Дочь солнца. Хатшепсут - Элоиз Мак-Гроу

Он сидел спокойно, собираясь с силами. С нерешительностью было покончено навсегда. Когда Нехси наконец пришёл, выполнив свою долгожданную обязанность, фараон медленно повернулся и взглянул ему в лицо.

   — Царевна Хатшепсут услышала приказ своего господина и подчинилась ему, — доложил чёрный великан. Помолчав, он негромко добавил: — Ваше Величество может не беспокоиться. Царевна есть царевна, к тому же она настоящая дочь своего отца. Я видел, как она восприняла повеление, и утверждаю это.

Тутмос глубоко вздохнул и кивнул. Мгновением позже он ухватился за подлокотники и, отвергнув помощь Нехси, медленно поднялся на ноги. В конце концов он стал прямо, ноги были более или менее тверды, а плечи удалось развернуть ещё раз.

   — Зови, пускай меня оденут к обряду Провозглашения, — приказал он Нехси. Уже близка четвёртая отметка[73].

К четвёртой отметке последнего дня Хеб-Седа неопределённость, подобно могучей руке, охватила город Но-Амона. Великие мистерии совершались в потаённых пределах храма уже четыре дня, и всем было известно, что близится тот заветный час, которому служили все предшествовавшие действа. С полудня народ стал скапливаться под стенами Великого двора, сначала поодиночке и парами, затем группами и, наконец, сотнями, словно их притягивал гигантский магнит. Тесно прижавшись друг к другу, они стояли в ожидании, рассеянно держали хнычущих детей, разговаривали тихими взволнованными голосами, которые смешивались в невнятный гул. Все взгляды были прикованы к стене.

Изнутри раздались удары барабана, сопровождавшиеся пронзительными завываниями труб. По толпе прокатилась волна возбуждения, и все стали внимательно прислушиваться. До них слабо доносилось шарканье подошв и прорезающие гулкое бухание барабанов дрожащие фальцеты певцов. Последняя процессия, извиваясь, пустилась в путь через Праздничный двор к святилищу Гора. Фараон на плечах знатнейших из знатных въедет в дом Священного сына — сначала как царь Нижнего Египта в носилках в виде ящика, а затем как царь Верхнего Египта в носилках, похожих на корзину. В какой-то подобающий момент церемонии бог Гор вручит ему скипетр-вас, по форме напоминающий иероглиф, который обозначает «благосостояние», а двое специальных прислужников, именуемых Вожди Ра, будут в похвальном гимне-антифоне[74] воспевать его славу, повторяя свои причитания, пока их не услышат все четыре стороны света. Затем фараон получит из рук бога лук и стрелы, которые выпустит на восток, запад, юг и север, извещая о своей мощи все концы земли. Эго было, пожалуй, всё, что народ знал из рассказов стариков, помнивших другие Хеб-Седы. А затем, говорили старики, наступит решающий момент, который определит будущее Египта. Фараон приподнимет склонённую голову своего наследника и подвинется, чтобы освободить ему место на троне.

Толпа нервно придвинулась, навострив уши. Шаги за стеной прекратились, голоса певцов замерли. Вскоре из-за стен долетел одинокий отдалённый призыв.

— Тишина... тишина... тишина... тишина...

Последовала пауза. Затем голос начат:

   — Велика твоя сила и твоё могущество, о Гор Золотой, Царь Двух Земель!

Литанию подхватил второй голос:

   — Члены твои — дети-близнецы Атума[75].

   — О, несокрушимый!..

   — Твоё Ка пребудет вечно!

   — Ты еси Ка...

Провозглашение Мощи продолжалось, повторяясь четырежды, останавливаясь, возобновляясь, усиливаясь, прерываясь ритуальной командой: «Тишина... тишина... тишина... тишина...», пока все страхи не были изгнаны из людских мыслей и сердца не запели, радуясь обещанной безопасности.

   — Всё будет хорошо, мой лотос, — шептали женщины своим детям. — Фараон велик, боги улыбнутся Египту. Хеб-Сед! Хвала Хеб-Седу и могучему богу во дворце.

Пыль поднялась клубами над стенами, когда процессия отправилась в своё повторное шествие и стоявшие в ожидании массы потеряли нить происходящего. Они слышали обрывки песнопений, случайные удары барабана, они видели плавно вздымающуюся пыль и больше ничего.

