Эволюционизм. Том первый: История природы и общая теория эволюции - Лев Кривицкий

В книге Семёнова приводится информация из работ южноафриканских исследователей Р. Дарта и Р. Брума, в которой отражены итоги междоусобной войны на заре существования человечества. Они потрясают не меньше, чем ужасы гражданских войн в США и России. Практически все черепа ранних предлюдей (австралопитеков) носят следы повреждений, причём эти повреждения аналогичны пробоинам на черепах павианов, на которых они охотились. Подобные следы убийств и искалечений были обнаружены археологами у совершенно разных видов предчеловеческих обезьян. Вот далеко не полная сводка состояния черепов этих видов:

– австралопитек африканский – следы бокового удара;

– плезиантроп – такой же удар;

– другой плезиантроп – удар сверху;

– третий плезиантроп – пролом черепа ударом сверху длинной костью конечности копытного животного;

– австралопитек прометеев – пролом тяжёлым косым ударом по верху черепа, после чего от него была отделена затылочная кость;

– парантроп массивный – пробой кости черепа куском камня диаметром около 5 см, который застрял во внутренней полости черепа и т. д.

Естественно, что при таком образе жизни сообщества предшественников человека выживали крайне редко, они губили себя, по выражению Р. Дарта, в истребительной междоусобной борьбе. Разгром довершали хищники, которые в обычных условиях боялись даже приблизиться к опасным обезьянам. «Антагонизм между гаремной семьёй и стадом, – констатирует Ю. Семёнов, – отмеченный у обезьян, принял у предлюдей необычайно острые формы. Для тех стад, в которых он достиг такой степени развития, что превратился в угрозу для самого существования прелюдей, разрешение конфликта между гаремной семьёй и стадом стало насущной жизненной необходимостью. Конфликт этот мог быть разрешён либо путём разрушения гаремных семей и растворения их в стаде, либо путём распада стада на отдельные ведущие самостоятельные гаремные семьи» (Там же, с. 190).

Сообщества и виды, которые пошли по второму пути развития, вымерли и образовали тупиковые ветви эволюции. Первый путь привёл сообщества к созданию мобилизационный группировок, которые подавили склонность высокоранговых самцов к монополизации самок в гаремах, а вместе с ней и выяснение отношений доминирования с оружием в руках. Растворение гаремных семей в сообществе повлекло за собой и частичное растворение родственных группировок и кланов, хотя последние сохранились и продолжали оказывать существенное влияние на биополитическую жизнь сообществ. Так совершился первый в истории нарождающегося человечества прорыв к равноправию и свободе. Ранее холостые самцы и низкоранговые особи перестали быть особями второго сорта и были допущены к несиловой конкуренции за самок и добытые сообща продукты питания. Жёсткая система доминирования постепенно стала превращаться в охотничью организацию.

Таким образом, потребности биоэкономики, связанные с настоятельной необходимостью создания прочной и охватывающей всех членов сообщества охотничьей организации, вызвали к жизни соответствующие мобилизационные структуры (группировки), которые навели в сообществах биополитический порядок и направили всю энергию составлявших их членов на завоевание дикой природы, получение из неё ресурсов для оптимизации жизнедеятельности.

Благодаря достигнутой промискуитетом свободе сексуальных отношений происходит повышение рождаемости, быстрый прирост населения. Если сообщества обезьян насчитывают десятки или в лучшем случае сотни членов, сообщества предлюдей разрастаются до тысяч, но по мере опустошения определённых пространств они вынуждены дробиться на более мелкие сообщества, откочёвывать в поисках пищи на значительные расстояния. Так возникает импульс к покорению всё более отдалённых пространств, к расселению по всей земле.

Археологи часто пишут о небольших группах первобытных людей, порой забывая, что это же только остатки становищ, сохранившиеся в пещерах. От тех, кто жил вне пещер, не сохранилось остатков, как не сохранилось остатков от деревянных орудий первобытных охотников, всё это разложилось в земле без остатка. Биополитический порядок в сообществах, несомненно, способствовал демографическому росту этих сообществ, успешной биоэкономической работе по собиранию съедобных произведений природы, охоте на крупных, средних и мелких животных.

