перебинтовывал ногу, обутую в... лапоть. — Где мы, старший сержант? Далеко ли до

ближайшего госпиталя?

Услыхав объяснение Козлихина, боец с бинтом на шее удивленно присвистнул:

— От так пример! Идем в тыл, а, выходит, на другой фронт попали!

Лейтенант коротко рассказал, как к госпиталю, где [98] они находились,

неожиданно прорвались фашистские танки. Было, конечно, не до эвакуации. Кто мог,

пошел на восток, но там натолкнулись на вражескую мотопехоту. Повернули сюда, на

юг. Фашисты преследуют по пятам.

— А у вас тут даже надежных заслонов не встретили, — с горькой усмешкой

заметил он.

Было над чем задуматься, но когда я доложил об этом разговоре командиру

дивизиона Бабенко, тот, к моему удивлению, ответил:

— Не паникуй, комбат. Начальству видней, шо робыть!

Ночью тревога не улеглась. За Днепром, в Лоеве, непрестанно взлетали ракеты,

часто постреливали. А слева полыхали далекие зарницы, слышалось отдаленное

расстоянием тяжелое громыхание. Значит, думалось, живет наш Киев, нерушимо стоит

и борется!

Утром старший на батарее Нетреба по телефону сообщил, что одному из

тракторов срочно требуется ремонт. Я распорядился, чтобы старший сержант

Дегтяренко немедленно отправлялся в Репки — местечко, где расположились

корпусные тылы. Это километрах в двадцати.

Противник вроде не проявлял активности. Лишь надоедливый «костыль» кружил

над лесом. Но в полдень ошарашило нас неожиданной новостью. Возвратился

командир взвода Дегтяренко. Взбудораженный и растерянный, он поспешил доложить:

в Репках — немцы, на танкетках и мотоциклах!

Позвонил в дивизион, и Бабенко подтвердил:

— Это точно. Он не врет с перепуга. Еще не такое узнаешь!

К ночи снялись со своих позиций и отправились по дорогам, которыми шли сюда

два дня назад. Рядом плескались днепровские волны. Было прохладно. Истек август, и

осень заявляла о своем приходе.

На рассвете прибыли в Любечь — районный городок, чистенький и уютный. Он

сразу ожил. Любопытные жители собирались у палисадов и охотно завязывали

разговоры с нами.

Миловидная молодая женщина завела речь на певучем украинском:

— Хлопцы, ридненьки, що це таке? Чи то вы наступаете, чи отступаете? Хиба так

войне треба? А, мабуть, [99] нимцам нас оставляете? Так прямо скажить! А мы-то на

берегу так старались! С окопами тими! Бачьте, мозоли яки!

Старик, высунувшись в окошко, закричал:

— Не срамись, Марино! Што ты товарищам кажешь? Они в подчинении и

войсковую службу несут. Нимцев злякалась! Чорта лысого они в Любечи встретят. Иль

забыла, чортова баба?

— Вот тебе, молодуха, и вся инструкция! — поддакнул деду наш политрук.

С политруком мы пошли к околице, где размещался командный пункт полка.

Встретились со своими товарищами-командирами. Лица у них пепельно-серые, взгляды

взволнованные. И командир полка выглядел утомленным, чрезмерно сосредоточенным.

Посмотрел на собравшихся, заговорил:

— Даже судя по отрывочным данным, за последние дни обстановка резко

осложнилась. Дивизионы, в частности второй и третий, действуют, по существу,

самостоятельно. Но боевые порядки стрелковых дивизий не всегда выдерживают свою

устойчивость. Нарушается связь, затрудняется снабжение. Полковник Кушнир, видимо,

подробно ознакомит с нынешней обстановкой. Главное сейчас — повышать

организованность, действовать осмотрительно, особенно, если придется действовать в

подвижной обороне. В непосредственном соприкосновении с противником важно

сберечь материальную часть. Вообще готовить самих себя и личный состав к любым,

самым серьезным неожиданностям.

Что-то, чувствовалось, наш командир недоговаривал. Или, может, только

казалось? Тем временем распахнулась дверь и вошел начальник артиллерии полковник

Кушнир. Он, молодцевато расправив грудь, подошел к столу, поздоровался, сказал

задорно:

— Садитесь, друзья боевые! Запоздал, как видите. Пришлось через реку Остер

перебираться вброд. Сожгли мост подлецы-диверсанты. И исходит отсюда вся ситуация,

которая невыгодно складывается перед нашим корпусом, на правом фланге 5-й армии и,

следовательно, Юго-Западного фронта вообще.

Легким движением Кушнир сбросил с плеч шинель и предстал перед нами в

новенькой гимнастерке с орденом Красного Знамени на широкой груди.

— Какая сложилась, боевые друзья, обстановка? [100]

Враг обрушился с северной стороны на Чернигов, который стойко удерживается

15-м корпусом. Естественно, фашисты нащупывают слабые места и проникают через

боевые порядки наших дивизий. Задача у всех одна — стоять насмерть перед

противником! Он сюда пожаловал, сняв из-под Смоленска свои части и ослабив

наступление на Москву. Эти вражеские силы надо перемолоть и, таким образом, не

допустить их прорыва, сдержать нажим фашистов на главном направлении — к столице

нашего государства!

Полковник Кушнир, заметно волнуясь, вытер лицо платком.

— Секрета, думаю, не составляет и такая дополнительная сложность. Сильный

враг появился не только на севере. Во время отхода за Днепр фашисты танковым

ударом пробили брешь в нашей обороне южнее, у села Окуниново, и теперь

распространяются по левобережью, угрожая левому флангу армии. Эту опасность надо

понять со всей серьезностью как нам, командирам, так и каждому бойцу!

Теперь перейдем к конкретным делам. Как в полку с боеприпасами, горючим?

Сейчас всюду с ними неважно. Значит, надо их изыскивать на месте. Обследовать

склады, базы, железнодорожные станции и речные пристани. Вон в 368-м артполку как

развернулся капитан Цындрин! Словом, первое: искать и накапливать боезапас. Он

очень понадобится, если фашисты полезут на нас, как шакалы. Второе: улучшить

управление своими огневыми подразделениями, маневрировать батареями так, чтобы

не они оказывались под ударами противника, а наоборот.

Обстановка, прямо скажу, из трудных. Но надо сплотить в единое ядро

коммунистов и комсомольцев, чтобы выше держался боевой дух у всех бойцов и

командиров. Время дорого, и вас не задерживаю дольше. По местам!

Недавнее, довлеющее и гнетущее развеялось. И все-таки оставалось что-то

недопонятое и смутное. За Днепром держались и нередко навязывали свою волю врагу,

а когда отошли за такую мощную водную преграду, и на первых порах вроде бы удачно

сложилось у нас с обороной, — вдруг обстановка осложнилась. Что же произошло?

Немало минет времени, пока это все прояснится... [101]

2

5-я армия, возрожденная и умножившая славные традиции своей

предшественницы, доблестно сражалась, громя фашистские полчища под Москвой и на

Смоленщине, освобождая Белоруссию и Литву, высоко пронесла свои боевые знамена

по Восточной Пруссии и по Маньчжурии.