Затем, почти без предупреждения, начался долгожданный полёт стрел. Толпа, стоявшая у восточных стен, вдруг впала в неистовство; люди, вопя от радости и топча друг друга, бросились за священной стрелой. Сразу же раздался шум на западе, затем на севере. Стрела, выпущенная к югу, затерялась где-то на крыше храма, но толпа была слишком, до умопомешательства, взбудоражена праздником, чтобы обратить на это внимание. Хеб-Сед завершился, Египет был спасён, ему предстояло вечное процветание — и фараон был всемогущ. Скоро — буквально в любой момент — они смогут увидеть наследника, и жизнь обретёт полноту.

Ворота пилона распахнулись, в них показалась процессия, направившаяся к реке. Скороходы, лошади, колесницы, стражи — и за всем этим двое носилок бок о бок. В одних восседал фараон, неподвижный, словно высеченный из камня — нерушимое воплощение бога. В соседних носилках, связанных с первыми золотыми лентами и невидимыми узами наследования, ехал новый Гор-в-гнезде, будущий правитель Египта и всего царства — царевич Ненни, второй Тутмос в роду.

Толпа вопила в диком восторге, сто тысяч рук обожающе прикрывали ослеплённые глаза, когда процессия шествовала по Дороге Овна, заполняла царские барки и переправлялась через реку во дворец. Хеб-Сед закончился.

Когда носилки Хатшепсут опустили во внутреннем дворе дворца, она осознала, что вцепилась в подлокотники мёртвой хваткой. С трудом разогнув пальцы, она заставила руки спокойно лежать на коленях. Через мгновение ей пришлось выйти из носилок и неровными шагами пройти через двор в огромную бронзовую дверь. Секунду Хатшепсут постояла посреди широкого коридора, а затем резко повернула к Покоям Красоты и, не обращая внимания на переполох среди обитательниц гарема, потребовала показать ребёнка-царевича.

   — Он... он со своей матерью, Высочайшая, — дрогнувшим голосом произнесла старая Хекет.

   — Тогда проводи меня туда.

За три часа, прошедшие с момента, когда Хатшепсут впервые услышала о ребёнке, она ни разу не подумала о его матери. Переступив порог комнаты Исет, она получила представление о ней и почувствовала беспокойство. В дальнем конце комнаты на постели лежала женщина с осунувшимся красивым лицом, на котором пылали огромные глаза. Царевна остановилась, испуганная почти физическим ощущением их враждебности.

   — Ты Исет? — резко спросила она.

   — Да, Высочайшая.

   — Я хочу видеть твоего ребёнка.

Исет недовольно повела плечом, и Хатшепсут лишь тогда заметила, что ребёнок лежит у неё на руках. Подойдя к ложу, она впервые взглянула в лицо новорождённого сына Ненни, третьего мальчика в её роду, которому предстояло носить имя Тутмос.

Он был маленьким, но крепким, с сильными пухлыми ножками и круглой головой, украшенной носом, на котором уже сейчас можно было заметить присущий Тутмосидам изгиб. Извивавшееся в материнских руках тельце было исполнено здоровья; на локтях были заметные ямочки, на запястьях — глубокие перетяжки. Он требовательно обхватил пальцами набухшую грудь, нашёл сосок и стал жадно сосать. Каждое его движение было явно мужским.

Мужским. Ощущение беспомощности охватило Хатшепсут, когда она смотрела на это маленькое голое тельце. Если бы это была дочь, она канула бы в забвение в дворцовых детских комнатах, вынырнула бы обратно в пятнадцать лет, чтобы выйти замуж за какого-нибудь вельможу или воина. Но он не был дочерью, он был мальчиком. И его появление уже изменило жизненный путь царевны.

«Ребёнок ничего не значит, — уговаривала она себя, укрепляя спокойствие, которого вовсе не ощущала. — Он значит меньше, чем ничего, несмотря на всю его мужественность. У меня тоже будет сын, много сыновей, и в их жилах будет течь кровь Солнца. Мне нечего бояться, нечего бояться...»

— Разве он не красив, мой маленький Тот? — прошептала Исет.

Хатшепсут подняла голову и встретилась взглядом с глазами Исет. Это были глаза врага, и они светились триумфом.

Этой ночью, около полуночи, рабы высыпали из царских покоев и разбежались по закоулкам дворца, поднимая спящих. И по мере того, как они просыпались, всё громче становились рыдания, усиливавшиеся от того, что к ним присоединялся голос за голосом, эхом отдающиеся в коридоре. Огромные бронзовые ворота дворца медленно затворились, их заперли. Придворные и царицы сидели, уткнув головы в колени. Убивались все, вплоть до последнего кухонного мальчишки.

Несколько минут назад старый фараон, сопровождаемый лишь Нехси и Яхмосом-из-Нехеба, отложил навсегда свою тяжёлую корону и отправился на шедшеде в долгое странствие, чтобы править другой, Тёмной Землёй.

Часть II