Рука об руку с биополитикой развивается и биоправо. Уже в сообществах лесных обезьян наибольшее развитие получает право обладания, своего рода ранний предшественник права собственности. По наблюдениям Джейн Лавик-Гудолл, право обладания у шимпанзе возвышается даже над отношениями доминирования. Когда низкоранговая особь добывает кусок мяса, убив мелкого зверя, или находит редкое лакомство, даже высокоранговые особи не пытаются отнять добычу. При этом самые свирепые вожаки забывали на время о своём статусе и поддержании доминирующего положения. Они униженно «выпрашивали» кусочек.

Если взглянуть на проблему биоправа шире, можно сказать, что биоправовую природу имеет всякий делёж добычи в сообществах животных, особенно «общественных». В распределении добычи биоправо базируется на биоэкономике и поддерживается биополитическими средствами. Пища, добытая отдельной особью, присваивается ею по праву обладания и может быть съеденной единолично. Однако по биополитическим «соображениям», частью пищи лучше поделиться с окружающими, зарабатывая себе очки на биополитическом пространстве. Пищей, добытой совместными усилиями нескольких особей, обезьяны делятся безоговорочно и с гораздо большей готовностью, чем добытой самолично. У обезьян встречается и уравнительный принцип дележа добычи, и принцип, при котором львиная доля доставалась лидеру и лидирующей группировке. Нет сомнения, что все эти принципы биоправа действовали и в сообществах предлюдей, и в более поздних первобытных сообществах.

Охотники, отправляясь в долгий и опасный путь за добычей, пользовались правом обладания и наедались досыта. Затем они совместно несли или волокли туши убитых животных, чтобы накормить оставшихся в укрытиях самок, детёнышей, стариков и больных. Конечно, при разделе пищи, особенно в голодные периоды года, разыгрывались конфликты за пищевые ресурсы, которые приходилось подавлять силой. Принцип уравнительного распределения постоянно противоречил праву обладания, поэтому в моменты таких конфликтов вожакам сообществ приходилось особенно часто проявлять свою «судебную» власть.

В обезьяньих сообществах спонтанно устанавливается и закрепляется право доминирования, на базе которого уже в предчеловеческих сообществах формируется биополитическая власть вожаков и высокоранговых группировок. Биоправо реализуется такими группировками посредством запретов: запрет на драки с применением оружия, запрет на создание гаремов и т. д. Нарушителей запретов либо немедленно избивают, не разбирая, кто прав, а кто виноват, либо вообще изгоняют из сообщества, обрекая на верную смерть. В некоторых сообществах вожакам могло принадлежать право помилования.

На основе биоэкономики, биополитики и биоправа уже в животных сообществах развивается своеобразная биомораль. Животным, как и людям, свойственны родственные и дружеские чувства, привязанность, стремление воздать добром за добро, взаимопомощь, своеобразный альтруизм. Частично такой альтруизм объясняется обменом услугами, но в остальном он обусловлен симпатиями одних особей по отношению к другим. Смелость и решительность часто возводит особей на вершины биополитического лидерства.

Многим учёным представляется наивным антропоморфизмом утверждение о том, что высшие животные не лишены зачатков жалости, сострадания, стыда, обиды, ощущения вины и даже чувства справедливости. Однако полное отрицание таких зачатков означает впадение в противопложную крайность, в чувство абсолютного превосходства человека как «венца творения» и его оторванности, изолированности от животного мира. Конечно, этически окрашенные эмоции и мотивы поведения у животных порывисты, нестабильны, непрочны, они часто сменяются проявлениями жестокости, ярости, трусости, так называемого «зоологического индивидуализма» (Ю. Семёнов).

Но такие же проявления нередки и у людей. Причиной нестойкости биоэтики является отсутствие в сообществах животных постоянно действующих мобилизационных структур, которые стимулируют действие мотивационных механизмов психики, направленных на осуществление долговременных социальных целей.

Тем не менее чем более биосоциальным является вид, тем больше у него наблюдается проявлений взаимопомощи, сотрудничества в добывании пищи, выращивании детёнышей, обустройстве, способов торможения внутригрупповой агрессии, но и конфликтов по разным поводам встречается гораздо больше. Особенно это касается приматов. Сам биосоциальный характер обезьян предрасполагает к суетливости, пользованию предметами, являющимися объектами притязаний других обезьян, к внутренней мобилизации на отстаивание своего способа поведения в сообществе. Обезьяны постоянно ссорятся, мирятся, разрешают проблемы взаимоотношений, оказывают влияние на других обезьян.